Тем временем дирижабль, баллон которого имеет форму головы Пинки Пай, медленно, но верно пролетел над своеобразной границей, за которой треск счётчика радиации стал непрерывным. Впрочем, на связи с базой это никак не сказалось, да и на самый крайний случай у данного летательного аппарата высокая степень автономности, автоматизации, а также есть бортовой компьютер, который отведёт устройство на базу, если в течение часа не получит пароль.
«Я пользуюсь базами данных Министерства Морали, техникой, вооружением и системами слежения этой организации… Можно ли меня считать преёмником Пинки Пай?» — странный и не слишком своевременный вопрос, промелькнувший в моём процессоре, заставил активировать процесс самодиагностики, который не показал никаких отклонений.
Отложив дальнейший анализ данного вопроса, отдаю команду на посадку в двухстах метрах от края барьера. С такого расстояния даже без увеличения при помощи оптических средств видно, что щит не однороден и подвижен, в каких-то местах становясь плотнее, а где-то, наоборот, истончаясь. Косвенно это можно принять за подтверждение, что поддерживает его не устройство, а некто живой (пусть и относительно), а кроме того — разумный, либо имеющий необходимые инстинкты. Для сравнения можно взять центр управления ПОП, который со всех сторон окружают пегасы, пытающиеся проникнуть внутрь, ну и не позволяющие сделать этого кому-то ещё: даже под внешним давлением, пусть и при удалённом наблюдении, тот барьер кажется более стабильным.
Приземление летательного аппарата произошло успешно, после чего в корпусе, состоящем из металлических трубок и пластика, открылась аппарель, по которой на чуть влажную землю спустился первый шестилап. Немного постояв, он покрутил башенкой, а затем отошёл в сторону, давая дорогу другим дронам, несущим оборудование в тяжёлых ящиках. Последним вышел понибот, облачённый в грубую чёрную материю, облегающую всё тело, оставляя открытыми глаза и рот.
Мои дроны спешно извлекли из коробок оборудование, состоящее из мощных колонок с направленным звучанием, прожекторов и проекционных экранов, которые расставили на равном расстоянии друг от друга. Робопони, изображая командующего операцией, встал рядом с одним из светильников, поднёс к морде правый передний манипулятор и стал открывать рот, словно бы говорил в микрофон, в то время как из динамиков зазвучал мой синтезированный голос:
— Внимание! Говорит глава Эквестрийской Службы Спасения, администратор Крусейдер! Обитатели Марипони, если вы меня слышите и понимаете, то дайте нам знак о том, что вы готовы идти на контакт. В случае вашего сотрудничества мы гарантируем вашу безопасность, а если это необходимо — медицинскую и психологическую, а также материальную помощь. Повторяю…
…
Ей было страшно и… одиноко (сколь бы ироничным это ни казалось). Эйфория, испытываемая в первые… дни? Недели? Месяцы? Годы?.. Эйфория, дарованная ощущением собственного всемогущества, прошла, оставив после себя горькое послевкусие и разочарование (какой смысл иметь силу, достаточную для поднятия заклинивших бронестворок «вкопытную», если не можешь сдвинуться ни на сантиметр?).
В самом большом помещении комплекса, где хранили чаны с зельем вынужденной трансформации (ЗВТ), было темно… или светло? Она не могла ответить на этот вопрос, так как зрением в привычном понимании этого слова больше не обладала: оптическое восприятие информации ей заменял тактильный эффект телекинеза, при помощи которого единороги, даже закрыв глаза, могут ловко орудовать ложкой и вилкой, не боясь порезаться.
А ещё с ней всегда были голоса, одни из которых требовали, другие — обвиняли, третьи — плакали и просили… Они не понимали, что происходит; не хотели понимать; не хотели верить ей, с упорством цепляясь за свои иллюзии. Лишь близняшки-единорожки, Гештальт и Мозаика, начали подавать признаки осознанности, но до того момента, как с ними можно будет хотя бы поговорить, по всем расчётам должно было пройти много времени.
«Времени? Что такое — время?» — задумавшись над этим, она выпала из реальности…
Когда всё началось? Скорее всего это был тот день, когда одна в меру скромная фокусница пришла в провинциальный городок, находящийся недалеко от Кантерлота, чтобы показать своё неповторимое шоу восторженной толпе. И всё было бы хорошо, так как начавшие шуметь кобылы оказались показательно побеждены, а имеющая реальные знания и силы единорожка (оказавшаяся ученицей принцессы Селестии…) предпочла не вмешиваться, не решившись вступиться за подруг, но…
«Пони-фактор всё испортил», — промелькнула на грани сознания горестная мысль.
Два жеребёнка, проникнувшись историями своего кумира, сбежали в Вечнодикий Лес и умудрились не только найти, но и привести Малого Урсу в свой городок, чтобы фокусница его победила (а учитывая, что свой героизм в рассказах она приукрасила, в прошлый раз воспользовавшись ловушкой в виде моста над ущельем, который обрушила при помощи магии, исход был закономерен). В результате буйства зверя и собственной беспомощности волшебница лишилась своего фургончика и была изгнана с позором, радуясь уже тому, что её хотя бы не избили бывшие воздыхатели…
«Нет. Всё началось ещё раньше», — поправила себя Великая и Могучая… и очень, очень одинокая пони.
Тогда она ещё была наивной и верила, что в больших городах пони столь же дружелюбны, как и в её родной деревеньке. Ей казалось, что в Мэйнхеттене, славящемся высоким уровнем достатка и культуры, будет легко и просто получить признание, а может быть, и устроиться в настоящий театр! Только вот реальность оказалась куда более жестокой, несколько раз к ряду потоптавшись на молодой единорожке, сломив её и выпнув прочь из мегаполиса, оставив на душе кучу грязных следов.
Обида, чувство несправедливости, ущемлённая гордость и другие чувства постепенно перековались в гордыню, самолюбие, эгоизм и даже жестокость. Когда добрая кобылка, дарящая смеющимся над её трюками жеребятам конфеты, превратилась в высокомерную дрянь, наслаждающуюся унижениями других наравне с восхищением, направленным в свой адрес? Одно можно сказать точно — это произошло задолго до визита в Понивилль.
Она пыталась изменить свою жизнь: построила новый фургончик, дала несколько выступлений… но слава обманщицы и слабачки бежала впереди неё, сводя на нет все усилия. За это стоило поблагодарить телеграфы и радио, благодаря которым новости разносились куда быстрее, чем пони идёт по дороге.
Последней, в какой-то степени даже отчаянной попыткой вернуть всё назад стал визит в Кантерлот: столица Эквестрии всегда являлась прибежищем высокомерных снобов всех мастей, которые плевать хотели на слухи из провинциальных городков. Даже наоборот — слухи о чуть ли не злодейке, которую только попустительством стражи ещё не бросили в самую тёмную камеру тюрьмы, послужили прекрасной рекламой. Откуда же вообще взялись такие обвинения? Просто пони, пересказывавшие слова друга, который слышал от друга друга, нередко всё приукрашивают, а факт участия в истории самой Твайлайт Спаркл придавал ей популярность.
«Как же: героиня, победившая злодейку, натравившую на Понивилль Большую Урсу», — с застарелой обидой подумала одинокая пони, стараясь не слушать гомон голосов, от которого невозможно было укрыться или убежать…
Новое амплуа непонятой обществом злодейки, которая остаётся доброй и ранимой в душе… вызвало отклик в сердцах пони. Подтверждением успеха стало то, что бродячую артистку пригласили на прослушивание в столичный театр!..
Но жизнь вновь показала, что она как зебра: за каждой белой полоской следует чёрная, а в конце ждёт полный круп. Вот и в этот раз, дожидаясь своего прослушивания, фокусница решила пройтись по магазинам старьёвщиков, где обычно присматривала вещи для своего реквизита, а иногда и учебники по разным школам магии.
«Проклятый Амулет Аликорна… Почему он выбрал меня, а не хозяина лавки?» — вспышка злости отразилась во внешний мир волной телекинеза, из-за которой вздрогнули стены, а с потолка посыпался разный мусор, вынудив ставить защитный барьер над своим… вроде бы телом.
Амулет Аликорна — магический усилитель с подвохом: он действительно давал своему владельцу силу, но одновременно с этим — снимал все моральные ограничители. Странствующая фокусница спустя уже десять минут после того, как надела это украшение, ощущала себя словно бы пьяной, при этом отлично контролировала магию и речь. Ну и кроме того, артефакт разжигал негативные эмоции, вытаскивая из глубин разума самые плохие воспоминания. Так что если бы её не остановили в Понивилле, то следующим на очереди стал бы Мэйнхеттен, где без многочисленных жертв вряд ли обошлось бы.
Возможно, если бы у волшебницы была чистая репутация, то после того, как её избавили от Амулета Аликорна, дело ограничилось бы принудительным лечением и штрафом за нанесённые городку разрушения, ну, и компенсацию за моральный ущерб пони пришлось бы выплатить. Однако же суд, беря во внимание случай с Малой Урсой, не был снисходителен, так что вместо больничной палаты с понимающими санитарами её отправили в камеру к настоящим преступницам…
Забавно, но именно в тюрьме у фокусницы началась новая светлая (уже не белая, на что следовало бы обратить внимание) полоса: во-первых, она чем-то приглянулась одной из «мамочек», которых побаивались мелкие воровки, бандитки, вымогательницы… благодаря чему «малышку» не только не гнобили, но ещё и лечили в меру сил, найдя среди заключённых психолога; во-вторых, спустя месяц от начала отведённого срока в тюрьму явилась Твайлайт Спаркл, решившая взять «злодейку» на перевоспитание. Могла ли она упустить такую возможность?
Кем может работать бродячая артистка с загубленной репутацией? Как оказалось — она может быть хорошим ассистентом для увлекающегося учёного, так как не пугается работать не только магией, но и копытцами, знает массу слабых заклинаний, обладает хорошей памятью и… готовит вкусный кофе. Вероятно, за последний навык сотрудники Марипони ценили её больше, чем за всё остальное, вместе взятое. Близняшки даже шутили, что если бы кьютимарку можно было изменить без ломки личности, то это стало бы отличным талантом.
Когда был поднят вопрос о том, чтобы протестировать ЗВТ на пони, она выдвинула свою кандидатуру самостоятельно: в конце концов, риск был минимален, о чём учёные говорили едва ли не единогласно, а возможность стать первым искусственным аликорном, которого точно не отправят на фронт, выпадала раз в жизни. И если бы не взрыв, разрушивший крышу и скинувший волшебницу с мостика, находящегося на уровне второго этажа, прямо в чан с зельем…
«В конце зебры всегда находится круп», — невесело пошутила пони, слыша, как голоса немного затихли, чтобы спустя какое-то время вернуться с новыми силами.
После того, как она пришла в себя, осознав себя не только живой, но ещё и очень-очень сильной, в разум ворвались мысли испуганных, обозлённых, растерянных жеребцов и кобыл. Из хора их «голосов» фокусница узнала, что на Марипони упали мегазаклинания, связи с внешним миром нет, а уровень радиации такой, что скоро все умрут. И тут она совершила ошибку, вновь поддавшись пьянящей иллюзии всемогущества…
«Ведь если я выжила, то выживут и другие. Им только нужно помочь», — в очередной раз повторила волшебница, сама удивляясь подобной логике (ведь если подумать, то даже её тело, упав в чан, уже изменило его состав).
У «спасаемых» не было ни шанса, когда телекинетические щупальца врывались в их комнаты-убежища, хватали и тянули в чан, игнорируя крики и сопротивление. Ведь она была уверена, что нужно спешить, а бьющий по разуму страх только добавлял желания торопиться. Ну а результат поспешности известен: лишь сёстры-единорожки, благодаря своей особенности, постепенно снова становились разумными, в то время как остальные стали тенями себя прежних, запертыми в последних секундах своих жизней.
«Простите… Простите… Простите… Я не хотела… Трикси не хотела!..» — если бы она могла выть, то делала бы это, так как волны чужого страха, пусть уже и не лишающего воли, всё ещё причиняли почти физическую боль, отвлечься от которой помогала лишь усердная работа.
Опытным путём волшебница поняла, что крики становятся тише, если у неё мало магии. Правда, расплатой за это становилась слабость и сонливость, но ради блаженного покоя эту цену можно было платить. Так что в первое время телекинетические щупальца занимались разборкой завалов, переноской оборудования в целые комнаты, попыткой починить хоть что-то, чтобы наладить связь с внешним миром…
В какой-то момент Трикси решила, что для собственного истощения лучше всего использовать заклинание щита, да ещё в старой его модификации, когда энергия тратится постоянно, а не по мере необходимости восстанавливать затраты и повреждения. Кроме того, если кто-то во внешнем мире выжил, то он увидит и заинтересуется, а затем придёт и…
«А вот то, что будет дальше, я пока что не придумала», — бывшая уже фокусница знала, что является не самой умной в мире пони, да и «пони» её уже назвать можно только в дань памяти.
«Принцессы же могут всё исправить… правда? Может быть, они даже похвалят Трикси за то, что она всех спасла. Ну… когда снова сделают всех пони», — глупая надежда, похожая на мечту жеребёнка, всё ещё не позволяла отчаянию захватить разум, но эта ниточка становилась всё тоньше, угрожая вовсе оборваться.
Когда к щиту подлетел первый квадрокоптер, волшебница так обрадовалась, что вытянула телекинетическое щупальце и… раздавила его в слишком сильной хватке. Со вторым летательным аппаратом она была осторожнее: затянув его под барьер, пони создала свою проекцию перед камерой и попыталась заговорить, но…
«Глупая Трикси. Я же не могу говорить. И проекцию видят только те, у кого есть… разум или душа?» — вспоминая, как в раздражении раздавила второе устройство, она почти впадала в панику, прекрасно представляя, что могли подумать пони, потерявшие двух своих разведчиков.
В любой другой ситуации возможность общаться мысленно дала бы огромные преимущества, но когда дело касалось бездушных железяк — всё переворачивалось с ног на голову. А ведь она не могла даже нарисовать что-нибудь вроде «Я здесь», чтобы о ней узнали, так как просто не видела изображений.
И вот к барьеру прилетел целый дирижабль, который фокусница смогла «ощупать», воспользовавшись рассеивающейся волной телекинеза. Исходя из формы шара, к ней прибыло представительство Министерства Морали, о котором Твайлайт Спаркл отзывалась очень… скупо (что многое говорило само по себе, если знать, в каких отношениях они были с Пинки Пай раньше). Но хуже всего оказалось не это, ведь с любым пони можно договориться, а то… что среди прибывших не было никого, кроме роботов.
