Одного за другим их разворачивало к трупу клячи, уже успевшему окоченеть, и снова стать мягким. А теперь, после броска из машины, изломанное от ударов, как огромный кусок паштета...
— Вибанака?.. — донесся до нас удивленный голосок выползня откуда-то справа.
Вздрогнув, я обернулся туда.
Боги... Этих я даже не видел сначала. Лишь прикрыв глаза, я различил — там, где для глаз был лишь туман — и там тоже были ауры. Маленькие, не такие плотные, как у рохурлуров. Еще одна стайка выползней.
Но сейчас и они забыли о нас.
— Вибанака! — подтвердил писклявый голосок позади. Кто-то из тех, что шли за нами от самого моста.
— Вибана-а-ка-а-а!!!
Наперегонки они ковыляли к огромному изломанному трупу. Огромные силуэты рохурлуров уже грудились там.
— Не вздумайте стрелять по ним, — прошипел я. — Вперед.
Пуля на ложе выскальзывала из-под взмокших пальцев.
Эта стайка крошечных выползней, подкравшихся справа так близко — они теперь семенили к кляче, как гусиный выводок, перекрыв нам прямой путь к изумрудному сиянию. Надо было обходить труп клячи и всех сходившихся к ней тварей.
— О, Торун! — сдавленно простонал Гляныш.
Я вел их почти прямо на копошащуюся кучу демонов. В треск рвущейся плоти и чавканье, утробное рычание и огрызающиеся взрыкивания...
Ничего! На какое-то время ее должно хватить. Даже для такой толпы... Несколько минут у нас есть!
Сейчас это рычанье и чавканье казалось странным затишьем, почти тишиной, которую так легко нарушить...
До ближайшего рохурлула какая-то дюжина шагов...
Но они были увлечены. А я различил в тумане впереди вал. До него отсюда было...
— Ро-о-о!!!
Я крутанулся на рев сзади.
— Ма-а-астер!!!
Позади, где прежде было лишь чавканье и разрывалась мертвая плоть, не переставая ревел рохурлул — заходясь в ярости такой, какой прежде не было, даже когда лучники шпиговали их огненными стрелами.
Его черная туша вздыбилась над кучей демонов, копошившихся на кляче. Раскинув лапы и стиснув кулаки, Трехрукий задрал голову и ревел — но не на нас. В небо.
Потом, все так же ревя, он медленно, с неохотой и отвращением, стал разворачиваться от туши. К нам...
Здесь, вокруг туши, не осталось горящих стрел. Сбредаясь туда, твари затушили их все.
Темнота и туман скрадывали демона — но кажется, жала у Трехрукого больше нет? Оно убралось под складки. Хотя остальные рохурлуры были в самом разгаре...
А с этим что-то происходило.
Что-то...
Я закрыл глаза.
Теперь я созерцал его ауру четко: клубок зеленых потрохов, которые и составляют его настоящее нутро. Зеленая змея жала была свернута сбоку. И еще — вверх уходила пронзительно-голубая струна. Как тыунов зуб, в который вдохнули маны, оживив — только невероятно яркий и длинный для тыунова зуба...
Этот жгут уходил из демона вверх — тянулся выше, выше, все дальше вверх, не кончаясь... Где-то в высоте становилось заметно, что он изогнут. Как огромная арка. Его дальний конец опускался обратно к земле, уходя куда-то...
Я замер, напряженно созерцая.
Чем дальше, тем труднее было различать. Будто все расплывалось. Уже не жгут, а будто столбик голубоватого дымка, едва заметный... Уходит к самой земле?
Прямо в сердцевину того, где за валом разлилось изумрудное зарево...
Жгут вдруг дрогнул. Выскочил вверх из пульсирующих потрохов Трехрукого.
Оказалось, его конец был разделен, словно расплетен на четыре нити тоньше — и эти нити были уже не небесно-голубые, а зеленоватые, почти такие же изумрудные, как аура Трехрукого... И каждая была утолщена, словно... В первый миг я не понял. Я никогда не видел гохлов вытянутых так, что походили уже не на огромных пиявок, а на тонкие длинные початки.
Головы гохлов. А их хвосты — словно вросли в эти нити.
Вдруг все четыре нити скрутились в один пучок, с концом острым, как буравчик — и этот конец ударил вниз. Вошел глубоко в изумрудные потроха другого рохурлура, копошащегося на кляче.
Новый рев ударил по ушам. Знакомый...
Над кучей вздыбилась еще одна туша. Сизого выгнуло, будто по спине окатили горящим маслом.
Его жало вдернулось в живот, складки шкуры на груди рывком схлопнулись. Воя от ненависти, Сизый мотал мордой и месил лапами воздух над собой.
Казалось, будто этот небесный жгут тащит его, как поводок, в сторону — стаскивая с клячи. Как прежде жало тащило к ней...
Сизого развернуло к нам — и рев ударил с новой силой:
— Ты-ы-ы-ы!!!
Красные глаза уставились на меня. Оскалившись, Сизый вытянул лапы со скрюченными пальцами.
Трехрукий уже шел на нас.
Его остановила пара стрел — всего на несколько ударов сердца. Выдрав из себя зажигалки, Трехрукий снова пер на нас.
— Назад! — бросил виконт. — Твоя кляча не держит их!
Сова и Гляныш, по боком от меня, проворно шагнули назад...
— Нет! — крикнул я. — Стоять!
За спиной Сизого я созерцал жгут. Его конец был уже вне ауры демона, снова разделившийся на четыре нити. Теперь четыре гохла сплелись попарно. В два буравчика потоньше. И этой вилкой ударило в гущу аур на кляче.
Из кучи как выбросило двух рохурлуров. Задрав ожившие морды в небо, они ревели, меся лапами воздух.
— К мосту! Назад! — орал Гляныш. — Они слезают с нее!
— Это не они... — прошипел я.
Я ни разу не видел ничего подобного.
И не слышал о таком.
Это зарево... И этот жгут... Эти гохлы, на концах чего-то похожего на тыунов зуб — если бы тыуновы зубы могли быть такими длинными и мощными... Какая-то тварь управляла другими? Никогда такого...
Но что бы это ни было, оно... Оно нас опасалось?..
Я выбросил руку вперед — на черную тень вала, за который уходил жгут:
— Туда!
Оно сдергивает демонов с клячи — чтобы ими остановить нас!
— Не к мосту! Туда! Живее!
Только шел туда я один...
Ни виконт, ни Джок... Ни Эйк...
— Туда!!!
117
Все-таки они пошли за мной. Может быть, потому, что путь назад был уже отрезан. Там ревели рохурлуры.
— Эйк, арбалет наготове!
Я вел их к валу.
К изумрудному зареву за ним. Голубой жгут, аркой уходящий в небо, указывал путь.
Между нами и заревом не было демонов — путь открыт! Оно там, за валом. Что бы там ни было — но оно опоздало, пытаясь остановить нас...
Я встал.
О, Вихрис Трехглазый...
Как я сразу не заметил?!
Слева от меня, не прямо к вершине вала, а наискось по его слону...
В воздухе повисли, над самой землей, капли и завихрения ослепительно-голубого сияния.
Как если бы кто-то пронес над самой землей свечу — дымок от которой был не дымком, а маной, и застывал в воздухе. Куски и капли голубоватого студня, светящегося изнутри...
Дорожка... След...
И, клянусь Наамой и Ношрой, я знаю, от чего этот след!
Амулет.
Кто-то пронес здесь амулет шаманов — в свинцовом футляре, но поврежденном. Потому что даже свинец не выдержал такого напора силы. Амулет настолько мощный и так полон маной, что она просто сочится из него. Из амулета — в футляр, через дыру в футляре — наружу...
Так вот откуда это изумрудное зарево за рвом! Какой-то могущественный демон... Теперь я знаю, зачем он явился сюда.
Каким-то образом он уже побывал в замке. Вытащил амулет орков — прямо у меня из-под носа!
Что-то настолько ценное, что орки спрятали его в замке, когда отступали. Не рискнули уносить — могли потерять в суматохе прорыва из осажденного замка.
Теперь это изо всех сил ищут белые братья.
И не только они. Своей силой это соблазнило не только шаманов и магов, но даже демонов...
Таких демонов, о которых тут отродясь не слышали — ни наши маги, ни сами шаманы...
У меня дрожало в груди. Торун всемогущий! Что же это может быть?!
Даже не представляю...
Одно знаю: какой оно должно быть силы! Если даже случайно просочившейся из футляра маны, которя осталась здесь висеть над землей, хватило бы — о, могу поклясться, что еще и осталось бы! — зарядить несколько дюжин кристаллов... А может, сотен...
Я видел этот след, хотя уже перестал созерцать все остальное.
Мана вышла из меня. Но даже сейчас я прекрасно созерцал путь, по которому пронесли амулет. А ведь это всего лишь след... Каков же должен быть сам этот амулет, если его вытащить из свинца... Он будет светить, как солнце! Маги в Оростоле будут его созерцать! Хоть ночью, хоть в полдень!
Светящийся ручеек вел меня наискось по валу наверх, за гребень.
Здесь капли и завитки маны еще даже не застыли — кружились! Амулет пронесли только что! Буквально перед нами! Мы его догоняли!
— Быстрее! — выдохнул я.
Губы у меня пересохли.
Мне хотелось бросить арбалет и отцепить с пояса футляр, который только мешал. О, боги... Даже без маны, даже не закрывая глаз — я созерцал эту дорожку из застывших сверкающих капель отчетливее, чем все, что видели мои глаза!
Эйк был уже впереди меня.
Горящая зажигалка в его руке освещала лицо — без следа страха, страху здесь просто не осталось места, его глаза горели.
Меня обошел и Гляныш. Он был уже без лука. Бросил его, чтобы не мешал. И сам то и дело припадал к земле, будто пытался зачерпнуть капли маны...
Я врезал Глянышу сзади по ногам, сбив на землю, и прыгнул вслед за Эйком:
— Стой!
Я не смог его достать. Зацепил лишь край его плаща. Но уж в этот-то край вцепился намертво. Рывок опрокинул мальчишку назад.
— Нет! — Эйк вывернулся подо мной на спину. Глаза у него были бешеные. — Нет! Мы должны ей помочь! Спасти ее!
Его пальцы были перед моим лицом. Скрюченные, будто он что-то сжимал в руке.
— Кружева, мастер! Какие тонкие... С ее платья оборвалось! Это благородная! Она чиста и божественно красива, как...
Он вдруг снова вывернулся подо мной, оказался на четвереньках, выбираясь из-под меня.
Я ухватил его сзади, локтем под шею.
— Стой, я сказал!
— Пустите, мастер! — просипел он, задыхаясь, но еще яростнее пихаясь подо мной.
Мне тоже очень хотелось все бросить — и Эйка, и арбалет, раскровивший мне шею, когда я прыгнул на мальчишку, и вообще все на свете — впереди меня ждал амулет! Только что пронесли здесь! Почти увели у меня из-под носа!
Я закусил губу.
Прокусил до крови, до вспышки боли — на миг прочистившей голову от дикого желания ползти по следу. Капли маны над землей вдруг почти пропали — но все же они были тут. Каким-то образом я знал, что они тут...
Кусая губы, я замотал головой.
Эйк подо мной задыхался, но рвался, все сипя что-то о благородной деве... Я рывком перевернул его на спину и дал по щекам. От всей души. Пока он не перестал рваться и не замер.
Он вдруг моргнул, словно проснувшись. В его глазах мелькнул испуг.
— Хватит! Мастер, хватит! Я уже... — Его глаза опять затуманились. — Только она же...
Я взял его пальцами под ухом — и ущипнул. Без жалости, и еще с подвывертом. Эйк завизжал, выгнувшись подо мной дугой.
— Ма-астер!!!
— Пусти... — рычал рядом Гляныш, задыхаясь. Джок навалился на него, как я на Эйка. — Это мое золото! Я заметил, и оно мое... Пус...
— Это не золото, идиот! — рявкнул я. — Это твоя жадность! Там...
Я бросил взгляд на вал — туда, где убегал жгут, понукавший демонами. Но больше я его не созерцал.
И изумрудного зарева на западе тоже больше не было. Мана вышла из меня.
И еще кое-чего не хватало.
— Джок, где виконт?!
Ни рядом, ни дальше на валу виконта не было.
Я обернулся.
Виконт был в дюжине шагов позади. Глаза — как у ходящих во сне. Но виконт никуда не шел. Просто глядел куда-то сквозь нас, сквозь вал, далеко вперед... побледнев, он кусал губы — и стоял как вкопанный. Руки стиснули опущенный лук с горящей стрелой на тетиве.
Статуя для факелов в саду, а не виконт. Что же ему-то почудилось...
— Ваше счастье позади вас, виконт, — прошипел я.
Его глаза скосились на меня, еще мутные — а потом в них мелькнул ужас. Виконт крутанулся.
Сизый был в полудюжине шагов.
Но кажется, виконт испытал облегчение. Вскинув лук, он всадил огненную стрелу точно в раскрытую пасть. Джок был уже возле виконта, вторая стрела отправилась в грудь Трехрукого.
Эйк подо мной вдруг вывернулся, скинув меня на землю. Я оказался на спине, арбалет за спиной врезал по затылку... А Эйк вскочил на четвереньки и, толком не встав на ноги, спотыкаясь, но карабкался по склону, куда-то наисколь вдоль вала.
— Я спасу тебя!
— Эйк, стой! Это...
Это оплетун.
Он где-то там, куда мы шли — до того, как он развернул нас.
А там, куда он пытался нас направить — там ловушка.
Перевернувшись на четвереньки, я прыгнул вперед, как мог — схватить Эйка хоть за ногу. Но не смог. Его каблук мазнул мне по пальцам. Эйк, припадая к земле и снова поднимаясь, уходил влево по склону вала.
Он успел сделать полдюжины шагов, когда снизу в него влетел Гляныш — пригнувшийся, ударом на плечо швырнул Эйка на склон. Тут же навалился на него, коленом прижал грудь мальчишки...
Гляныш вдруг сделал странное движение рукой — будто пытался схватить землю, но она от него убегала. Его колено больше не касалось груди Эйка.
Гляныш висел в воздухе.
Его вторая нога тоже оторвалась от земли. Его всего тащило вверх, вверх... и все дальше влево вдоль вала.
Туда, куда так хотел попасть Эйк.
118
— Гляныш! — заорал Джок.
Гляныш закрутил головой, раскрыл рот, будто хотел что-то сказать — его тащило в темноту все быстрее.
— Бример... — наконец просипел он, уже превратившись в тень посреди тумана.
Он замотал руками, лягался, но вокруг был только воздух, не от чего было оттолкнуться.
— Бри...
Его голос исказился от боли, и Гляныш заорал — всего миг. Вопль оборвало. Темный силуэт стал будто больше... его уже нельзя было толком различить.
Я дотянулся до горящей стрелы на земле и швырнул следом.
Свет выхватил то, что я все еще принимал за Гляныша: в воздухе висели его длинные волосы, его одежда... Само тело было уже где-то шагах в пяти дальше — распятый в воздухе силуэт.
Огненный конец стрелы будто налетел на что-то твердое.
В один миг вокруг одежды Гляныша проявился белесый студень, как будто замутнело яйцо, разбитое на раскаленный камень — и тут же зажигалку рвануло вверх, сразу локтей на сорок.
Джок выпустил огненную стрелу, тут же выстрелил и виконт. Обе стрелы ткнулись в темноту, застряв в ней — и взметнулись далеко вверх, к первой зажигалке, брошенной мной. Три светящихся пятнышка далеко в тумане...
Закрыв глаза, я стиснул кристалл.
Проваливаясь в бурую муть, и...
Наама милостивая...
Призрачно-зеленые лепестки ыбрук были огромны, как корабль. Лишь с одного краю чуть скукожились, обожженные.
Совсем чуть-чуть прижгло... Теперь все три огненные стрелы был далеко вверху — на трех вытянутых щупальцах, вдали от сердцевины.
Еще не меньше двух дюжин щупалец колыхались вокруг лепестков, щупая воздух. Медленно, но неумолимо стекаясь в нашу сторону...
