Благородный Фантазм Семирамиды являлся магическим чудом, а не технологическим, а потому не имел отдельных двигателей или подобного разделения на те или иные отсеки и функции содержимого — это означало, что, с одной стороны, противник не мог уронить парящую крепость Семирамиды. С другой стороны это же значило, что в случае, если противник нанесет значимый урон Висячим Садам — те упадут автоматически вниз, без необходимости атаковать ту или иную деталь Благородного Фантазма.

Парящий дворец Семирамиды пережил атаку Экскалибура. В каком-то смысле это можно было назвать достижением, которым Семирамида могла гордиться. На свете существовало не так много защит, способных выдержать удар Экскалибура — или подделки, бесконечно близкой к оригиналу Экскалибура — и по итогу расплатиться за это лишь запасами сил, не позволив обгореть ни одному волоску на головах защищаемых этими щитами подопечных, включая саму Семирамиду. Однако эта возможная искра гордости, промелькнувшая в разуме Семирамиды, не была способна затормозить падения Висячих Садов.

Монструозная громада парящего дворца накренилась в сторону, прежде чем медленно начать опускаться вниз — медленно, впрочем, лишь сравнительно ее полного размера. На самом деле дворец Семирамиды падал с ожидаемой для него скоростью — и сама Семирамида, ощутившая, как начинает в невесомости парить ее тело, словно бы от отправившегося быстро вниз лифта — поняла, что она падает. Представший перед ней выбор же не пестрил своей вариативностью.

Семирамида могла попытаться удержать падающий дворец. Вероятность удачного исхода в этом деле была не нулевой — но вместе с тем и вовсе не стопроцентной. Что было стопроцентным при этом, однако, так факт того, что Семирамиды полностью истощила бы свои силы — и если бы ее план не удался — она погибла бы, не сумев бы даже спастись со своего падающего дворца. Если же противник обладал возможностью повторно использовать подобие Благородного Фантазма Ричарда — то эта идея изначально была лишена смысла, даже если бы Семирамида добилась успеха.

Однако падение дворца Семирамиды с его высоты не было слишком резким — Экскалибур Ричарда пробился через щиты Висячих Садов, но Семирамида все еще сохраняла контроль над теми в последние минуты прерванного полета. И потому перед ней возник вопрос — проблема.

Семирамида была не из тех, кто легко принимает поражение. Если точнее, то правильнее было сказать, что она не принимала поражение вовсе — она скорее отгрызла бы себе язык, чем позволила бы тому извернуться и произнести это признание. И вместе с тем — она все же была не глупа.

Она понимала, что в результате произошедшего — ее неуязвимая крепость оказалась сбита, сброшена с неба, и прямо сейчас Семирамида двигалась к земле. Возможность взломать защиту Камелота в данном случае для Семирамиды была потеряна. Она осознавала это не хуже многих — однако, никогда не готовая признать свое поражение, не была готова просто смириться с этим. А потому, повернувшись к двум Слугам, стоящим рядом с ней, раздраженно вздохнула, чувствуя, как начинает набирать скорость падения ее дворец.

-Араш,— Семирамида отдала команду, позволив на мгновение своему раздражению на лице уступить место сожалению. При всем ее раздражении и непомерном эго — по крайней мере в ней сохранялась крупица человеческого сочувствия к ее союзникам,— Используй свой Благородный Фантазм.

Прямо сейчас для этого был лучший момент — до того, как Ричард доберется до Араша — а тот наверняка планировал сделать это прямо сейчас, помешав Арашу использовать свою полную силу — в момент, когда Араш мог еще видеть с высоты как Камелот, так и расположенных в том противников — и пробить брешь в защиту того.

Однако брешь в щитах Камелота была лишь началом — ожидаемым и необходимым, но не идеальным.

Для того, чтобы окончательно обрушить щиты Камелота требовалось нечто большее. Если бы Висячие Сады Семирамиды все еще парили — то, позволив себе расслабленно заняться стрельбой, подобной тиру, Семирамида могла бы не беспокоиться об этом. Но если это было невозможно — то, по крайней мере, Семирамида планировала использовать боевую мощь своего дворца на полную силу.

-Санзанг,— Семирамида перенесла взгляд на монашку, ощутившую, как начинает падать земля под ее ногами, но еще не успевшую сообразить толком, что это означало в картине ее мира и сражения,— Ты ведь хотела помочь, не так ли?

Услышав эти слова Санзанг кивнула, чуть обрадованно, как ребенок, только и ожидавший возможности "помочь" взрослым, заставив Семирамиду выдохнуть через нос и развернуться, чувствуя, как стремительным ручейком утекает время, прежде чем медленно кивнуть,— Тогда ты тоже используй свой Благородный Фантазм. Настало время проверить, сколько лошадиных сил держит в себе одна монашка.

* * *

Араш воспринял новости об использовании своего Благородного Фантазма, о своей предстоящей гибели абсолютно спокойно. В конце концов когда твоя основная — и совершенно не малая — сила кроется способности, что однозначно приведет к твоей гибели после ее использования — начинаешь спокойно относится к своей гибели. Если не желать ту — кто в здравом уме вовсе желал подобного — то по крайней мере осознавать с рациональной точки зрения о возможности подобного исхода.

Поэтому, когда Араш услышал приказ Семирамиды — он не удивился и не убоялся приказа. Нужно — значит нужно.

В конце концов его легенда говорила о том, как он пожертвовал своей жизнью и телом ради достижения цели — прекращения войны. Он сделал это по собственной воле — он не был принужден к тому, чтобы выстрелить так сильно, что его тело не выдержало и разорвалось на части. Поэтому кроме легкой печали от того, что вот и подошел его черед пожертвовать собой — Араш больше никак не отреагировал на слова Семирамиды, прицеливаясь в последний раз к своему противнику, скрытому золотым сиянием Камелота. Фигура Тристана, все еще скрывающего свои зрачки за опущенными веками, возникла перед ним и, положив стрелу на тетиву лука, Араш натянул ту до упора, чувствуя, как от монструозного размаха начинают дрожать его сухожилия и трещать древесина лука. Ну да в любом случае это был его последний и самый грандиозный выстрел — какой смысл был в том, чтобы бережно относится к своему телу и оружию?

Араш приметился к своему противнику в последний раз, после чего почувствовал, как наливаются кровью и силой его мышцы и тело. Нечеловеческая мощь ударила в его тело, даруя ему ощущение полного всесилия на краткие моменты. Ощущение, что одновременно с тем отозвалось болью в каждой клетки слабого тела Араша, что не был готов к тому, чтобы выдержать эту мощь — боль от того, как каждое волокно, каждая мышца в теле Араша содрогнулась под ударом — и на его лице проступила ухмылка,— Стелла!

После чего тело Араша содрогнулось со скоростью, не уступающей даже Ричарду, прежде чем вспыхнуть яркой солнечной вспышкой, на краткое мгновение перебив сияние даже ложного Экскалибура. Стрела, рассекая воздух так быстро, что не было даже звука ее движения или удара, не успели подняться потоки воздуха или рассеяться золотое сияние, как все было кончено. Подобно метеориту небольшая стрела врезалась в стены Камелота, так что даже Тристан, выдающийся среди сотен других своим мастерством лучника, не смог даже заметить мгновения удара. Вместо этого врезавшаяся стрела вспыхнула вновь — без единого звука, поскольку звук не поспевал за ее золотым сиянием. И взрыв сотряс Камелот.

Взрывная волна и огонь ударил так быстро, что на мгновение могло показаться, будто бы это все было пантомимой, поскольку не было ни грохота, ни единого звука от волны, мгновенно бросившей Тристана прочь, как разбитую куклу, или от пламени, поглотившего Камелот. Но это вовсе не было иллюзией — просто сама скорость атаки и сила удара была такова, что звук просто не поспел за этой атакой.

Удар кометы просто смел Тристана с места и даже золотое сияние Камелота, до того столь спокойное, загорелось словно бы Камелот впервые за все время почувствовал боль от удара. Монструозный грохот, способный сам по себе заставить уши услышавшего это человека кровоточить, разнесся вокруг — словно бы вверх ударил вулкан, пробившийся сквозь облака и выше атмосферы — и, в следующее мгновение, не было больше ничего. Золотая вспышка кометы, что пришла из ниоткуда и столь быстро, столь же быстро исчезла в никуда. Только огромная проплешина в золотом сиянии Камелота, словно зияющая рана, осталась напоминанием о том — и грохот, продолжающийся дальше, секунда за секундой, даже тогда, когда ударившая комета давно исчезла вовсе.

Тело Араша растворилось еще до того, как выпущенная им стрела достигла своей цели, не выдержав напора силы, использованной самим Арашем — впрочем, изначально Араш не должен был пережить использование своего Благородного Фантазма. Напоминанием об атаке того осталось только продолжающий реверберировать вокруг шум удара — и зияющая рана Камелота. Рана, что мгновенно начала стягиваться вновь.

При всей мощи Араша — а мощи ему и его Благородном Фантазму действительно было не занимать — он смог обеспечить лишь "брешь" в защите Камелота. Более чем достаточно даже для величайших, но даже так созданная им брешь могла просуществовать лишь, в лучшем случае, несколько минут.

Однако Семирамида не планировала так просто упускать свой шанс.

Поэтому спустя мгновение задорный голос Санзанг произнес имя ее Благородного Фантазма,— Пять элементов горной ладони Будды!

Спустя еще мгновение с неба ударила следующая комета. Однако, если первая ударившая в Камелот комета представляла из себя стрелу — то эта, к удивлению возможного стороннего наблюдателя, представляла из себя огромную ладонь, врезавшуюся в Камелот, словно бы гигант в небесах, пожелавший раздавить назойливого комара.

В конце концов, как было сказано в "Путешествии на Запад" однажды Сан Вуконг, добравшийся до "края мира" взглянул с того вниз и понял, что стоял он на ладони самого Будды, ибо весь был в ладони Будды. И Санзанг, "монах идущий на Запад", хранила в себе частицу Будды — его дух и мощь. Ничтожно малую часть — но достаточную для того, чтобы по крайней мере попытаться явить миру это истинное чудо. Впрочем, Санзанг не представляла описание "всего мира в ладони Будды" как некоего мистического философского концепта, и использовала тот именно для явления гигантской ладони Будды, пригодной для того, чтобы раздавить своего противника. Было это так из-за того, что Санзанг воплощала в себе лишь малую часть мощи Будды — или в том, что концепция того, что не всегда гигантская ладонь означала гигантскую ладонь в прямом смысле этого слова — было сказать достаточно сложно.

Но это было не столь важно до тех пор, пока ее Благородный Фантазм выполнял свою роль в полном объеме — а именно, уничтожал врагов.

Врезавшаяся в брешь гигантская ладонь заставила попытавшуюся было стянуться вновь золотистую дымку Камелота замереть на мгновение, отброшенную прочь, дробя попавший под ее удар камень, раскидывая прочь попавшихся под руку — во всех смыслах — рыцарей врага, и пробивая новый путь возможному противнику. Но даже этого было слишком мало.

Богиня Камелота не зря носила свой титул — и сам Камелот был "замком, не созданным людскими руками", что чудесным образом возник в одну ночь — Благородный Фантазмы Слуг, использованный против него были могущественными, но даже у могущественного и легендарного был предел. Да, первая атака, атака Араша, пробила брешь в защите Камелота, а атака Санзанг расширила ту — однако даже этого, даже двух этих могущественных Благородных Фантазмов было недостаточно для того, чтобы разобраться с защитой Камелота.

Семирамида могла бы пробить эту защиту, однако ее Висячие Сады оказались сбиты с неба до того, как она смогла бы явить полную мощь своего Благородного Фантазма. Однако, даже если Висячие Сады оказались сбиты с неба...

В конце концов, сила удара была равна массе умноженной на ускорение падения, не так ли?

* * *

Сперва Аинз услышал грохот и почувствовал один удар, всколыхнувший землю под его ногами, затем второй и затем еще несколько, явно не собирающихся успокаиваться тк просто — небольшое землетрясение заставило все окружение Слуг задрожать, а громкие звуки заставили Аинза непроизвольно нахмурить брови, не желая подвергаться подобной какофонии. И все же, единовременно с неприятным звуком Аинз смог пронаблюдать весьма впечатляющую картину, уравновешивающую его состояние.

Монструозная громада Висячих Садов Семирамиды, отчаянно скрежеща, врезалась в Камелот — и ударная волна от столкновения двух дворцов разнеслась вокруг, окончательно обнажая сам Камелот. Впрочем, говорить о "мягком нутре" было еще безусловно рано — помимо защиты Камелот все еще обладал прочными стенами — преодолеть которые не составляло проблемы для Аинза, но составляло значительную проблему для всех остальных Слуг. Помимо этого Камелот все еще был окружен рыцарями Богини. И, в конце концов, сама Богиня все еще находилась внутри Камелота — а это в свою очередь значило, что, хотя действиям Семирамиды и можно было лишь поаплодировать — на них все еще не заканчивалось.

Поэтому Аинз, бросив взгляд на других Слуг, увязших в боях с противником, после чего на Медб, в какой-то момент все же отвлекшуюся от своего щебета... Скорее всего ненадолго — а значит Аинзу стоило воспользоваться этой возможностью прямо сейчас — и атаковать в сердце врага. Тем более, что ему действительно не хотелось просто отдавать сражение на откуп его Слугам — все же он являлся как самой главное боевойсилой с его стороны, так и Мастером своих Слуг — их боссом — а значит должен был как минимум проявить себя, не перекладывая весь груз работы и ответственности на плечи своих Слуг. По крайней мере сейчас, где его вмешательство было ожидаемо — и где сам Аинз не мог промахнуться со своим планом или помощью.

В чем — в чем, а по крайней мере в бою Аинз ориентировался лучше многих.

Поэтому, не решившись просто телепортироваться напрямую к противнику, Аинз использовал магию — Медб ответила на это своими способностями — и двое сильнейших бойцов со стороны нападающих поднялись в воздух, мгновенно направившись к тронному залу Камелота — по крайней мере к тому месту, что остальные люди назвали тронным залом, преодолевая сражения под ними и проскользнув мимо Тристана, что только-только смог отойти от атаки Араша, умудрившейся лишиь его половины тела даже тогда, когда он был защищен покровительством Камелота от всех атак.

Однако Аинз, не заинтересованный в Тристане, вместе с Медб проскочил над головой того, быстро перебравшись над расстилающимся под ним и впервые увиденным ковром зданий и улиц — стерильно белых, словно бы созданных бездушным мастером, не понимающим ничего о человеческих чувствах или предпочтениях — просто пустые иссушенные остовы, имитирующие человеческие поселения, о которых когда-то слышал архитектор.

Впрочем, Аинз прибыл в Камелот не с целью размышления об архитектурной природе того — так что, игнорируя остальных противников быстро тот добрался до балкона бездушной серо-белой башни, осмотревшись вокруг на предмет потенциальных противников. Окромя приземлившейся рядом с ним спустя мгновение Медб, впрочем, рядом с Аинзом не оказалось никого — так что тот, вздохнув, сделал шаг внутрь.