Ну вот, наконец-то! Узнаю старого доброго Орочимару: разбирать людей на запчасти — это не аморально, а всего лишь политически немотивированно!
— Поэтому наш эксперимент задуман как возможность вернуть человеку утраченные органы. Регенерация невозможна, но остается еще обходной путь. С использованием Первого Хокаге Хаширамы Сенджу это может стать возможным, и мы здесь, чтобы проверить это.
Мне тут же вспомнилась история нашего деревенского Капитана Деревянко — Ямато-тайчо, которую я подслушал частью в разговорах внутри команды, а частью выудил из Шизуне (моей Шизуне, из моего мира. Местная 'сестренка' как бы из меня самого чего лишнего не выудила). Бедняга как раз оказался экспериментом Белого Змея по возвращению таланта Шодай Хокаге в управлении деревом. Он оказался одним выжившим из сотни...
— А какой процент убыли планируется в этих образцах? — агрессивно взмахнул я рукой в сторону колб.
Орочимару нахмурился:
— Джиро, сколько раз тебе повторять — это не 'образцы', а люди, не пожалевшие всего, что у них было, ради благополучия нашей деревни! Они все вызвались на эксперимент добровольно, а мы занимаемся этим по приказу Хокаге!
В который уже раз я растерялся.
— Хокаге? Вы подчиняетесь Хокаге? Но разве вы сами не хотели стать?..
Змеиный саннин осекся и остро взглянул на меня:
— Тебе отец рассказал? Да, признаю, было такое. В тот раз Хокаге выбрали Харуно, я решил, что старик Третий предал меня... Честно говоря, я даже собирался уйти из деревни, а потом страшно отомстить.
Мир продолжал трястись под ногами как осиновый лист. Теперь от зрелища смущенного Орочимару.
— Кизаши тогда нашел меня в моей подземной лаборатории. Я думал, что она тайная... И спросил: 'Ты говоришь, что хочешь быть Хокаге? Тогда эта задача как раз по тебе!', притащил меня в свой кабинет, усадил за стол, развернулся и исчез — я и слова сказать не успел... До сих пор не понимаю, как работает этот его Хирайшин, а твой отец и сам рассказать не может... Первые два дня я наслаждался властью, на четвертый день чуть не сошел с ума от груды бумаг, а через неделю, когда должно было состояться заседание Совета по утверждению бюджета Конохагакуре на будущий год и исполнению за прошедший, я бросил все, применил все свои способности и научные знания и вытащил Харуно Кизаши с пляжа в Стране Чая, где к нему липла какая-то пятнадцатилетняя девчонка. Теруми Мей, кажется, ее звали...
Белый Змей, Ужас Конохи, один из Легендарных Саннинов погрузился в воспоминания. А я тихо подобрал отпавшую челюсть.
— С тех пор я понял, что я создан для того, чтобы усовершенствовать человечество. А рыться в бессмысленных бумажках — попусту тратить свое бессмертие и ресурсы тела. В нынешние мирные времена найти приличного носителя и так непросто! Но мы отвлеклись, вдруг сменил тему Орочимару, повернулся к двери и крикнул, разбавив голос шипением исполинской змеи: — Где документы по эксперименту шестьсот шестьдесят пять?!
— Уже! Уже несу! — долетел снаружи помещения голос, разбудивший внутри какие-то странные ощущения и с почти сразу же вслед за ним в комнату ввалилось нечто.
Нечно было встрепанное, как дикий воробей после дождя, прятало взгляд за очками-велосипедами, вызвавшими бы у Кабуто черную зависть и почти полностью скрывалось за солидной стопкой чудом удерживаемых в равновесии папок с бумагами.
В общем, опознать визитера затруднился бы любой. Любой, кроме меня. Потому что, даже если не брать в расчет красно-розовые волосы, стянутые в хвост, сделавший бы честь любой ботанше-заучке из какой-нибудь земной Академии Очень Сложных Наук В Которых Разбираются Полтора Человека, обладательницу этого голоса я узнал бы, даже умерев. Да я и был мертв... До знакомства с ней.
— Орочимару-сама, Джиро-сама, вот! Простите за задержку! Сегодня утром Митараши-сама искала среди наших объектов своего знакомого и все разбросала! Простите!
Белый змей неодобрительно смотрел на девушку, стоящую перед ним, а у меня от этого взгляда внутри все переворачивалось. Ей ведь и вправду дорого мнение этого человека! Черт, и почему в моем мире все не так?! Все бы отдал... Жаль, что теперь окончательно ясно — этот мир не мой эта жизнь не моя. И все, что я могу — сохранить то, что выстроено годами... И немножко преумножить!
Орочимару по-прежнему грозно молчал и я решил немножко подбодрить ту, которая приложила столько усилий, чтобы нам помочь.
— Таюя, спасибо большое, ты молодец! И не переживай так, Митараши способна обратить в хаос не то что документооборот, в ее присутствии, наверное, даже кристаллическая решетка деформируется!
Да, признаю, шуточка была очень так себе, даже по сравнению с обычным моим репертуаром. Но такой реакции на нее я точно не ожидал.
Здешняя Таюя застыла на полушаге, устремив на меня какой-то отчаянный взгляд.
— Джиро-сама, вы... вы... Вы помните, как меня зовут?!
На ее глазах заблестели слезы, а сама она попыталась кулачки к груди... но забыла о своей ноше. Папки вынырнули из ослабевших рук, с грохотом рухнули на пол и этот резкий звук вернул Таюю в реальность.
— Орочимару-сама, простите, я сейчас все исправлю!
— Не надо, мы сами. Иди!
Белый змей недовольно дернул головой. Девушка, напоследок испуганно пискнув сакраментальное: 'Простите!' исчезла быстрее, чем пар над кастрюлей. А сам Орочимару подошел к разбросанной груде бумаг, выбрал из нее одну папку, задумчиво взвесил на руке и перевел взгляд на виновника переполоха.
— Ты игнорировал ее существование два с половиной года, с тех пор, как я подобрал ее в порту Страны Рисовых Полей, посчитав, что она наследница генома твоей матери. Я все еще пытаюсь помочь тебе... И с тех самых пор, как ты узнал, что она неспособна ни к какому искусству шиноби, кроме слабенького гендзюцу, и то только с флейтой. Два с половиной года ты обращался к ней исключительно: 'Эй, ты!'. Ты изменился, Джиро.
— Мне сегодня с самого утра об этом говорят! — сказал я, легкомысленно отмахнувшись.
Она здесь! Она жива! Она знает меня! И... не только знает, судя по всему! Этот день уже не сможет испортить уже ничто — ни печати, ни побои, ни даже идиотизм парня, чьи ошибки я сейчас пытаюсь исправить. Ведь самое главное уже случилось!
— Давайте помогу.
Я сунулся было к куче, но Орочимару меня остановил.
— Не надо, я сам. Лучше сделай кое-что другое. Я даже так вижу, что не хватает одной папки. Номер девятый, Юкио Номия. Сходи в кабинет и принеси ее сюда. Первая дверь от входа, на случай, если и это ты тоже забыл.
— Будет сделано! — рявкнул я и выскочил из помещения.
Первым, что встретило меня за дверью кабинета, стало тихое всхлипывание, доносящееся откуда-то между монументальным письменным столом и шкафом ему под стать, до самой верхушки забитым свитками, книгами и прочими бумажками. Было видно, что совсем недавно этот шкаф был образцом порядка, где каждая вещь занимала особое, только ей отведенное раз и навсегда место. Но сейчас внутри царил бардак. Творцу порядка явно было не до того.
Я обошел стол и присел рядом с девушкой, уткнувшей хлюпающий носик в колени. Она почувствовала мое присутствие, подняла голову и посмотрела на меня заплаканными глазами, ставшими без гротескных очков такими знакомыми и родными.
— Джи... Джиро-са-а-ама, простите меня! Это все моя вина! Я такая неуклюжая-а-а-а!..
Таюя снова собралась расплакаться (как бы абсурдно для меня ни звучало это словосочетание) и я не нашел ничего лучше, чем положить ладонь ей на макушку. Она изумленно вздрогнула. А я не справился с нахлынувшими чувствами и погладил ее по голове, укладывая растрепанные прядки волос в привычном мне порядке.
— Не переживай. Это моя вина, Таюя, извини. Я не должен был так... внезапно, нужно было не спешить, дать тебе время подготовиться. Так что если твой Орочимару-сама на кого и злится, то только на меня.
Девушка, закрывшая глаза и замершая испуганной мышкой при первом же моем прикосновении, посмотрела на меня в упор.
— Неправда. Орочимару-сама строгий, но справедливый. Я не должна была терять контроль,что бы ни произошло, он учил меня этому. Так что он злится именно на меня и обязательно накажет. Но... мне все равно, ведь теперь Джиро-сама смотрит на меня!
Она улыбнулась так радостно, что в этом мрачном подземелье, казалось, взошло солнце. Я улыбнулся в ответ и протянул ей руку, вставая. Она ухватилась за меня и поднялась следом.
— Ну вот и замечательно, что мы все выяснили. Таюя, я очень рад, что увидел тебя... в свое время. И очень рад, что мы будем работать вместе.
Эта девушка была так похожа на Таюю, что, каюсь, я немного потерялся в мирах. Запутался. Ведь Таюя может быть только одна... И возмездие последовало незамедлительно.
— И самое главное. Называй меня как-нибудь попроще, ладно? А то от твоего 'Джиро-сама' у меня скулы сводит, Ю.
Девушка, уже почти шагнувшая к двери, потрясенно замерла.
— Чт-то? Что ты сказал?
Я на всякий случай попятился:
— Что-то не так?
Но она не обратила на мои слова ни малейшего внимания.
— 'Ю'... Это мне? Джиро-сама дал мне имя... Имя, которое будем знать только мы двое! Это же... Это...
И с этими словами она упала в обморок.
Совсем немного позже я, наклонившись над неподвижной Таюей, с комфортом уложенной мною на письменный стол, я смотрел на ее лицо, озаряемое счастливейшей из улыбок даже в таком состоянии и размышлял: а не слишком ли шикарный подарок я оставляю в наследство Джиро Намиказе, всего лишь за два дня показавшим себя изрядной сволочью? Что ж, может и зря. Все возможно. Но Кайсоку Исами я все равно искать не буду. Ни за какие блага мира! Пусть хоть в какой-нибудь копии бесконечной вселенной мне повезет...
Глава 42
По безгранично голубому небу, уже теряющему цвет в преддверии вечера, бежали кипенно-белые облака. Этот бег вносил умиротворение в мой воспаленный разум, намекая, что, как бы ни менялась жизнь внизу и как бы ни меняли свою жизнь мелкие насекомые под руководством насекомых побольше, где-то в иных реальностях рекомых богами, небо и облака останутся такими же как и были. Всегда и везде. И что, может статься, все варианты одних и тех же людей, да даже нас самих, которых я видел, и о которых я не имею ни малейшего представления — на самом деле всего лишь грани некоей вселенской геометрической фигуры, бесконечно перетекающие друг в друга. А в центре этой фигуры, вокруг которого и происходит все коловращение, находится — вечное и бесконечное — небо.
Я выплюнул сжеванную до соломы травинку, не глядя потянулся за новой и сглотнул образовавшуюся во рту едкую горечь. Да-а, все же в обычае устраивать парки на крышах зданий что-то есть. А жильцы верхних этажей. После каждого дождя заново белящие потолок от земляных разводов — ну что ж, потерпят. Главное — здоровая окружающая среда!
Я лежал на крыше и таращился в небо. Делать ничего не хотелось. После сегодняшнего 'занятия' с Орочимару под напором усталости все отступило вдаль. Надо признать — этот парень умеет использовать сотрудников наилучшим образом. Ни одного задания на объем чакры он мне не давал, но вот контроль, которого он требовал над каждой операцией, впечатлял. Если Джиро регулярно проходит такие тренировки, тогда я вообще не понимаю, какого хрена он так себя ведет?! Он же может, фигурально выражаясь, оставить комару возможность летать, но вот любить — никогда! Кабуто в такой же ситуации прекрасно себя чувствовал, и даже меня как-то уделал. Пару раз. При каждой нашей встрече.
Я валялся на этой крыше уже около часа, но в поле зрения не промелькнула ни одна живая душа. Хм, похоже, с переходом Шикамару в лигу 'активных и туповатых' Деревня, Скрытая в Листве потеряла одну из своих прелестных традиций — валяться на крыше и ничего не делать. Ну что ж, хотя бы в этой области я стану первооткрывателем и войду в историю!
И только эта мысль промелькнула в голове, как на лестнице послышались чьи-то уверенные шаги. Ну вот — накаркал! Надеюсь, новый сосед не будет очень уж назойливым — ну в самом деле, зачем еще кому-то забираться на крышу как не полежать и не потаращиться на облака?!
К сожалению, мои надежды оказались тщетны. Вначале над крышей поднялись черные волосы, прямые спереди, а, начиная с макушки, торчащие как хохолок у попугая. Затем выросло лицо, к которому в этом варианте исторической последовательности навсегда приклеилась ироничная полуулыбка. Бьюсь об заклад — от этой улыбки девчонки пищат даже больше, чем от каноничного варианта полного безразличия к окружающему. Впрочем, сценку вечером у кафе и ночное посещение Сакуры говорит об этом со всей определенностью. Ну и наконец спустя совсем немного времени на крышу выбрался весь посетитель целиком. Прошу любить и жаловать — Учиха Саске.
Я вздохнул, откинулся на спину, прикрыл глаза и продолжил жевать травинку до тех пор, пока мне на лицо не упала тень.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — отозвался я.
Некоторое время стояла тишина, а потом Саске продолжил:
— Весь день не могу с тобой пересечься. Нам нужно поговорить, Джиро... Или, может, стоит называть тебя как-то иначе, потому что ты — не он!
Я дернул плечами, не меняя позу и не открывая глаз.
— Называй как тебе удобно. Но лично я за семнадцать лет уже привык к имени 'Айдо'.
— Это не Хенге и не гендзюцу, я проверил в первую очередь. Тогда что?
— Мы не отсюда. Не знаю, где ваши, но, думаю, они в порядке. По крайней мере, мы — ни при чем. А у нас... Мир, очень похожий на ваш, но другой. Хотя я предпочитаю считать, что это у вас все не так как надо. Приятнее для самолюбия, знаешь ли.
— Ты? И Сакура? И Менма?
— Наруто, — поправил я.
— Пф! Ну надо же! — фыркнул Саске.
Я тоже хохотнул.
Я, конечно. понимаю, что ты не скажешь ни как вы сюда пробрались, ни ваши цели... Но ты так споойно выложил первому встречному всю правду? — спустя пару секунд с неподдельным удивлением спросил он
— Шаринган.
Снова намек на движение плечами.
— Я знаю о Шарингане больше, чем кто бы то ни было здесь. Возможно, не исключая и тебя самого. Для Шарингана не имеет значения, что мы двойники. Мы оба по-другому ходим, иначе двигаемся, по-разному дышим... Для твоих глаз это составляет разницу большую, чем если бы мы были абсолютно непохожими внешне. Я вру, когда это имеет смысл, а так...
По крыше разлилось молчание. Саске переминался рядом со мной, а потом вдруг сказал:
— Весь день за тобой бегал. Ноги гудят...
Я без слов похлопал по крыше рядом с собой. Саске с шумным выдохом сел и вдруг спросил:
— Ты знаешь о Шарингане больше, чем его хозяин. И ты все это время не смотришь мне в глаза. Что, в вашем мире я такой засранец?
— Беспредельный, — ответил я.
И вновь молчание.
— Знаешь, а ведь я никогда и ни с кем се сидел и не говорил так. Эти девчонки... Иногда они так утомляют!
— О, как я тебя понимаю! — ответил я, улыбнулся и наконец открыл глаза.
Саске в упор смотрел на меня и в его черных глазах не было ни единой точки красного цвета.
