— Вещаю. Вот, встретить знакомого или хотя бы другое разумное существо — без шансов. И там с нас уносит ненужные лохмотья мыслей и чувств. Как ветер отставшую краску с борта. Все уносит в чувственный океан. Поэтому сны общие, и мысли внутри снов общие тоже.

— Да... Теперь и я закушу... Подожди, я повернусь. Удобно?

— А тебе?

— Ага... Знаешь, в молодости сил, конечно, побольше... Помню, собираем урожай и ссыпаем в пятиведерные мешки. Я беру мешок одной рукой и поднимаю, второй рукой другой мешок поднимаю...

— Хренассе.

— А то! Тут мне леща, и начинают эти мешки заполнять.

— Ха...

— Да...

— Нет, все-таки утром.

— Но утром...

— Обязательно. Утром!

* * *

Утром Рейвен проворчала:

— Вот куда могла взрослая умная женщина так ловко спрятать гребень, куда?

— Взрослая умная женщина? — Капитан одним движением подтащил карабин. — Которая собиралась ночью спать?

Рейвен почти уже ответила: кое-кто бессовестно не давал. Спать.

Но обычное кокетство внезапно встало поперек глотки. Сон смыл привычные роли, смешки, погасла стрелка-подсказка, пропала из-под ног накатанная колея. Остались два человека, просто опирающиеся друг на друга.

И Рейвен только сказала:

— В самом деле... Не опоздаешь?

Капитан глянул на часы, и секундная стрелка ему подмигнула: тик-так. Семь сорок, шоб вы таки знали.

— Еще целых двадцать минут.

— Ванна тебе первому, ты на службе.

— Благодарю.

— Капитан...

— Да?

— В общем, я тебе тоже благодарна. И...

Рейвен собиралась уже сказать: больше не приду, не жди. Но тотчас и спохватилась: на таких качелях у него в самом деле может встать сердце. Хорошенькая получится благодарность! Янг обидеться может. Пристрелить Капитана и то честнее.

Хотя... Можно ведь ничего сейчас не говорить. Отложить на потом.

А ведь это ж, пойми — потом!

Глядишь, как-нибудь и образуется.

Тут Рейвен села на матрасе — его скинули с кровати именно чтобы спать. Кровать Капитан покупал одноместную. Пару часов назад ее остатки сложили аккуратным штабелем в углу комнаты: не пострадавшие спинки, лопнувшие боковины, высыпавшиеся планки... Мотнув головой, Рейвен заставила себя вернуться к мысли.

А зачем вообще рвать с Капитаном?

Если правду говорят, что он вовсе нездешний, не с Ремнанта даже, так ему плевать на прошлое Рейвен, и будущего он тоже вряд ли напугается. Он может оказаться хорошим или плохим, но он точно не будет бомбой памяти, консервой горькой боли. С кланом управятся заместители. Ее исчезновение стариков только обрадует. Молодежь не обрадует, но молодежь Бранвенов почти вся здесь. Кто под стеной Семиградья, кто на берегу безымянной реки за "мостом придурков", кто на улицах Вейла...

Не дождашись ни слова, Капитан спросил:

— Ты думаешь, моя тоска когда-нибудь закончится?

— Конечно, — хмыкнула Рейвен. — Однажды ты умрешь. Нет, Янг права. Не знаешь, где она?

— Знаю, конечно. Госпиталь Академии, Вейл.

Рейвен вздохнула, потянулась и вдруг поняла, что насмешило ее перед тем, как хрустнула кровать:

— Незнакомый потолок!

* * *

Потолок оказался знакомый и незнакомый одновременно. Белый, стерильно-чистый, неуютно пахнущий больницей.

Янг чуть повернула голову, радуясь исчезновению, наконец-то, боли в отшибленной о беовольфа руке, и увидела совсем рядом — видимо, табуретка у кровати вплотную — сидевшего мужчину. Золотистые волосы, полное спокойствие, абсолютная уверенность в движениях. Впрочем, сейчас волосы скрывал больничный колпак, а налитую силой фигуру — плотный белый халат.

Мужчина читал книгу. Странно знакомую книгу. Янг разглядела четыре искусно полураздетые фигуры на обложке. Вроде бы где-то она про такое слышала. Или видела. Или встречала...

Да к гриммам книгу — это же...

— Папа!

— Солнечный Дракончик!

— Ух, как я рада тебя видеть! Ты Руби не ви...

— Я здесь, — Руби, оказывается, сидела в уголке и читала не что-нибудь, а такой же том с нижней полки, подобранный в разгромленной оружейной лавке, что перелистывал и Таянг. Только залитую кровью обложку Руби оторвала, Янг видела неровный край листа.

— Ага... В общем, я с мамой говорила.

Руби вздохнула и попыталась нырнуть в книгу, но Таянг подтащил младшую дочь и обнял, позволив спрятать лицо на груди. Руби не плакала, и плечи не дрожали, но Таянг чувствовал, что все мышцы Руби, словно камень.

Янг вздохнула тоже:

— Знаешь, папа, это так странно. Я столько лет мечтала, я так на нее обижалась, я такую речь приготовила: "Рейвен, почему ты отстой!" И...

— И?

— И когда я ее увидела, все как-то вылетело из головы. И вот. Прости, папа. Ты тоже с ней не виделся?

— Очень давно.

— Ты не думал... О ком-то еще?

Янг протянула руку и медленно, торжественно, чтобы дошло совсем уже до всех, перевернула страницу в папином чтении.

— Дракончик, а ты не охренела?

— Не, папа. — Янг высунула язык и подмигнула:

— У меня кризис, подростковое бунтарство, такая моя роль в семье.

А потом добавила уже обычным голосом:

— Ты сам учил не бояться неприятных мыслей.

— Тебе полегчало потому, что твоя мама все-таки оказалась жива, — буркнула Руби.

— Я тебя люблю и ее люблю, и не стану отказываться ни от кого из вас!

— Не ревнуй, самоцвет, — вздохнул, наконец, и сам Таянг. Да так мощно, что все страницы зашелестели, смешались, а занавески на миг вытянулись параллельно полу. — Хотя бы вы не ссорьтесь. Хватит с нас, что Глинда на Озпина пятый день дуется. Прямо начинаешь верить, что раньше она любила Айронвуда, но тот оказался деревянный по уши, как все вояки, и ничего не понял.

Обе храбрые Охотницы тихонько хихикнули. Таянг обнял обеих дочек, гладил по волосам, и думал: Рейвен дело прошлое. Хотела бы, давно бы пришла, ее Проявление — портал к близкому человеку. К нему, Таянгу, этот портал точно есть. Придет — если! — тогда и будем думать. Покамест не до личных счетов. Пока еще ничего не кончилось и даже толком не началось. Белый Клык, Синдер — детские игрушки, камушки блинчиком с берега. По всем расчетам, именно сейчас должна вмешаться Королева Гримм. Та самая героиня сказок, сочинившая едва ли не половину из них, заставившая мир поверить в собственное несуществование, ломаная богами во сто раз ужаснее, чем сама она пытается ломать пленников.

Черная Королева из Черного Замка в сердце Заповедных Земель.

Допустим, что нападение на Вейл пошло не по плану и захлебнулось раньше, чем Салем успела подтянуть все силы. Кто-то не успел передать информацию. Кто-то не подготовился к выступлению. Но битва за Вейл отгремела неделю назад. Что бы там Салем ни готовила, эшелон развития успеха примерно сейчас должен приблизиться на бросок.

Таянг замер. Ему сообщали — сводку всем сообщали — но тогда, в бою, он задуматься не успел. Если "нечто" уже появлялось? Если именно его во второй день боя дозорный крейсер Атласа увидел на радаре?

* * *

— На радарах большая отметка. Стая мелочи?

— Почему вы так полагаете?

— Потому что живое существо размером с летающую арену...

— Живое нет, а гримм запросто.

— Боевая тревога! Противник воздушный! Пойдем уточнять?

Командир "Громобоя" покосился на Винтер:

— Не считаю допустимым рисковать нашим главным козырем в миле над океаном и в трехста милях от ближайшей базы. Просто доклад, и сопровождаем цель на текущей дистанции...

— Около шестидесяти миль.

— Вот, столько и соблюдаем. И включайте передатчик на постоянное излучение, нечего теперь беречь мощность. Сообщайте!

Радист, придвинув список оповещения, выбрал частоту и заговорил размерено, старательно, чтобы на том конце речь его поняли лучше:

— Здесь "Громобой", на закат шестьдесят цель воздушная низкоскоростная, отметка первой величины, первой величины, характер отметки нерезкий, нерезкий...

* * *

— Нерезкий — значит, не металл. Тварь какая-то. Первой величины — здоровая, сволочь. Левиафан, только воздушный.

— Генерал, сэр. Есть сведения, что в атаке на Вейл действует большой летающий гримм, наподобие виверна, только четвероногий.

— Дракон, почему вы боитесь это признать?

— Он порождает мелочь, сэр. Его с трудом держат сразу три команды: CRDL, CADM, CVFY.

Отложив Свиток с куцей сводкой, Айронвуд бросил в пространство:

— Озпина мне на связь.

— Он еще не пришел в себя. Вместо него Гудвич.

— Хорошо. Устанавливайте.

* * *

— ... Установить не удалось, — женщина в экране Звездочету нравилась. Обстоятельная и строгая, и понимает цену порядку. — Но мы предполагаем, что это дракон, аналогичный Вейловскому. Только движется на Атлас. Одновременный удар.

Звездочет посопел. Капитан и Толмач ушли в тот самый Вейл, и успели только передать, что там бой, и что дальше они двинутся под горой. Звездочет уже сделал все нужные звонки, вскрыл конверт с двумя нолями — план для возможной биологической опасности — и здесь, в кабинете управления прииска, Звездочет уже слышал утробный рев накопителей большого портала, выходящих на режим для первой рабочей, не-испытательной переброски. Военные советники из Десятого Главного Управления Генерального Штаба уже распечатывали оружейку Корпуса Пограничной Стражи, и падали с лязгом броневые ставни, и проворачивали механизмы зенитки на крышах кольцевых домов, а зеленые крышки ящиков летели во двор, открывая золотистый блеск гильз...

Но всю картину происходящего советники не знали. По соображениям, понятно, секретности. Всю картину знали три человека, именно: Капитан, Толмач, Звездочет, прожившие на Осколке скоро год. Лишь они имели право, оценив угрозу, затребовать эвакуацию колонии.

Либо помощь.

Помощь, пролезающую только в большой портал.

Звездочет вытер вспотевший лоб и, чтобы выиграть хоть немного времени на раздумья, сказал женщине в экране:

— Почему вы обратились... Почему вы доверяете такую информацию именно нам?

— Мы получили сообщение... Возможно, неточное... Давшее нам надежду, что вы имеете силы и средства, способные...

Глинда явно подбирала слова. Чтобы не ляпнуть. Чтобы не прохватиться неосторожным высказыванием. Чтобы не оказаться понятой неверно.

— Я пока не готов ответить, — сказал Звездочет пересохшим горлом. Если это намек, если Глинда — верная сподвижница Озпина! — знает о земном происхождении города Ноль? А она точно знает, ведь Капитан говорил перед уходом именно об этом.

— Пожалуйста, сообщите нам как можно больше о характере угрозы.

Глинда передала карту:

— Вот здесь он сейчас. На тридцати-сорока узлах через двое суток тварь подойдет к Атласу и начнет, мы полагаем, производить мелких гриммов. Мы наблюдали, как это происходит в Вейле, даже смогли заснять. Образуется Волна, к ней потом примыкают все местные гриммы.

— Получается, удар по Вейлу — отвлекающий?

Глинда пожала плечиками под белейшей блузкой:

— Не могу сказать. Пока нет новостей ни от Вакуо, ни с Мистраля, ни с Менажери. Возможно, драконов хватило каждому.

— Возможно... — перед Звездочетом на пульте лежала памятка. Код угрозы высшего порядка, два нуля. Потом что вписывать? Биологическая угроза или военная? Пока не долетел до берега, военная, потому что можно грохнуть военными методами. А оно не растворится в океане? Не нарастит себе стадо левиафанов?

Землянин поглядел в потолок и с откровенной тоской пробормотал:

— Когда рожок дважды протрубит, рассыпаться цепью, опустив при том пики... Сюжет? Эх, сюжет!

Сказал в экран:

— Я смогу дать ответ через час.

И часы на стене важно подтвердили: в лучшем виде! Вот, лови первые секунды: тик-так...

* * *

Тик-так, сказали часы. Рано еще, чего будишь?

Майор Зимолетов, позывной Кортес, вошел в номер лейтенантов — теперь уже старших — и потрогал за подошву спящего на правой кровати:

— Худой! Подъем!

— А? Тарщ мйор, чт'слчлось?

— Тихо, не ори.

— Можешь орать, я проснулся, — буркнул Флюкт с левой кровати.

— Какие ВУСы у вас?

Старшие лейтенанты переглянулись:

— Оператор-наводчик зенитно-ракетного комплекса.

Кортес фыркнул:

— В кои-то веки не напутали с личным делом, так и есть, по-написанному. Подъем, форма одежды полевая, походное с собой, построение через тридцать минут.

И вымелся будить остальных.

Теперь группа "Конкистадоры" числилась отдельной в/ч с собственным номером, четырехзначным, кто понимает. Относилась к Десятому Главному Управлению Генерального Штаба — чуть ли не самому завидному в армии. Для молодых, но уже старших, лейтенантов так точно, потому что не проверять заправку кроватей и чистку сапог они в армию шли. Они шли воевать, и "десятка" легко превращала их мечту в реальность. Советники на Кубу, два человека. Советники в Анголу, третий кабинет. Советники в Конго, пройдите к трапу. Понятно, почему "Конкистадоры": наверное, в джунгли поедут, молодых бойцов Че Гевары обучать владению лучшими в мире автоматами Калашникова. Джунгли значит мулатки, а мулаток любой чему хошь обучать готов!

Через тридцать минут Кортес погрозил коротенькой шеренге внушительным кулаком:

— Вы можете промахнуться, но не имеете права облажаться. За урон чести и достоинства офицера Советской Армии уебу лично. Вольно! Равняйсь-смирно, на посадку шагом! Марш!

Машина, ночное подмосковье, впереди "бархан" сопровождения. Почетно, только беспокоят алые проблесковые огни. Не так много машин в подмосковье ночью, а все же мигалки вертятся, и в замыкающем "бархане" боец у пулемета в полной боевой, даже в шлеме...

Приехали в аэропорт: движки ревут. Прапор, бывший десантный старшина, повертев головой, шепнул:

— Худой, нас на Торбеево Озеро привезли. Я аэродром узнал, отсюда летали прыгать раз несколько...

Подписки: первая форма, и сразу форма ноль. Старшим лейтенантам форма ноль, и прапору форма ноль, и лейтенантам форма ноль. Зимнее обмундирование всем, это ладно — а вот по росту с первой примерки подошло — уже интересно.

— Флюкт.

— Чего?

— Ты фотографию девчонки с косой не оставил?

— Обижаешь, Худой. Главное при мне.

— Чую, пригодится.

— Нас что — туда?

Майор Зимолетов, позывной Кортес, внезапно не смешной и не старый, обрывает:

— Разговорчики в строю. На прививки, живо.

И потом все вокруг декорациями кисти вечно пьяного мазилы. Вроде как окружающее совсем не важно. Вроде как внутри главное. Ночь, не видать ни зги. Постройки, ворота, вагончик и под землю. Секретный уровень московского метро? Запросто: рельсы уходят в стальную стену. Гермозатвор, должен держать ударную волну ядерного взрыва. Тихое урчание шестеренок, раскрывается дверь толщиной метр сплошного металла. За ней тоннель, нервное мерцание красных ламп на стенах. Трубы, кабеля, кабеля, трубы, трубы, трубы, еще гермозатвор... Стальные ящики. Громадные короба, вполне знакомые по учебке, только лейтенанты молчат, не узнают старых знакомых вслух, подавленные общей грандиозностью и тревогой. Полумрак, редкая цепь рыжих лампочек высоко на своде.