— И всё же вы покинули это райское место, — подсказал майор.
— Как ты сказал? — прищурился Бабуин.
— Что? — удивился майор.
— Так вот в чём дело! — хлопнул себя по лбу Бабуин, — Вон оно чё! Вон чё! А я-то всю голову сломал — что они нас так не любят? Точно! Рай же! Край, место — бесконечного света! Света звезд и света знаний астофизики и астромеханики! Не искалеченные мозги — светлы! Как у ангелов — светятся! Райский сад! Ёжка — отец небесный! Открыл детям небесный свет! Открыл глаза и мозги. Даже мне, инвалиду — мозги прочистил! Просветил! Мать — Лилия. Каждого — обогреет, за каждым присмотрит, сыт ли, одет-обут ли, каждому слово скажет, лаской одарит, теплом своим окатит, пригладит ли, взглядом ласковым окинет или вовсе обнимет — всю боль-тревогу изгонит мощной силой своей женской. Моя Маринка расцвела рядом с ней, старалась во всем на неё походить. Уж что она ей там напела — не знаю, но Маринка и так была — огонь, а тут и вовсе стала — богиня! Ха-ха! Та самая — девственно чистая гурия из райского сада! Каждое соитие — взрыв! Термоядерный! Рай! И был у них — сад, райский, приусадебный, сказочный! Что не яблоко — то молодильное! Вишня — как слива! И так, подозреваю, когда-то — все жили! Любую сказку возьми! Что про маленький цветочек, что про ГМО-яблочко, от которого разум в коматоз впадает. Видно — не всем такая житуха по нраву была. Ушли некоторые выродки из-под свода отчего неба. Лишь память о рае и земле обетованной отбитых вань — осталась. Где райский сад, где гурии неземной, сказочной красоты ждут. Накрученные за косы. Да если на их феминисток посмотришь, сравнишь! Реально — нет наказания хуже, чем с такими, и — только с такими — век свой коротать! Лучше в натуре себе макушку выбрить, фашистскую спецовку, коричневую, надеть и обет принять! Церебральный обет. Паралича змея-искусителя. Ну, а кто им виноват? Сами ведь у себя такие же светлые места — пожгли. Что из камня было, ремесленные и присутственные места — порнографией разрисовали. Нотр-дам-де-Пари — это же не про Колянову покровительницу, нет? Место сбора в честь Великой Божественной Матери — нет? Кто Матери поклоняется, именно как Матери — варвары. Язычники! Культ Матери-Земли — устаревший. И статуэтки пузатой бабы с мощными отвислыми грудями, вскормившими всё Человечество. Или такие же камни у среднеазиатских племён. Такие были везде, но привязывать принято к палёным землям и сынам Перуна. А они, продвинутые, да — двинутые, уже не поклоняющиеся Матери, а деньги собирающие с собирающихся в соборе — цивилизаторы! У них новый бог — золотая корова мужского рода. Бычара! Рогатый, как демон. Вскормивший всех этих педерастов духа из единственной бычьей соски.
Бабуин усмехнулся:
— Не поняли? Язычники 'поклонялись' Бабе, почитали — матерей своих же, дикие, нецивилизованные традиционисты, шовинисты. У них, диких — матриархат. Даже страну свою называют Матушкой Светлой, да — Родиной. Как будто Россия их рожала. Явный же культ Бабы! Той, которая создала Землю. Мать Земли-Геи! Потому у нас тут всё — наперекосяк! Женщина делала! У Бога — женское лицо! Вселенная — тоже женского рода. Нас всех, правда, тоже женщина сделала. Всех до одного. Ну, может быть кроме Коляна. У него даже пупка нет. Может и правда — клон. Только клон — с кого? Слепок со сделанного женщиной? Тот же человек — вид сбоку? Фотография Коляна мало будет отличаться от него самого. Как и точный слепок Коляна с Коляна.
Бабуин схватился за голову:
— Так к чему я это? А-а! Обратно в рай они хотят! К нам! Байкал им покоя не даёт! Требуют отдать его в 'мировое достояние'. Не отдают, злыдни! Как их, рашен, любить после этого? А Матушку Русь светлую населяют какие-то рашен — злобные мордовороты, явно из Мордора мордовского пришлые. А на границе — Бабуин с пулемётом, отец Анатолий с тангеткой и Ноной на связи, да тот самый Мишка, по душевной наивности берёзой всех на стыд сподобил, не разбирая — гнал городских и сельских. Ну, как им любить таких нехороших Бабуинов? А? Да ещё и — нетолерантный — тварями и зверьками вонючими всех обзывает! Вообще — всех подряд! Явно — нацист! И — шовинист! Заставляет мыться и прибирать за собой! Зверь! Лютый зверь! За парты всех усаживает, садист, считает розги — лучшим учителем. Работать заставляет тонкие душевные организации паразитов! А они ведь не созданы для труда, для скучной рутины, им не надо 'многа букаф'! Они же, водянистые мозгами — им 'летать, летать — охота'! Влить в вену 'белую реку' и — летать! Улетать в улёте! А ты говоришь — 'морозилку' выключить! Они Светлого и Святого Славой своей Спасителя Святослава за то же самое — изувечили, пытали. Ишь ты, удумал он! Учить их будет, северный варвар! 'Северный' и 'великий' — часто взаимозаменяются. Господин Великий Новогород — он же Господин Северный Новогород. Потому как есть и южный Новогород. Тоже кино и с Ростовом-папой. Их два — северный, великий, и — южный, что больше и величественнее, но — южный, потому просто — Ростов. И вот этот светлоголовый северный варвар, не знающий цивилизационной утончённости, не любящий шелка, золота, рабства, тонкости интриг подлых, хитрости и финансовых бирж, банковского процента — учить их, цивилизаторов, вздумал? И чему учить? Не есть людей? Не пить кровь людскую? Пища без крови людей будет — некашерной, неправильной! И как людей не есть? Голод же будет! Они — тонкие натуры, с нежной утончённой психикой, истончённой, они же не могут есть грубую крестьянскую пищу — говядину или баранину какую! Как это — алчность отменить? Как в Храме Прибыли не брать деньги и не давать в рост? А с чего жить нежным паразитам, на чём им властвовать и над кем им 'улетать в улёт'? Звёздам их учил, дурень! Где — жизнь, а где — звёзды, ты о чём, пришедший с Идеей? Ах, он ещё и братву привёл? И щит с заповедями приколотил к воротам? Наглец! Чернь смущает бреднями своими! Ну, ничего, перевернётся и на нашей улице инкассаторский Камаз! Поймаем мы тебя на порогах, когда ты сном своим богатырским спать будешь! Не ожидая подлости, не привыкший подлость закладывать в исходные расчётов. Отведаем мы и твоего мясца! Умный говоришь? Так мы твой набитной мозг ложками вычерпаем и — съедим! Глядишь — тоже умнее станем! Сам же говорил, что мы есть то, что мы едим. А в купол черепа твоего — зальём вино, купол обратим — в кубок. Уровняем наши головы по содержанию, чтоб не обзывался, что у нас разжижение мозга и уши у нас холодные!
Бабуин застонал:
— Ну, на виду же всё! Она же — тоже Ольга! Там и Вещий Олег трётся рядом, пересмешничает! Схемы ухода 'на дно' мутит со змеями и конями. И тот самый — горе-горькое, Царь Горох, Игорёк! И они, дельцы, купцы капитолийские — подло распяли Спасителя. В своих книгах сей момент людоедский опустили, как они с ним поступили. А потом и вовсе все стрелки на бедных иудеев перевели, заодно и место действия — сдвинули. А у нас — помнят! До сих пор за Землю Самой Сути, за Серебрянную — воюют все со всеми. И то! Помнят ли?
Бабуин качает головой:
— Ещё бы Она не осерчала! Женщина же! Тут — не Морок! Я бы за Дашку мою — просто всё выжег бы! К херам! Устроил бы тут ещё одну красную планету. Суки! Ах, Колян-Колян! Не найдёшь ты Её! Покинули Они все этот мир! С отращением — махнув рукой! Покинули! Не найдёшь ты Её!
— Не спеши так отчаиваться, Александр Сергеевич! — усмехнулся полковник, — Твои слова противоречат сказанному ранее. Разве Мамонт, тот, который Белая Башня, не имел друга детства по прозвищу Вещий Олег, которого Колян со своим другом искали в нескольких мирах?
— Да? — удивился Бабуин, задумался, — Что-то было такое. Ты хочешь сказать, что не покинули?
— А Гефест? Николай Угодник?
Бабуин сел, тяжко вздохнул:
— Верно, сказал классик — чем больше я узнаю, тем больше понимаю — как мало я знаю! Вспоминаются перебранка Ёжки и Коляна. Это когда Колян узнал, что он — тоже Маг. Ёжке почему-то это было хорошо видно — есть способности или нет ничего. Колян тогда удивился, говорит, что в этом мире нет магии. А Ёжка ему ответил, что в этом мире нет магов, а это две большие разницы. В этом мире нет божественного. И нет Богов. И это — две большие разницы.
— Ты же сам нам сегодня соловьём заливал, что нет никакой магии, — усмехнулся майор, — Что всё было понятно и обычно. Чему сейчас ты удивляешься? Не ты ли говорил, что этот Ёжка был неправильным священником, но правильным свещенником? Кстати, знаешь как 'свет' на латыни?
— Ты про иллюминатов? И прочих массондри-дрил? — отмахнулся Бабуин, — Мне плевать на все эти теории заговора, даже если они и являются правдой.
— Тогда чего ты сейчас весь убился? — удивился майор, — Если тебе плевать?
— И правда? — натужно улыбнулся Бабуин, — А я-то, Бабуин, зачем полез под хвост лосю, я же всё одно читать не умею!
— Вот и давай вернёмся к моему вопросу — почему вы покинули то место?
— В силу обстоятельств непреодолимой силы, — вздохнул Бабуин, — Читай — моей тупости. А ведь говорил мне мудрый Дед Мороз — не дуй против ветра — обрызгает! Надо было идти с ним. Вот и стало нас давить 'злым роком'. А так как я так и не врубился — то меня вот отстранили от участия в забеге. Сижу вот тут, на скамейке запасных.
— А теперь то же самое, но — подробнее.
— Подробнее? — задумался Бабуин, — Если получиться. Это я — воевавший. А был бы гражданский пинджак — вообще бы ничего не понял! Так! С чего началось? Кстати — никакого предчувствия ни у кого не было. День как день. Как и любой другой за крайние полгода до этого. Нам уже начало нравиться такое житие-бытие. Только начала закрадываться подленькая такая мыслишка — 'Я так хочу, чтобы лето не кончалось, чтоб оно за мною мчалось, за мною вслед'! Одним словом — захотелось остаться в таком вот хуторке — совсем. Сколько нам отмерено, сколько суждено. И чтобы зарыли то, что останется после меня тут же — в саду, за церквушкой. Чтобы вишня сквозь меня проросла. Чтобы сын мой в её тени прятался от летнего Солнца, косточки вишнёвые под ноги поплёвывая. А тут птички прилетели. Возбуждённые, щебечут. Перепугали всех. Нет-нет! Никто не понимал язык звериный, тем более — птичий. Хотя! Что там понимать-то?! Хозяин свою собаку тоже понимает. Умеет ли он лаять? У зверей довольно небольшой набор довольно простых сигналов. Что их все запомнить? Вот Ёжка и говорит, что люди пришли. Пришлые. А что именно за люди — птички сказать не могут. Просто — чужие. Для них мы, обитатели Приюта отца Александра — и не люди вовсе. Свои, неотъемлимая часть местной экосистемы. А люди — это для них страшно. Вот Ёжка взял свой узорчатый штуцер и пошёл за птицами. Мы с Коляном, конечно же — тоже.
Бабуин сморщился:
— Как же! Началась какая-то движуха, а Бабуин — не в теме? А вдруг? Как без поддержки крылатой роты ВДВ в лице сержанта Бабуина? Сапёра и разведчика, на все руки со скуки — мастера? Пошли. Птички привели нас, улетели. Даже я, обезьяна, понял — рядом чужие. Но — не видно. Сразу же ёкнуло у меня что-то. Раз прячутся — что-то недоброе замыслили. С чем тут же и поделился. Ну и мы приныкались. Мне по лесам ныкаться — не впервой, эти двое — тоже те ещё тёртые калачи. Только против нас мастера оказались нам не в пример. Шандарахнули из снайперской винтовки. Вот так вот — ни 'здрасте!', ни 'будь здоров!' С ходу — стрелять! Я сразу же перешёл на 'заячий шаг'. Мы и до этого рассредоточились. Как улышал звук выстрела, так сразу камни в почках у меня и замёрзли. Звук — особый. Я такого и не слышал никогда. Уж я наслушался! Не один раз со снайперами в кошки-мышки играл. Когда помогая нашим, когда и спасаясь от не наших. Такого калибра — не слышал. А вот звук странного попадания — улышал. Понял — кому-то из нашей тройки прилетело. Судя по отсутсвию крика — наглухо прилетело. М-да!
Бабуин схвалился за голову, ерошил отросшие волосы, в глазах — боль.
— Я давно уже понял, что от снайпера бегать — умрёшь уставшим. Потому сразу пошёл в атаку. Кляня себя, что оказался с помповой игрушкой в руках. А не с нормальным автоматом. Единственный мой шанс уцелеть в поединке со снайперской группой — сбижаться и пытаться перебить их раньше, чем сложусь сам. Вот я и бежал заячьей походкой на выстрелы, забирая севернее. И вышел им в тыл. Трое их было. Увлечённо пытались подстрелить кабанчика. Колян, хоть и прикидывался дикарём сказочным, а вполне себе грамотно работал подсадной уткой. Я сходу жахнул в основание шеи снайперу — как раз меж шлемом и бронником. Броня у него была без подворотника. Успел я влепить заряд и в лицо автоматчика. Чувака с биноклем я определил за старшего, как наименее опасного. У него был только пистолет на бедре и бинокль. Решил брать живьём. Хотел дробью в живот бахнуть, в броню, но он, сволочь, шустрым оказался, как Нео из Матрицы. Казалось, вот он, перед тобой, ан — нет, нет его уже тут, он — там! Чудилось, будто он — мерцает. Двигался, как призрак — только что был тут — уже сбоку меня бьёт. Да так дал мне с ноги — что я сам не заметил как пролетел до сосны и пытался её собой сломать, весь снег со всего дерева на меня лавиной сошёл. Тут мне и карачун бы пришёл, если бы не Колян. С мечом на этого, с биноклем. Вражина был так ловок, что с одним ножём не давал себя зацепить. Крутился, как змея. Колян тоже красавчик — не дал себя застрелить, уходил с линии огня, пистолет ему испортил как-то. Мне бы братану помочь, а я и стрелять не могу — они прыгают, крутятся, как карусель в горсаду. А я не то, что встать не могу — вздохнуть не могу. Ну, я зажмурился, да и бахнул прямо в эту кутерьму.
Майор хмыкнул.
— Чё хмыкаешь? Мне — можно! Я — дурень, псих и обезьяна! Меня тот паренёк научил — не надо ждать и выжидать! Только хуже будет! Надо — делать! Что-то — делать! Я ничего лучше и не смог придумать — бахнул. Куда кривая выведет! Крик. Открываю глаза — Колян пронзает обрубок врага своим мечом. Колян весь в крови — нахватался утиной дроби везде, но тот — хватанул больше. И пропустил удар. Колян ему ноги отхерачил и пригвоздил к земле прямо вместе с бронником. 'Не давай ему говорить и двигать руками!' — велел мне Колян а сам куда-то подорвался. Оказалось — за Ёжкой. Я встал над обрубком. Тот — скалиться. Сунул я ему ствол в рот — скалься, тварь! А шевельнёшься — стрельну прямо в пасть! Весь ливер мне отбил, этот резвый урод!
Бабуин тоже скалился.
— Колян принёс Ёжку. Я не знаю, как тот не умер. Точнее — как выжил? Что это за пушка у них была, если от попадания в плечо батюшке разворотило всю грудину и оторвало руку? И это при том, что Ёжка — маг. У него магическая защита автоматически срабатывает. Только вот зря он на неё понадеяся. Как позже выяснилось — отстрел таких вот, с магическими защитами — специализация таких вот ребят. Спецствол, спецпатроны. Прошивают все эти 'купола' — как паровую завесу. Пока Ёжка допрашивал обрубка, я тупо пялился на его рану. Колян всё залил своей 'мёртвой водой', кровь бечь и до этого перестала. я на другое пялился. Ёжка уже не дышал. Если не говорил. Дышал, чтобы говорить. Я даже у него артерию на шее щупал. Его сердце уже не билось. А он — не умер.
Бабуин вздохнул:
— Или — умер, но ещё был жив. Сказал, что ему не привыкать быть живым мертвецом. Так вот, обрубок оказался не старшим в отряде. Старшим был стрелок. Только я ему дробью шею перебил. Но и этот нам спел достаточно, чтобы Колян подхватил Ёжку и мы бежали к хутору. Да-да, обрубка — добили. Чтоб не мучился. Это была только одна из групп. Обрубок даже не знал — сколько групп всего. Они никогда ничего лишнего не знали. И никогда одной группой не работали. Несколько стрелковых групп, несколько групп поддержки и усиления, штурмовые группы, соответственно, должна быть и штабная группа, командование. Нам их всех, с таким раскладом — не перебить.
