— А-а-а! Стало невероятно красиво! Нереально! Как... как... магнолии! Нет! Орхидеи! Нет, у меня нет слов! — Она кинулась в комнату за папкой, на ходу уговаривая. — Можно? Можно я нарисую? Это как... как дерево распускающееся!
— Хм. То есть до сих пор ты даже не задумывалась, что образ мирового древа имеет под собой какой-то смысл? И правда, — видимо, прочитав её, констатировал сам себе Эд, — не понимала.
— Я? Нет... нет, конечно! Какой ещё образ? — уже набрасывая фантастическое дерево, подтвердила Оля. -Ты что, я вообще никогда ни о чём таком не думала, и понятия никакого не имела... Да и откуда бы мне?
— Надо же. Значит, я неправильно истолковал. Посчитал за намеренное оскорбление.
— Когда? Кого? Что ты! Нет! Но когда же?
— Ты пренебрежительно упомянула дуб. Один из священных образов древа мира. Все перворожденные, без исключения... как бы тебе понятнее объяснить? Листья этого древа, и каждый — отдельный мир, отражение его. В общем, неважно. Я рад, что не понял. Я тогда меньше видел. Никогда так не говори.
Оля едва успевала потерянно кивать на каждое новое заявление Эда, не отрываясь от бумаги и намечая детальки столь восхитившей её картинки. Отгоняя мысль, что чем-то его обидела и то замечательное состояние, которому она только-только нашла название, больше не вернется.
— Кстати, своди меня как-нибудь, — переключился он, резко меняя тему.
— Куда? — Карандаш завис над формой листочков — прожилки есть, а формы-то нет, они словно текли, как язычки пламени. — Ты о чём это сейчас?
— Теперь ты притворяешься глупее, чем есть? Вот о чём только что думала, туда и надо зайти.
— Об ощущении думала, которое возникает, когда ты дома. Оно очень мирное и похоже на... А! В церковь, да? Я ещё один костёл представляла, — из принципа уточнила Оля, — мы несколько раз рисовали его, так что ощущение хорошо запомнила.
— Это ваши, как это? Предметы культа? Помещения для отправления культа? В общем, место поклонения богам?
— Ну... да, наверное. Только не богам, а богу.
— Неважно. И ещё. У меня есть к тебе предложение.
— Ещё куда-то сходить?
— Нет. Наоборот. Я предлагаю тебе со мной уйти.
— Когда? Ой, то есть, куда? — Оля растерялась. — Ещё в магазин?
— Когда — вот это будет правильный вопрос. Думаю, скоро. Мне надо возвращаться.
— Ты что-то уже нашёл? — спросила она высоким голосом, почему-то совсем не радуясь этой новости.
— Нет, если ты о споре, и да — если о том, что я получил результаты от этого путешествия. Наблюдая непонимающее выражение лица хозяйки, добавил:
— Я изменился. Возникло много нового в моей структуре. И эти узлы надо развивать.
— Срочно, да?
— Нет, пока я в человеческом теле — вообще можно не трогать. Ради этого, видимо, вы и созданы, — не удержался он от комментария. — Интересно, что из этого получится, так что думаю вернуться, развить то, что наметилось, а потом можно же и снова сюда прийти, координаты-то известны.
Оля помотала головой, ничего не поняв.
— Это упрощенно.
— Да я даже упрощенно не особо понимаю, — мысленно проговаривая сказанное Эдом, пожала плечами Оля. — Но спасибо, что тратишь время, объясняешь. Тебе надо уйти, потому что... тут ты человек, а там — нет?
— Там я больше могу сделать для моей структуры, моего предназначения. Но и тут есть ты, — он коснулся пальцем её браслета, — в каком-то смысле моя ученица. Я не могу иначе.
В голосе нелюдя, как всегда, не было ни тени сомнения, так что она, помотав головой, переспросила:
— Что? Ученица? Поэтому объясняешь?
Эльф как-то торжественно наклонил голову, словно принимая её ответ.
— Но мы же ничего не учим, разве что... целительство, да? — Оля, сообразив, благодарно кивнула. — Спасибо тебе!
Зацепившись мыслью за свои "лечебные" способности, она вспомнила, что совсем скоро придет оборотень, о чём она за сегодняшней суетой совершенно позабыла. Как и о том, что кроме кусочка пиццы перед фильмом, так ничего и не ела, и будет встречать "пациента" урчанием голодного желудка. Эд подождал, пока она вытащит из пакета баранку, и подтвердил:
— Приходится учить, хоть с тобой и невероятно трудно! С твоим изначально материальным телом следить за структурой сложно. А я не могу не пытаться увеличить сложность мира, даже такого пограничного, как ваш.
— Постой, а я-то тут причём? То есть, твои объяснения что-то изменят в мире, что ли?
— Как это причём? Ты же меняешься! А светлых перворожденных в вашем мире нет!
— Постой! Что нет — я помню!
— Правда не понимаешь... — сосредоточенно что-то в ней разглядывая, протянул эльф. — Хорошо. Помнишь, я говорил, что не могу изменить ваш мир?
Хозяйка согласно кивнула.
— Мне доступно точечное воздействие. Могу изменить что-то жёстко, постоянно, один раз. Скажем, если я сейчас истрачу все свои силы, хватит на этот ваш город. Понятно?
— Ну... да... ты говорил, без других бессмысленно...
— Именно. Потому что рано или поздно хаос поглотит это воздействие. Если его не будут поддерживать старшие расы, — мы или драконы, то есть архи, и стихийные помощники.
— Которых у нас тоже нет, — послушно сказала Оля.
— Да, даже драконы у вас не на виду. Не знаю, почему они не вмешиваются, как везде. Но ты — тоже структура. Меняешься ты, меняется мир вокруг тебя. Точно так же, как мог бы изменить я один раз, ты можешь сделать, пусть намного меньше, пусть постепенно, но — можешь. Как расходятся круги на воде.
— От камня, да? И они тоже затухнут.
— От тебя — не как от камня. Скорее, как от тростника. Он растет в воде и его колышет ветер. И волны расходятся от него каждый раз, снова и снова.
— Волны? Мир? Шутишь, что ли? Насколько изменится? Как не старайся, а подъезд всё равно останется таким же свинарником, даже если я устроюсь уборщицей и буду его драить. Я никогда и ни на что не могла повлиять, такой уж уродилась.
Совсем некстати перед глазами нарисовалась сегодняшняя сценка, когда она бессильно смотрела на отца Люси, размазывающего самоуверенность Макса тонким блинчиком, и ничегошеньки не могла придумать в его защиту. Скорее самой хотелось спрятаться за чью-то широкую и надёжную спину. За Эда, например.
— Нет.
— Что нет?
— Не шучу. Чем сложнее будет твоя структура, тем большее пространство сможешь охватить.
— Конечно, до коврика перед дверью? Я его и так помою!
— Думаю, если развить те закладки, что у тебя появились благодаря мне, — он кивнул на браслет, — скажем, на этот дом тебя хватит... лет через десять.
— Хи. М-да. Это, знаешь ли, всё равно что шутка. И что за ветер будет меня колыхать? Чтобы круги не затухали? Тебя-то не будет!
— Я не шучу, — под серьёзным взглядом нелюдя и Оле расхотелось смеяться. Пальцы ног зябко поджались, ища потерянные тапки. — А ветер. Это совсем просто. Это все твои решения.
— К-ка-какие ещё решения?
— Все. Абсолютно все. От решения выгородить приятеля до покупок.
— Выгородить? Боюсь, у меня не вышло.
— Почему же? Судя по твоим воспоминаниям, всё получилось!
— Да уж. Сказать, что он будет заботливым отцом и никогда не позволит кому-то строить своего сына... да ладно, не будем об этом. Ой! Покупки!
— Вот-вот. И я об этом же. Ты думаешь, это ничего не меняет? — Эд кивнул на пакетик, за который схватилась забывчивая хозяйка.
— Нет, — Оля добыла из упаковки кусочек сала и пыхтела, продевая через него завалявшуюся в конфетнице скрепку, и привязывая к импровизированному крючку верёвочку. — Извини, пожалуйста, я сейчас, пока не забыла.
Последнюю неделю по утрам на балконе звенели синички. Никогда раньше они не прилетали целой стаей! А из перегородки, что делила их балкон на три квартирных закутка, как раз торчала железная загогулина какой-то арматуры. К ней-то она и привесила угощение.
— Ну вот, — с удовлетворением от сделанной работы уселась она за стол. — И что это может поменять?
— А если они погибнут, это что-то изменит?
— Погибнут? Почему?
— Ты, вообще, знаешь, что птицы привязчивые?
— Прилетают, ага! Поэтому и повесила.
— Нет, про то, что они замерзнут в ожидании еды, если ты их приучишь, а потом как-нибудь, почему-нибудь про них забудешь.
— Погибнут? — враз осипшим голосом переспросила Оля. — Почему?
— Не найду в ожидаемом месте еды.
— Нет-нет, не может быть, они же летают где хотят.
— Да-да, очень даже может быть! Я-то вижу!
— Хорошо, ладно. Я их всю зиму кормить буду!
— Вот я о том же. О решениях. Полчаса назад было одно, а теперь совсем другое!
— Да ладно, проехали... через двадцать лет мне будет не до этого, я буду старенькая и немощная.
— Не будешь. Если уйдёшь со мной.
— С тобой? — насторожилась Оля, уловив серьёзный тон. — Куда это с тобой?
— В тот мир, где я сейчас живу. И буду жить еще две стадии.
— Каких ещё стадии?
— Своего развития, ты до них точно не доживешь, так что соглашайся.
— На что это?
— Пойти со мной. Там ты проживёшь намного дольше.
— Да? А как же родители?
— Будешь навещать. Иногда. Я же собирался вернуться, закончить изучение вашего мира.
— И что я там буду делать?
— Как что? Развиваться.
— Да? И зачем я тебе? — из вопроса вызывающе торчали подозрения, Оля их и не скрывала. Конечно, здесь она ему хоть чем-то полезна, а там?
— Мне интересно довести начатое до конца, увидеть, что из тебя может выйти. И я могу тебя увести.
— А кого-нибудь другого — нет? — догадалась Оля о смысле слова "увести".
Их прервала трель звонка, но Эд все-таки договорил:
— Нет. Только тебя. Мы связаны, и я один раз тебя успешно переместил.
— Понятно. Но что-то сомневаюсь я в том, что тебе нужно. — А в голове промелькнуло, что если она Лёше окажется не нужна, то почему бы и нет? И оборотень страшен не будет...
— Признайся самой себе, — нелюдь наверняка считал только что мелькнувшую картинку, потому что в его голосе не было ни капли сомнений. — Тут ты всё равно бесполезна, всегда только наблюдаешь и считаешь, что ничего не способна изменить. Вот и спасённого своего боишься, а ведь это он должен бояться наших условий. Так что нет никакой разницы, проживёшь ты жизнь здесь или где-то ещё. Зато в светлом мире ты проживешь намного дольше. Подумай.
"Подумай, — мрачно хмурилась Оля, идя к двери, — да предложи он мне такое месяц назад, я бы не сомневалась ни минуты, всё равно никому не нужна. А сейчас... бросить Люсю, Макса, не поговорить, не разобраться с Лёшей?"
— Не могу, не сейчас во всяком случае, — ответила она бесшумно подошедшему эльфу. — А переписываться с родителями можно будет?
— Сколько угодно, трудно только разумных перемещать. Подумай, время пока есть.
— Договорились.
...
Впустив Петра, Оля инстинктивно, мелкими шажочками, отступала в комнату, пока не наткнулась спиной на Эда. Громадный мужик в маленькой прихожей нависал опасной тучей, и хозяйку пробрал запоздалый озноб. Она обернулась на эльфа, ища поддержки и безмолвно выпрашивая: "Может не надо? Может пусть уйдет сразу?"
Нелюдь не двинулся с места, только подтолкнул под руку. Ей потребовались несколько секунд и неприязненный взгляд тёмного, скользнувший по её запястью, чтобы сообразить и, сложив руки на груди, прикрыться браслетом.
— Что, перепугалась? — зеркало задребезжало от гулкого голоса нового знакомого. — Зря. Уж кого-кого, а тебя я никогда не обижу. Мне, видишь ли, это невыгодно. Веди, что ли.
— Д-да-да, к-к-ко-н-неч-ч-чно, — сдавленным шепотом выдавила Оля из себя и юркнула на кухню.
Умостившись на углу, спиной к плите, хозяйка жалась к эльфу, во все глаза таращась на своего должника. Клоками выбритое лицо пестрело выцветающими синяками и царапинами, под глазами с красными от лопнувших сосудов белками залегли черно-желтые тени. От мочек ушей к подбородку тянулись щедрой рукой наклеенные полосы пластыря, не пряча шикарного двустороннего флюса.
— Это? — заметил Пётр её интерес. — Зубы пришлось выдрать, гнойники чистить. Челюсть ломал. Пройдет.
Оля быстро спрятала глаза, непроизвольно сглотнув вязкий комок и шмыгнув носом.
— Предлагай, что придумал, — перешёл к делу Эд.
Под тёмным жалобно скрипнула табуретка, он по-хозяйски навалился на стол, заняв всё свободное место, и мерил эльфа оценивающим взглядом.
— Что ж, и предложу. — Дула зрачков переместились на Олю, заставив её резко дёрнуться к Эду, едва не потеряв равновесие. — Одна живёшь?
Не стал дожидаться вполне понятного ответа, продолжил:
— Небогато. Лет через пять могу предложить трех— или четырехкомнатную, в новостройке. Устроит?
Пойманная неотрывным взглядом и уверенным тоном, хозяйка дёрганным кивком согласилась. Правда сама не поняла — с чем и, собственно, с чего бы ей такое обещают.
— Куда-то торопишься? — вмешался эльф, дав возможность Оле выдохнуть. — Откупиться решил? Знаешь же, что только материальным не получится.
— А вдруг? — Лицо Петра сложилось в высокомерную маску, и губы, все в кровавых корочках, неприятно изогнулись, выпуская капельки сукровицы. — Что ж не попробовать? Или, думаешь, охота в рабство?
Эльф молчал, но противостояние будто звенело в воздухе между ними. Гибкий и изящный, Эд должен был бы казаться хрупким на фоне мощного и широкого оборотня, но нет, это тёмный размазывался невнятной кляксой в яркости перворожденного.
— Кончай свои штучки, — сдался Пётр, вытирая выступивший на висках пот и облизывая губы.
— Предлагай тогда по-настоящему.
— У меня охранное агентство. Могу охранять хоть до старости. Пока будет возможность, конечно. А то бизнес у нас дело такое — сегодня есть, завтра нет.
— Не будет бизнеса, будешь охранять сам, как положено.
Смысл слов доходил до Ольги не сразу, словно приходилось переводить с неизвестного языка. Львиную долю её внимания занимали не слова, а мимика и гримасы Петра. Боясь заглянуть ему в глаза, она всё равно видела, каким трудом даётся тёмному мнимая беспечность.
— Охранять? Какое рабство? — всё-таки достучалась до неё последняя реплика, и Оля попыталась вклиниться в разговор, но на её жалобное блеяние они даже не оглянулись.
— Что ж ей-то не сказал, — спросил Пётр. — Раз настаиваешь.
— Зачем её вовлекать, сами договоримся.
Упоминаемая "она" вытянулась на табуретке. Раньше... да и сейчас тоже, Оля предпочла бы, чтобы решили за неё. Но. Она стиснула краешек стола так, что побелели пальцы. Что-то изменилось. Совершенно определенно. Оля переводила взгляд с одного на другого и снова опускала на собственные руки, вцепившиеся в пластик как в спасательный круг. И боролась сама с собой, с сумасшедшим желанием вклиниться в разговор, и кое-что кое-кому пояснить. Да даже обоим! Но — не решалась.
— А ничего, что я тоже тут сижу? — наконец вытолкнула она из себя, заливаясь краской до самой шеи. — Может мне уйти, а вы разберётесь?
— Ты будешь сейчас принимать клятву, так что сиди, — несмотря на бархатный голос, распоряжение Эда звучало как приказ. — А я проконтролирую, чтобы он твои усилия не оказались напрасными, и оплата им соответствовала.
