Он был высокий, и с большим, круглым животом. Его волосы были тёмными, но на голове блестела большая залысина, которую он компенсировал густыми усами, опускающимися вниз к подбородку. Мужчина был одет в грязную, рабочую робу, но при этом излучал уверенность в себе, и высокое достоинство.
— А я как раз вас жду! — радостно сказал он, разводя руками и хихикая. Но путников это так насторожило, что некоторые даже взялись за оружие. — Шучу! Шучу я! — поспешил оправдаться незнакомец, всё так же дружелюбно посмеиваясь. — Я просто вышел наружу, хотел побыть наедине...
Какое-то время он осматривал путников, те молчали, немного растерявшись от такого странного приветствия, и странного дружелюбия.
— Ну, будем знакомиться? Или вы просто проходите мимо?
После того как путники переглянулись, их взоры обратились к Биллу, и рейнджер, сняв свой шлем, попытался выдавить из себя приветливую улыбку, хотя настроение, честно говоря, совсем к этому не располагало.
— Мы не желаем вам никакого зла. — сказал он как можно более дружелюбно. — Мы даже не ожидали отыскать тут что-то такое...
— Считайте, что это ваш счастливый день! — весело ответил мужчина. — Так вы в гости, или мимо?
— Честно говоря, мы искали где бы отдохнуть. — сказала Люси, почему-то проникшись доверием к этому незнакомцу.
— Ну... — осмотрел он их ещё раз. — Вас многовато, но думаю, в одном из амбаров места хватит. Всё же лучше, чем под открытым небом на камнях, или на бетонном полу в обнимку со скорпионом! — сказал он и засмеялся, но путники в ответ могли только с трудом улыбаться. — Пойдёмте...
Открыв ворота, он повёл их за собой. Дальше в центре виднелись постройки, жилой дом, несколько амбаров и большой силос. А вокруг ровными рядами были высажены деревца, с тёмными плодами, бугристых мутафруктов. Ещё один мужчина подошёл к усатому, и они перекинулись несколькими фразами касательно местных работ, после чего продолжили путь вместе.
— Много вас здесь обитает? — спросил Хардсон, внимательно осматривая всё вокруг.
— Я, мой охранник Заточка, и семеро рабов...
— Рабов?! — встревожено перебила его Люси.
— Да, юная леди. — продолжил добродушный толстяк. — Знаете, для одинокого человека винодельчество тяжёлый труд. Но вам не за что переживать.
— Я ненавижу рабство!.. — вырвалось у Люси.
— За то честно!.. — хихикая, сказал усатый. — Понимаю вас. Хотя можете спросить у Остина, хочет ли он на свободу. — сказал он, указывая на идущего рядом худощавого незнакомца.
— Нет сэр, мне здесь хорошо. — ответил тот искренне. — По правде говоря, мне некуда идти. Мой дом здесь.
Путники удивились, но Люси не сдавалась:
— Но как так? Разве можно жить в кандалах?
— А разве вы видите на мне кандалы? — ответил вопросом на вопрос "раб" Остин. — Большая часть из нас живёт тут давно, и за чертой винодельни нас ждёт разве что отчаянье и смерть. Если бы не мистер Горски, нас могла ожидать более ужасная судьба.
— Мы трудимся сообща. — сказал добродушный, усатый толстяк, который по-видимому и являлся мистером Горски. — Я бы не справился без них, они не смогли бы делать вино без меня. Да, приобретал я их как рабов, но, чтобы, в конце концов, дать им дом и занятие.
Никто из путников больше не спорил, хотя все они, кроме разве что Генриха и Билла и Шарка, считали, что это всё равно "полное дерьмо". После этого уже мистер Горски начал расспрашивать путников кто они и откуда длиться их путь. Когда те поведали, что побывали в Сейлеме, усатый весельчак сказал:
— Теперь понимаю, почему вы такие омрачённые. Но не волнуйтесь! Если Сейлем обитель зла, то это место обитель радости! — говорил он хихикая.
В доме было уютно и очень ухожено. Первой показалась женщина азиатка, и Горски попросил её накрыть хороший ужин. Рядом бегали двое мальчишек, а позже пришли ещё трое мужчин. Судя по словам Горски, мальчишки также считались рабами. В зале, в обнимку с дробовиком, на кресле качался стриженый тип, в котором вполне можно было угадать бывшего рейдера. Когда Горски сказал, что их гости друзья, Заточка отставил дробовик в сторону. Соединив несколько столов, они сели все вместе. Женщина, и ещё двое молодых парней готовили ужин, на что у них ушло больше часа, в виду большого количества гостей. Пока ужин готовился, Горски лично принёс бочонок, и, откупорив, начал наполнять имеющиеся в доме сосуды тёмным вином.
— Ну, как? — весело спрашивал он, пока путники пробовали. При ламповом освещении, было заметно, что нос мистера Горски заметно краснее остальных частей лица.
— Необычно. — ответил Генрих.
— И сладко. — улыбнувшись ответила Люси.
— Да. Ему только год. У нас есть и десятилетней выдержки, но вы уж простите, это только на продажу! — говорил Горски хихикая.
Пока все смаковали вино, никто не говорил, и только Горски предлагал желающим добавки. А когда первая жажда была утолена, отставив стакан в сторону, заговорил Хардсон.
— Как вы тут выжили? — спросил он с искренним удивлением. — Мутанты, рейдеры, как вы выстояли?
— Всякое конечно бывало... — ответил Горски, смакуя вином. — Тут редко кто бывает, да и Дримленд недалеко. Сейлем так же отгоняет многих своей дурной репутацией, западнее его, и немного далее на северо-запад вы в ряд ли кого встретите. Вдоль побережья есть только Сисайд. Заточка знает толк в драке, ребята помогают в случае чего, да и я малость могу за себя постоять!
— Я его знаю. — сказал Заточка, тыча пальцем в Шарка. — Брат Кракена.
Лицо Горски расплылось в удивлении, потом он пожал плечами.
— Я этого Кракена и в глаза не видал. — сказал он. — Хотя, слышал, что он родом из Сисайда.
После этого Горски буквально засыпал путников расспросами. Похоже, этому весельчаку скучновато жилось в его "маленьком раю", и он весело хихикал над всеми историями путников, постоянно подливая себе вина. Он расспрашивал их до ужина, и во время него, и после, и вскоре и сами путники не заметили, как стали постоянно хихикать, заражаясь от него смехом. Потом они смеялись уже над его историями, и к концу этого вечера буквально сияли позитивом. Даже Лэсси и Хардсон, постоянно ожидавшие угрозы и какого-то обмана, искренне расслабились. Но никакого подвоха не было. Кажется, сама судьба привела путников сюда, в "маленький рай" весёлого человечка, чтобы их сердца очистились от той грязи, которой они успели набраться в Сейлеме.
Путники спали в большом амбаре, где была заготовлена сухая трава. Горски предложил им остаться на несколько дней, и путники не смогли отказаться. Люси и Билл предавались ласкам среди необычных зарослей мутафруктов, после чего ласкали себя вином. Досуг остальных так же сводился к расслаблению и вину. Это был хороший отдых для тела и разума, а Горски оказался неплохим психологом, особенно после нескольких порций вина. Пока путники гостили в его доме, он успел пообщаться с каждым из них, порой на самые сокровенные темы. Он умел выслушать, дать совет, понять, утешить, и даже вселить надежду. Веселый толстяк был способен очистить сердце другого человека, даже такого бетонного душой, какой казалась другим Лэсси, или точнее, пыталась казаться. Люси мало что знала о Боге, но ей показалось, что даже если Горски и не бог своего маленького мира, то с божественным он точно был в связи.
Пользуясь моментом общего безделья, Шарк решил осуществить данное Гартуну обещание, и, используя местные инструменты, смастерил ему боевую маску. Поверх основной пластины, Шарк приделал нечто вроде серебристого лица, от которого во все стороны исходили ленточки из золотистого металла. Гартун был так польщён, что принялся кланяться в ноги Шарку, а тот, смущённый таким действом, был вынужден его подымать. Гартуну очень понравилась маска, она была чем-то похожа на вещи, которые мастерит его народ, но одновременно совсем другая. Эти несколько дней они вместе тренировались, и Шарк обучал парня таинствам берсерков. Гартун не мог согласится со всеми постулатами учения, но многое он принял, и даже видоизменил на свой лад, тем самым со временем создал нечто вроде своей боевой школы. Вместе с Шарком они придумали, как можно заменить химию, которую использовали берсерки, на "волшебные" травы, которые иногда использовал Гартун, хотя для самого Шарка они были "слабоваты".
Во время задушевных разговоров именно Горски натолкнул Люси на мысль о том, что она никогда не видела океана своими глазами, и что было бы глупо не воспользоваться его близостью, и не преодолеть несколько миль, ради того, чтобы лицезреть его. В целом идея не была встречена остальными с большой радостью, но и некоторые другие члены отряда никогда не видели океана. Общее соглашение было принято, хотя все опять как-то не вспомнили спросить мнение Бетона, которому предстояло тянуть гружёную повозку. Горски отказывался брать плату деньгами или припасами, за тот отдых и провизию, которые он обеспечил, но рейнджер и ко. настояли на необходимости выразить свою благодарность. Прощание было коротким, но очень тёплым. Хозяин этого места от всего сердца приглашал путников опять в гости, если им вдруг "посчастливится" вновь оказаться в этом богом забытом краю. Уходя, Билл решил рассказать Горски о том, что в Сейлеме теперь многое может изменится, при этом он старался не объяснять причин напрямую. Усатого винодела это немного встревожило, но он выразил надежду, что, быть может, это всё к лучшему, в том числе и для их маленького островка жизни, среди унылой пустоши.
Следуя совету Горски, они отправились на запад. Там, среди всех холмов и возвышенностей, тянулась узкая полоса ровной земли, словно тропка, и доходила практически до самого океана. Погода была солнечной, даже жаркой, но долетающий с океана ветер охлаждал воздух, и тем самым облегчал путь. Слева и справа от путников возвышались холмы, иногда очень высокие, а за ними виднелись другие, и словно застывшие волны в штормовую погоду, они сменяли один другой. Склоны были усеяны мертвыми деревьями, часть из которых повалилась, сгнив от времени. И на юге, и на севере, они видели несколько мест, где целые леса деревьев были срезаны ударной волной давно случившихся взрывов. Даже на самой тропке встречались участки, где всё ещё имело место остаточное излучение, и пару раз путникам приходилось обходить их, если была такая возможность.
Дважды им встретились гниющие каркасы автомобилей, скелет, в обрывках одежды, и остатки палаточного лагеря, прорезиненная ткань которых безнадёжно сгнила. На одном из холмов с южной стороны, виднелось необычное на вид здание, которое прямо манило к себе Люси, и других, обладающих склонностями к мародёрству. Но робкие предложения девушки о том, чтобы проверить строение, были отклонены большинством, не желающим удлинять ещё больше это, по колкому замечанию Лэсси, и без того излишнее путешествие. Несмотря на то, что дорога не была слишком тяжёлой, на них только раз напала большая стая собак, а по пути им не встретилось ничего интересного, до окончательного привала путники не успели добраться до океана. Разбили лагерь, установили растяжки, собрали древесины, которой тут благо было вдоволь. Тушили в вине мясо, с капустой, и листочками местного кустарника, приманив на запах что-то, сопящее в темноте. Встревоженные путники подхватились, и с оружием в руках были готовы встретить врага. По звукам, Хардсон определил, что это яогай, но опасная тварь в одиночку не решилась приближаться, и скрылась.
После тёплого ужина и сладкого вина путникам оставалось только отдыхать, и любоваться безлунным, но всё же звёздным небом. Билл пытался поймать радиоволну Грустного Чака, но первое время ничего не получалось. Через пол часа трудов рейнджера, стали ловиться периодические шумы, но едва ли что-то можно было разобрать. Но он не сдавался, и вскоре сигнал стал более отчётливым и стабильным, достаточно, чтобы можно было насладиться грустной музыкой. Люси прижалась к Биллу, нежась в его объятьях, и вслушиваясь в слова песни. Она не была очень грустной, но и не была такой, как звучит рок-н-ролл. В её напористых куплетах мужчина пел не о любви, но о жизни, и о том, как стойко он принимает её разные стороны. Это казалось так странно, слышать этот голос из далёкого прошлого, когда и мир то был совсем иной. Раньше эта песня пелась о другом времени, другом мире, для совсем других людей. Теперь всё изменилось, но песня осталась такой же, и даже смысл её всё ещё подходил под условия нового мира. Склонная к тревоге, пробуждаемой волшебством музыки, Люси попыталась выразить рейнджеру свои мысли, и тот с пониманием кивал, целуя девушку в волосы.
— Мир меняется, но, пожалуй, люди нет. — сказал он немного с грустью. — По крайней мере, не настолько, чтобы мы перестали находить отклик в фундаментальных для души человека вещах.
"Во, как закрутил!" — весело подумала Люси, игриво заулыбавшись, хотя с его словами она была согласна. Когда несколько песен закончились, в эфире раздался голос самого Чака, начавшего свой монолог с сильного кашля.
— Простите меня, мои дорогие слушатели!.. — сказал он, прочищая горло. — Так как у нас прямой эфир, мне приходится радовать вас с совершенно больным горлом. Но надеюсь это не помеха, для того, чтобы мы могли насладиться отличной беседой.
И Чак принялся рассказывать о том, какие слухи до него доходили, в том числе о битве с Владыками Зверей, где он описал немного членов их отряда, и хвалил как героев! Вот это было действительно удивительно, и путники оживились, не веря, что речь идёт именно про них! Особенно обрадовалась Люси, с детской искренностью полагая, что теперь она знаменита, ведь Чак описал её как юную красавицу, черноволосую воительницу, отвагой не уступающую самым храбрым воинам! Больше, её сердце мог усладить разве что Билли, да и то не таким образом. После нескольких новостей, Чак начал философствовать о том, как было бы хорошо, если бы разобщённые островки цивилизации объединило что-то общее, что-то позитивное, что заставило бы людей задуматься друг о друге, и о необходимости человеческого единства. Чак искренне признавался, прерываясь на кашель, что именно для таких целей он и начал вести свою радиопередачу, всячески опровергая мнения некоторых о том, что он делает это ради внимания "цыпочек".
— Откуда он может знать вообще, что о нём говорят? — с удивлением спрашивала Лэсси у своих товарищей.
— Видимо, — сказал Хардсон, — у него есть какой-то способ связи с людьми. Неизвестно сам ли он на самом деле.
— Ты же сама говорила, что его возможное место обитание, какой-то военный объект. — сказал Генрих, с наслаждением растягиваясь на матрасе, и отдыхая, от своей тяжёлой брони.
— Ну, так говорят. — отвечала блондинка. — Если конечно подумать, то, кто он, и где, это ещё нужно разбираться!
— Не утруждай себя размышлениями! — съязвил Генрих зевая. — Это может быть вредно для психики!
— Знаешь, что, Генрих! — тут же сорвалась Лэсси. — Пошёл ты к чёрту, умник сраный! Твои "остроумные" замечания нихера не остроумные, и уже задолбали всех, как и твоё вечное недовольство чем-то!
Пока она высказывалась, Хардсон устало мотал головой, Люси и Шарк тихонько хихикали, улыбался и сам Генрих, а молящемуся недалеко от них Гартуну пришлось заново шептать свою длинную молитву. Грустный Чак продолжал что-то говорить, но за весёлым спором его мог слышать разве что Билл, да и то тщательно вслушиваясь. В конце-концов, Чак просил прощения у слушателей, что "опять нагоняет грусть", по его словам, хотя и необходимую вещь в душе человека, но всё же только в определённой мере.
