Петра сочла момент подходящим, чтобы поделиться со своими главными охранниками секретными сведениями. Дело в том, что в следующем замке Гостер, на полпути между Астеном и Нивзеном, в которых были Обители Смерти, как раз напротив Простена, где Обидели не было, уже какое-то время собиралась экспериментальная дружина, набираемая Советом, которую обучали Воины Смерти для будущего похода войной на нартов.
В последний же день в Арбене Отступница нашла тайного наблюдателя Ордена и передала тому срочное письмо для Скимитара в Астене, обрисовывающее обстановку и просящее подмоги против отряда Южного князя, вероятно, посланного ей наперехват. Только она не знала, стоит ли им рассчитывать на скорую помощь из Гостера, или сначала письмо совершит более долгое путешествие в Новин, чтобы получить прямые распоряжения от Меча.
Посовещавшись, все трое воинов решили, что следует найти укромное место в холмах поблизости и затаиться на какое-то время. В конце концов, пятьдесят человек против двадцати — не очень хороший расклад. Алина предложила отправиться по направлению угрозы, чтобы проредить их в одиночку, как учили Ходячую Смерть. Клед же ратовал за то, чтобы послать кого-нибудь напрямик в Гостер и дождаться подмоги.
Чем Петра с ними не поделилась, так это опасениями по поводу того, что уж кто-кто, а Южный князь всю дорогу не забывал, где находился Малфирдом, и за те года, которые Совет потратил, чтобы все Свободные Княжества забыли об этом баронстве на отшибе, мог уже тайком наладить добычу алмазов в Краю Восьми Озёр. Впрочем, выяснением этого должен был заниматься как раз гарнизон Гостера и Обитель Нивзена...
В конце концов, по предложению Рамона решили, что утро вечера мудренее. Его разведчики как раз нашли подходящий холм со впалой вершиной, где можно было устроить лагерь. От просмотра издалека его защищали соседние холмы повыше, на которых удобно было выставить дозор, а в распадке между ними нашёлся ручей и место для лошадей.
Холм оказался старым курганом, что могли понять только Петра и Клед, впрочем остатки Смертной Тени были слишком слабые, чтобы представлять какую-либо опасность для непосвящённых.
Всё то время, пока разбивали лагерь, Клед бросал на неё горячие взгляды. Неожиданно после недавнего перелома, казалось бы, не в её пользу. Но Отступница не собиралась привередничать. Если он снова захотел её, она будет только рада. Когда отправились ужинать, Петра недвусмысленно облизывала губы и пальцы, когда Наречённый смотрел на неё, и по огню в его глазах поняла, что сегодня их ждёт жаркая ночь. Эх, что бы ни случилось завтра, путешествие того стоило!
Наваждение пока затаилось, но где-то неглубоко. Клед чувствовал, что, натыкаясь взглядом на Алину, вынужден изо всех сил сдерживать воображение. Ему оставалось только радоваться, что темнота, скрывающая сейчас соблазнительную девичью фигуру, помогала ему в этом.
После ужина, чтобы не оставлять рассудок в праздности, он занялся чисткой меча и кинжалов, пока все не разошлись по местам ночёвки, а Алина не отправилась в обход кургана перед началом вахты. Тогда он бесшумно проскользнул в палатку Петры, где горела единственная свеча — она ждала его.
Обнажённая Отступница наполовину зарылась в шкуры своей походной постели и сразу же игриво протянула ему бурдюк с вином. Однако Кледу сейчас было не до игр. Он вдруг осознал, что более чем готов, и даже не заметил, когда это случилось. Быстро скинул одежду, подмял Петру под себя и без долгих предисловий вонзился своей возбуждённой до предела плотью в её жаждущее лоно.
Баронесса тихонько вскрикнула от неожиданности, и Клед зажал ей рот рукой. Она не протестовала — наоборот, лизала его ладонь. Похоже, ей нравились любые ограничения и грубость, потому что она сладострастно извивалась под ним, подстёгивая, и приглушённо мычала в его руку в высшей степени довольства.
Клед стремился к разрядке, как Воин к Смерти, но, как и Невеста в своей брачной игре, она всё время, дразня и сводя с ума своей близостью, оставалась вне пределов досягаемости. Петра уже несколько раз обмякала и вновь начинала извиваться под ним, а он всё месил в остервенении её горячее лоно, изнывая от необходимости исторгнуть из себя напряжение этого безумного дня, но словно какая-то пробка закупорила его и не пускала наружу.
И вот, когда Клед уже дошёл до одурения и боли в натруженной плоти, в его мозгу вновь вспыхнула яркая картинка Алины с разбитой губой. С отчаянным остервенением он вложил всё своё неистовое желание в последние несколько самых глубоких рывков, от которых Петра забилась в его объятиях, как животное, которому перерезали глотку, и взорвался мощнейшим фонтаном жизни, освобождающим от всех мыслей, эмоций, образов, желаний, как Смерть...
Обессилев, Наречённый распластался рядом с Отступницей, которая тут же обвила его всеми своими конечностями и прохрипела что-то восторженное. С неимоверным облегчением, смакуя бездумное, первозданно чистое расслабление, Клед позволил себе провалиться в сон на два часа.
Когда он проснулся, свеча уже догорала. Баронесса спала, бесстыдно раскинув ноги — наверное, её лону было жарко после подобных возлияний... Он быстро оделся, отпил вина из бурдюка и выскользнул на свежий воздух. Отошёл за палатку, чтобы как следует прийти в себя, но тут же наткнулся на Алину, лежащую в высокой траве. Ох как некстати она решила применить свои нартские трюки, чтобы не быть обнаруженной издалека — Клед чуть было не наступил на неё. Ему вовсе не хотелось портить своё облегчение, поэтому он просто кивнул и пошёл на другой склон холма. Алина не стала его останавливать, не произнесла ни слова, и хоть за это хвала Смерти!
Во вчерашнем споре прав оказался Рамон. Поутру его разведчики сообщили, что встретились с передовым отрядом дружины Совета. Через несколько часов их представители прибыли в лагерь баронессы ал да Малфирдом.
Решено было, что отряд под видом учений пойдёт на восток и отвлечёт на себя людей Южного князя. Прямые конфронтации были нежелательны, но дружина Совета пользовалась правом беспрепятственного прохода через все земли Свободных Княжеств и могла потребовать ответа от засевшей в предгорьях группы воинов, которая вряд ли сходу признается в своей принадлежности, поскольку нечего там было делать людям Южного князя, как и Ордену Смерти самому по себе — в силу политических причин.
Равновесие власти в Княжествах достигалось разделением сфер ответственности. Каждый из четырёх Князей отвечал за свои земли, и пока его действия не противоречили общегосударственному порядку, правил по своему разумению. Бароны из окружавших княжества провинций имели полное право воспротивиться вмешательству князя в их дела. А вот земли, оказавшиеся без хозяина, были в прямом ведении Совета, в который входили представители всех влиятельных сословий — в том числе городские магистраты и пэры.
Орден Смерти же с одной стороны никому не подчинялся, с другой — был повсюду, с третьей — отказывался от стяжания владений, проводя свою деятельность на арендованной земле, а с четвёртой обязывался защищать государственные интересы. Таким образом, его могли привлечь любые лорды для восстановления порядка в своих границах или самих границ, но если местный барон был не против присутствия князя, то оснований вмешиваться у Ордена не было. А вот у дружины Совета — очень даже, причём как со стороны наполовину бесхозного Селвидома, так и Края Восьми Озёр.
Подготовка к операции заняла ещё день, пока разведчики дружины выясняли точное место засады, а люди Рамона проверяли путь по Тропе Войны. Но в итоге получилось, как по нотам. Поторапливая коней в ущелье под защитой деревьев, путешественники даже слышали звук битвы на востоке, отражавшийся эхом от западных скал.
Также командир отряда Совета — переодетый, стриженый Кинжал Смерти — сообщил Петре, что других проходов, пригодных для регулярной переброски людей и грузов, в Край Восьми Озёр не найдено. В горах можно было пробраться узкими тропками, если повезёт не сорваться и не заблудиться, но только пешком. А в Южных болотах, где Обитель Нивзена разводила яратиков, водились и дикие, что делало его уже достаточно опасным, даже если бы не топи. Кроме того, местные жители настроены достаточно воинственно к чужакам. Но на этот случай у неё было средство. А значит, скорее всего, опасности позади.
Глава 25
Край Восьми Озёр
Миновав опасное место в узком проходе меж двух горных цепей, группе пришлось подняться на каменистую возвышенность. Они оказались на открытой местности, но звуки битвы вдали уже стихли. Аина не знала, радоваться ей или огорчаться, что не дали проверить себя в деле, как Ходячую Смерть. Наверное, всё же, к лучшему.
Тропа снова вела их на запад. Слева высились неприступные горы, очерчивающие границу Свободных Княжеств, а обрывистые утёсы справа походили на отколотые и отодвинутые неведомой силой предгорья. При спуске с перевала в пролёгшую между ними долину из-за высокого Трезубца как раз вышло солнце и осветило необычный пейзаж: сплошные леса, небольшие луга, волнистые холмы и множество мелких водоёмов. Край Восьми Озёр выглядел совершенно диким, и даже волшебным со своей синеватой зеленью, стелющейся по низинам дымкой и сверкающими бликами повсюду.
Девушка снова поймала на себе заряженный взгляд Кледа и мысленно закатила глаза. Ещё на днях этот парень вёл себя так, что показалось: всё же не обманывали серые глаза-звёздочки, позволяя заглянуть в многогранную душу, способную её понять; не примерещилась теплота и человеческий интерес во взгляде; не только наслаждением и убийствами жил Наречённый, и мог вести себя хотя бы сообразно родовому титулу; мог стать ей другом, или даже кем-то большим... А потом вдруг — опять за старое!
Поначалу, услышав из палатки приглушённое мычание баронессы, Аина рванула туда, решив, что подопечную душат. К счастью, вовремя спохватилась на пороге, уловив хлопки плоти о плоть в характерном ритме. Но старая перечница так стонала, что, несмотря на приглушённость, звуки дошли до ближних наёмников и Рамон подошёл осведомиться, что происходит. Девушка могла лишь гневно раздувать ноздри, не находя слов. Она показала ему нартский жест для совокупления из набора военных знаков: средний палец одной руки трижды погружаемый в кольцо из большого и указательного пальца другой. Десятник её отлично понял и с улыбкой покачал головой. Похоже, его это не слишком беспокоило.
Аина так же жестами показала вопрос: не слишком ли далеко разносятся эти звуки? Рамон отправил кого-то из отдыхавших бойцов к дальнему часовому на холме, и минут через пятнадцать они узнали, что с этой точки зрения беспокоиться не о чем. Десятник ушёл дрыхнуть, а охранница вынуждена была выслушать всю "балладу драных кошек" до конца. Это её так разозлило, что в конечном итоге она была вынуждена войти в состояние "незаметности", чтобы погасить свои ощущения. Иначе, наверное сорвалась бы. Хорошо, что этот кобель ничего не сказал, когда чуть не наступил на неё, выйдя наружу пару часов спустя.
Она даже не пошла потом спать в эту палатку, как могла бы. Эльба вот, проснувшись по нужде, забралась туда, убедившись, что всё закончено. Аине же было противно до тошноты. Она не желала окунаться в остатки витавших там ощущений. Хорошо, что ночи тёплые, а в запасе достаточно одеял.
К тому же, на другой день во взгляде Петры снова появилось это противное выражение превосходства, а у Кледа лицо опять закаменело, словно он кадоровая статуя, а не молодой красивый парень. Вспоминая его открытые глаза, полные чувств, пусть и непонятно каких, Аине хотелось выть — так отчаянно душа её жаждала снова соприкоснуться с тем, что видела там. Близкое и родное, обещавшее дружбу. А теперь там снова каменная стена. За которой плещется звериная ярость. Вот честное слово, похоже, некоторым людям лучше не спать друг с другом, чтобы оставаться людьми!
Его взгляды в спину тоже сбивали её с толку. Будь на месте Наречённого кто-то другой, она не стала бы ломать голову над их причиной, да и посыл был бы более внятный. Тут же заряд был какой-то смешанный, не плотоядный, и к тому же, быстро исчезал — то есть Клед умел гасить свои порывы. Но что ему тогда от неё нужно? Или это была такая хитрая демонстрация, что не отдашься мне — возьму другую? Тьфу! Хотя нет, тогда бы он не просил прощения за касание.
Разумеется, дружба между мужчиной и женщиной возможна только в более близких отношениях. Конечно, она там не обязательна, но так, как с Бреном, Аине нравилось намного больше, чем как с Мадленом. А с этим парнем она чувствовала такую общность, как ни с кем раньше. Конечно, пока это лишь ощущения. И понятно, что при Петре куда-то дальше приличий их отношениям не развиться, но цель путешествия уже видна на горизонте, а она всё не может наладить с ним контакт из-за его дурацкой похоти и дурацкой внезапной "стены" уже после того, как лёд, казалось бы, сломан!
Хотя, кстати, каждый раз он такой именно после утех с "баронессой". Титул Петре может и дали, но по сути она осталась всё той же Отступницей Похоти. И это её превосходство во взгляде так напоминало Морену, когда та лёгким воздействием на нужные точки уводила парня у кого-то из сверстниц! Просто из вредности. Наверное, у этой что-то похожее. И она, надо сказать, знает слабые точки. Видимо, заметила, что они сближаются, и нашла способ снова притянуть его к себе...
Стоило ли ей тогда не отвергнуть его ласку? А наплевать на старую потаскуху и привязать парня к себе через плоть? Но нет, она так не могла. Только не с ним. Тогда не получится тех отношений, которых она вдруг так внезапно и сильно захотела. Их нельзя сплетать по тем же правилам, что и случайные вспышки страсти. Она не ведала, откуда взялась такая уверенность — просто знала это и всё.
С другой стороны, он всё-таки не был похож на простых в обращении нартов или неотёсанных мужиков из таверн, которым ничего больше не нужно, кроме как вонзиться в тёплую дырочку... Отказал же почему-то Петре на полпути через Восточное княжество? Да и неловкость в глазах при виде её осуждения... А потом даже мелькнуло что-то вроде обещания преданности в памятный момент над убийцами...
Нет, что-то его не устраивает. Но знает ли он сам, что именно? Ах, если бы можно было поговорить начистоту! Она не видела никакой возможности подступиться к подобному разговору в нынешних условиях. Попытка сближения провалилась, и теперь, после той ночи гордость не позволяла Аине предпринимать новые шаги. Клед поступил недостойно, и пока не покажет признаков раскаяния, снисходительность с её стороны будет не только выглядеть унизительно, но поощрит подобное поведение в дальнейшем.
И снова непонятно, откуда такая уверенность, ведь соответствующий опыт у девушки отсутствовал. Может быть, память благородной крови или впитанный с молоком матери кодекс чести? Но тогда должен быть подобный и у Кледа! Тем более память ему не стирали, и вообще, он был старше, когда прежняя жизнь оборвалась. Реакция на пощёчину и последующие извинения подтверждают, что он не совсем лишился понятий. Да и куча других мелких жестов — таких как руку подать... Короче, он должен сам прекрасно понимать её негодование!
