Слова доходили до герцога медленно, как и то, что день сменился сумерками. За окном уже садилось солнце, синие тени ложились от деревьев на маленький домик. Сколько все это длилось? Юноша сквозь ресницы пытался привести мысли в порядок. Жарко горели от ударов ягодицы. Внутри тела еще плавилось воспоминание о соитии. "Кристиан Легрэ, как я мог тебе такое позволить? — спрашивал внутренний голос. — Почему? Как ты посмел вообще?.." В разлад мыслям Луис плотнее прижался к мужчине и закрыл глаза. Он не хотел анализировать произошедшее сейчас, когда еще падал в бездну.
Легрэ заговорил первым:
— Знаешь, тебе удалось меня удивить, Луис... — произнес он тихо, осторожничая в словах. — Я и не думал, что ты способен на такое... Тебе не просто нравится боль, оказывается, тебе нравится жестокость.
"Нравится жестокость... жестокость... Как он прав! Он ведь прав, Луис, — заулыбался довольно ангел. — Ты искал наказания и в детстве, делая все, чтобы получить капельку внимания таким образом. Ты наносил себе удары и сам... Легрэ обо всем догадался в тот день, когда ты ударил себя по руке ремнем".
Герцог не вздрогнул и приоткрыл глаза, щурясь, пряча за ними блеск.
— Это не значит, что я позволю тебе еще один раз, — сказал, почти не шевеля губами. — Я люблю тебя, Кристиан. Сильно люблю. Но я намерен двигаться дальше. Слышишь? И я сделаю это сам и с помощью своих знаний. Я отправился учиться, потому что получил подтверждение — меня приняли. Я буду работать в Александрийской библиотеке. Я встречусь с самим Ахмуттом. Он еще три месяца назад написал мне письмо.
— Воином уже быть передумал? — рассмеялся Легрэ, приподнял голову Луиса за подбородок и посмотрел в глаза. Кристиан провел пальцами по зацелованным губам любимого и не особенно поверил в его решимость. — Нет ничего зазорного в том, чтобы иногда играть в такие игры, и что я беру тебя, совсем не означает, что ты мне не позволяешь. Сейчас позволил, а тогда, в монастыре, тебе позволил я... Как видишь, такие отношения — всего лишь череда уступок и желаний, любовь моя. Разве ты чувствуешь себя униженным? Оскорбленным или несчастным сейчас? Я не подвергаю сомнению твою целеустремленность и не намерен держать тебя на невидимой цепи, как собачонку. Разве ты вещь или кукла? Если ты доверяешь мне, почему же тогда ты проводишь границы?
— Я так мало тебя знаю, — Луис потерся щекой о грудь Легрэ. — Я не привык доверять, — признался он. — Никому не доверял. Сейчас, — теперь герцог приподнялся, помолчал .подыскивая нужные слова, — я впервые признался в своих пристрастиях. Я и до тебя причинял себе боль. — глаза заблестели. — Но это касалось только меня. Так я направлял себя на нужные мысли, ставил себе запреты или добивался целей вопреки опасности.
Кристиан серьезно и понимающе кивнул.
— У тебя есть мужество. Я вот года три не признавался себе, что мои пристрастия в любви столь... необычны. — Легрэ усмехнулся. — Ты прекрасно справился с этим осознанием, но говоря о доверии так, ты вроде и признаешься мне в искренних чувствах, и в то же время отталкиваешь. Ты не боли боишься по-настоящему, зависеть от кого-то — вот твой настоящий страх. Боюсь, что с ним тебе придется разбираться самому... — Кристиан устало вздохнул. Приятная нега наполнила его мышцы, тянула в сон, но он не хотел ей поддаваться, он хотел быть рядом с Луисом и ловил любой момент их близости, не растрачиваясь на пустяки. — Когда я увидел, как Фернандо подчиняет тебя, я вдруг испугался, что он сможет отнять у меня твою любовь, тебя... Я предпочел бы умереть, но не увидеть этого. Ты не хочешь принадлежать никому, но тебя можно заставить. Я-то неволить не стану, но если нас поймают, если Фернандо когда-нибудь заявит свои права на тебя и получит согласие... — Кристиан тихо засмеялся и прикрыл глаз. — Прости, я просто ревнивый идиот.
— Ты все-таки знаешь, что нас ищут... — Луис обнял мужчину и положил тому голову на плечо. — Вся прелесть в том, что это сейчас неважно, — пальцы пробежались по груди Легрэ, обрисовывая мышцы и изучая. — Потом не существует. И вчера не существует. Свидетельства прошлого еще как-то можно обозначить. Синяками, воспоминаниями, но ведь и они утрачивают значение со временем. Да, Кристиан, я пытаюсь оградиться. Пытаюсь... — полувздох. — Отец боялся меня за это. Он говорил, что я не способен чувствовать вообще. Что во мне обитают демоны... И что красота моя дьявольская, не от Бога! Ты тоже так думаешь. Ты был прав, когда сказал, что я вызываю мысли дурного толка даже у стариков. Я не боюсь зависеть... Я боюсь вызывать эмоции. Я стремлюсь к тому, чтобы оградиться от чужих страстей... Прости...
— Да, интересные мы с тобой разговоры завели, — отстраненно заметил Кристиан, обнимая юношу, невесомо поглаживая кончиками пальцев кожу на плече. — Может быть, когда-нибудь я от тебя услышу, что ты хочешь быть со мной, несмотря ни на что... Ты сказал, что любишь меня — пока этого довольно, а дальше поживем-увидим. — Легрэ взглянул в потолок, на перекинутую через перекладину веревку, и помолчав, тихо спросил: — Есть хочешь?
— И тебе все равно, что меня называли дьяволом? Что слуги шарахались от меня? Что король намеренно выбрал меня лишь потому, что я... — Луис замолчал, тяжело дыша. — Ты очень странный, Кристиан. Но я тебя действительно люблю. И ты прав, я хочу есть, только мы все по полу раскидали, — попытался улыбнуться он, не до конца веря мужчине. Сейчас он еще не понял, что юноша не такой, как все, что он умеет больше, чем другие. — Нам следует уходить по болотам. Фернандо найдет тропу. Я умею делать специальные колодки, чтобы идти по топям...
— Герцог, умеющий делать колодки! И это я-то странный?! — Кристиан засмеялся, страстно подхватил Луиса под плечи и опрокинул на спину. — Мне плевать, кто и что говорил о тебе дома, Луис. Дьявол? Ха! Если пересчитать, сколько красивых, невинных и свободомыслящих людей сгорело на кострах инквизиции, рога и хвост выросли бы в первую очередь у церковников. Любой, кто не с ними у них — Дьявол, одержимый, шлюха, колдун, и бог весть что еще. Я же привык иметь о людях свое мнение... Твоя красота от матери с отцом, Луис, а вот душа... я пока не разобрался с этим, но клянусь, что это ненадолго, — сказал Легрэ и жарко поцеловал юношу в губы.
Тот отвечал страстно, даже изощренно, словно хотел поглотить Легрэ без остатка. Обхватил его шею, упиваясь минутами близости и единения. Ни с кем еще он не был откровенен. Никого не подпускал, лишь дразнил и измывался. Если бы Кристиан мог теперь заглянуть в темноту герцога, то испугался бы его истинной сущности. Всего, что намешалось за годы становления.
— Тебе не понравится правда обо мне, — страстно отозвался герцог, когда мужчина отпустил его.
Кристиан крепче сжал объятия и всмотрелся в голубые глаза с настороженным интересом.
— Могу поспорить, что не услышу ничего из ряда вон выходящего.
— Я знал, что ты испытываешь жажду к таким играм. Я видел монахов, которых ты наказывал, — тонкие брови чуть изогнулись. — Хочешь слышать всю правду? Ты уверен, что это надо?
— Это надо, — вполне серьезно кивнул Легрэ, внутренне готовясь к худшему.
— Я заставил отца отправить меня ко двору. Мой отец — он давно мне подвластен. Когда мне было двенадцать, он признался мне, что любит меня не как сына... — Луис отвел глаза на потолок. Надо, чтобы Легрэ поверил, отказался от него, увести от правды. — И я заставил его верить, что когда-нибудь соглашусь... Понимаешь? Мне нравится уничтожать людей... их души. Ты зря связался со мной, Кристиан.
Легрэ моргнул, а потом с его губ сорвался вздох облегчения, и он рассмеялся, утыкаясь лбом в плечо герцога.
— Я уж думал, что и впрямь что-то страшное сейчас мне расскажешь. — Кристиан через силу отсмеялся и посмотрел в глаза Луиса. — Я не вчера родился, и не думай, что я не допускал мыслей о том, что ты используешь меня. И раз у нас зашел такой откровенный разговор, я тоже тебе кое-в-чем признаюсь. Я позволил тебе поймать меня, я захотел тебя полюбить. Я пошел за тобою по собственной воле, не по твоей. Я сам поступал с людьми так же, как и ты, тысячи раз. В этом нет ничего непривычного, но... что заставило тебя сказать мне все это сейчас?
— В этом моя проблема — зачем ты пошел за мной... — Луис заулыбался более открыто, но в душе заплакал, потому что не желал подвергать любимого опасности. Отпустил лишь неведомый страх, что сейчас — именно теперь Легрэ оттолкнет его с ненавистью. -Я сказал, потому что был уверен, что ты не захочешь больше со мной находиться.
— В мире нет ничего черного и нет ничего белого, — пожал плечами Кристиан, — и собственно, — он мягко поцеловал подбородок Луиса, — почему это я, — щеку, — должен расхотеть быть, — уголок губ, — с тобой, м? Только потому, что ты не милый ангелок с невинными глазками и минимумом бесхитростных желаний? Да у нас полный монастырь этого добра. Чего ты боишься, Луис?
— Только себя, — юноша зажмурился от удовольствия. — Но и тебя... — ответный поцелуй обнажал в Луисе скрытого доселе маленького хищника. Такого ласкового и такого опасного. — Ты можешь помешать планам, — шепнул он на ушко. — Я к тебе неравнодушен, и меня это угнетает. Я надеялся отправить тебя к другу, а ты пошел за мной к королю. Кристиан, ты все карты мне спутал...
— О, убей меня, если я буду слишком тебе мешать, — отшутился Легрэ, прерывисто целуя юношу в губы, но потом тихо и не шутя добавил: — Ты можешь рассказать мне все, можешь и не рассказывать — это твое дело, но я никогда тебя не оставлю. Я просто не хочу этого делать.
— Глупый! — Луис взобрался на мужчину, отвел руку назад и обхватил его член, чтобы начать ласкать. Пальцы двигались по стволу бережно и одновременно возбуждающе, на лице блуждала дикая улыбка. — Я люблю, но в верности тебе клясться не собирался. И сказать всю правду... Тебе Себастьян ничего не рассказал?
— О чем ты это? — Легрэ никак не мог решить: сохранять ему серьезный вид дальше или похабно усмехнуться, наблюдая за Луисом с долей истинного удовольствия. — Себастьян мне сказал только, что ты богатый и тебя надо... прибрать к рукам.
— Я с ним договорился. — юноша склонился вперед и поцеловал Кристиана в губы, продолжая того возбуждать. — Земли Валассии отошли к Атальи. А Аталья принадлежит мне... Себастьян — игрок. Он специально устроил всю эту игру с завещанием, чтобы отвлечь внимание — и ваше, и Фернандо. — Луис опустил глаза.
— Я всегда был слепо предан ему, — хрипло прошептал Легрэ в губы Луиса, — зачем было скрывать от меня это? — Руки Кристиана властно прошлись по бедрам юноши, скользнули на ягодицы.
— В этом твоя проблема, — юноша целовал бывшего стражника с отчаянной возрастающей страстью, а потом направил член в себя. — Еще один раз, прошу. Хочу...
Легрэ всегда знал, что его доверие Себастьяну когда-нибудь скажется ему, не думал, что так скоро. Впрочем, свои проблемы он и раньше знал, а вот отказывать Луису не хотел и не собирался.
Сильная ладонь Кристиана легла на член юноши и стала поглаживать, дразнить. Легрэ нетерпеливо вскинул бедра, пронзая собой жаркое нутро юноши и начиная новую игру.
— Ты входишь во вкус, сладкий мой, — Кристиан закусил губу, шумно вздохнул.
— Да, — герцог откинулся назад, приподнимаясь и насаживаясь до основания, он закрыл глаза, ловя каждое движение, каждый вздох... Он хотел лететь навстречу бурному урагану. — Кристиан, ты мой... Мой... мой... — сорвавшись на крик, Луис вновь упал в бездну.
Легрэ откровенно любовался юношей — его чувственностью, безумием, открытостью и сам стремился следом, сливаясь с ним в танце любви, в едином ритме и в желании быть ближе. Это захлестывало Кристиана с головой и он ни капли не жалел, что бросил свой монастырь. Оно стоило того, чтобы увидеть вот такого Луиса Сильвурсонни, познать его сладость, ощутить себя в нем — и толкнуться еще глубже, до предела, обращая все в дикую животную страсть. Ритмично подкидывая бедра, Легрэ одновременно удерживал Луиса за талию, насаживал на себя и улыбался ему сквозь тяжелые вздохи.
— Развратный мальчишка, — сказал он, приподнялся немного, а потом снова откинулся на постель. Черные волосы разметались по шерстяному теплому одеялу, синие глаза смотрели влюбленно и хитро.
"О да! Такой! Каким еще не видел... Смесь света и тьмы... Мой Кристиан, мой пленник! — оседлав воина, юноша возносился и падал вниз. В нем бурлила дикая страсть и давно сдерживаемый гнев на мир, который сейчас превращался в желание. Ладони скользили по груди мужчины, спускались на живот, поднимались, оглаживая, откровенно дразня. В голубых глазах полыхало пламя. — Будешь ли ты моим и дальше, неважно, потому что сейчас ты мой... Ты это знаешь, чувствуешь... Но я... ах, — стоны, белые волосы ползущие мокрыми дорожками по плечам. — Я не оставлю начатую игру. И тебя не подвергну опасности... Неееет!"
Кристиан поднялся, чуть придержав Луиса за талию, бегло поцеловал его в губы.
— Обними меня покрепче, — выдохнул он, обхватывая юношу одной рукой, прижимая к себе, а вторую протиснув между их телами так, что головка члена уперлась ему в ладонь. — И за секунду до того, как кончишь, поцелуй меня.
Юноша обвил руками шею, ноги его скользнули вперед, чтобы скреститься за спиной Легрэ. Луис стал целовать плечи мужчины, слизывать с них пот.
— Хорошо, поцелую, — шепнул, продолжая ласкаться.
Кристиан провел ладонями по ягодицам юноши и откинул голову назад, подставляясь власти мягких губ, а потом его ладонь плавными круговыми движениями заскользила по головке, пальцы прошлись по бархатной коже. Легрэ словно нарочно делал все медленно, не позволял Луису сорваться в быстрый темп, словно решил замучить его подобным образом, хотя самому Кристиану давалось это тяжело.
— Мне нравится твоя сговорчивость... Жаль, я раньше не знал, какой ты страстный — украл бы тебя, увез на край света... и залюбил бы до смерти.
— Ты... знал... — прижатый рукой Легрэ, Луис приподнимался и вновь садился на член, продолжая целоваться, — ты... смотрел... на меня... хотел... меня... — вздохи и новые поцелуи, граничащие с легкими укусами. — Я попросил оставить нас двоих Себастьяна. Еще, Кристиан, пожалуйста, еще...
— Я надеялся... Я не знал, но... надеялся. — Легрэ застонал сквозь зубы и не сдержал смешок. За закрытыми веками мир плыл и покачивался в такт движению тела, и никогда раньше Кристиан не испытывал подобного от одних лишь касаний и поцелуев — ему всегда была нужна кровь, страх, боль жертвы — он питался ими, упивался, но с Луисом все было иначе. Опять не так, как обычно. С ним всегда было хорошо. Легрэ чуть ускорил темп, немного раскачивая их тела взад-вперед, движения руки стали требовательными.
Луис прикусил кожу на плече Кристиана. Он еле сдерживался от новых криков и теперь просто тихо стонал, чувствуя, что идет к концу. В какой-то момент ушли все звуки вокруг: шум деревьев за окном, щебетание птиц. Герцог впился в губы мужчины, как и обещал, когда почувствовал, что сильная волна пошла по телу.
В ладонь Кристиана выплеснулось теплое семя и он тут же размазал его по члену юноши, целуя в губы глубоко, словно выпивая до капли и с тихим стоном изливаясь внутрь — Кристиан уже давно ждал этого момента, едва сдерживаясь. Ему нравилось, когда Луис кончал первым — это было как наркотик, как одержимость. Видеть его лицо, слушать его крики и стоны, знать, думать, что его любовь взаимна и видеть подтверждение этим мыслям, и целовать. Легрэ немного отстранился и, продолжая ласкать его скользкую от семени плоть, взглянул в глаза юноши.
