— Эй, Пушкин! Француз ( это лицейское прозвище Саши), ты где?
И на полянку выскочил плотненький мальчик с очень знакомым лицом. Да это же "друг Жано", Ванечка Пущин, ближайший друг Александра. Вот и наш выход, надо подойти к ним, пока они не убежали. И запев чуть погромче, мы всей гурьбой вышли на полянку. Друзья стоят чуть в сторонке, а я подхожу ближе:
— Ах, какие молоденькие да хорошенькие господа! А позолотите ручку цыганке и она вам все расскажет да предскажет!
И пока оторопелые юноши еще не пришли в себя, я взяла руку Ивана Пущина:
— Ну, что, друг Жано! Сейчас все про тебя расскажу.
Мальчик удивлено посмотрел на меня.
— Да, Иван, не удивляйся, я все про тебя знаю. Друг ты верный и преданный, муж ученый будешь, писатель хороший. Но запомни дату: 14 декабря 1825 года. В этот день постарайся уехать из Петербурга и Кюхельбекера, Кюхлю, об этом же предупреди. И ради Бога, не всегда верь всем своим знакомым, иначе в беду большую попадешь, в Сибири окажешься. Эти же слова и Вильгельму передай!
Пока Ваня переваривает мое предсказание, я подхожу ближе к Пушкину и беру смуглую руку Саши с длинными сухими пальцами и дрожь пробирает мое тело! Неужели я в самом деле держу за руку "наше все"! Да за одно это надо сказать спасибо тому счастливому случаю, что перенес меня в прошлое. Но мое молчание затягивается, мальчик удивленно смотрит на меня. Я беру себя в руки и начинаю:
— Что Вам сказать, Александр Сергеевич (ну не могу я ему говорить "ты", хотя к Пущину обращалась именно так)! Вы станете великим пиитом ( так тогда произносилось это слово), слух о вас пройдет по всей Руси великой ( я почти дословно повторяю строчки самого Пушкина из стихотворения "Памятник"). Вы станете мужем самой прекрасной женщины, у вас будет 4 детей (тут Ваня начинает хихикать). У вас будет много дуэлей, которые останутся без последствий, вы дважды подвергнется ссылке, но проживете долго, если на 37-м году возраста не случится с вами беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека, которых и должны вы о опасаться. И умоляю вас, не верьте тем глупостям, которые вы прочитаете тогда в подметных письмах (тут я почти повторяю предсказание немки-гадалки Кирхгоф, которую поэт посетил в 1819 году, и о которых он часто рассказывал и в которые безусловно верил, поскольку они все сбылись).
Я отпускаю руку Пушкина и потихоньку иду в глубь сада, пока юноши не пришли в себя. Но тут вспоминаю о еще одном их близком друге и останавливаясь на минутку, говорю чуть громче, чтобы меня услышали:
— И передайте Антону Дельвигу, Тосе, чтобы он следил за своим здоровьем и избегал простуд. Он будет прекрасным поэтом и издателем и очень поможет вам, Александр. А теперь прощайте, господа, и помните о моих предсказаниях, тогда ваша судьба сложится счастливо. И храни вас Бог!
Я окончательно скрываюсь в кустах, рыдания душат меня, друзья подхватывают меня под руки и мы быстро исчезаем. По дороге мы встречаем какую-то придворную даму, которая с недоумением смотрит на нашу пеструю группу. Ей я предсказываю любовь червонного короля и даю в руку письмо к Императрице с просьбой передать ее по назначению. Надеюсь, хотя бы из любопытства она это сделает.
Уже на выходе из парка мы сталкиваемся со сторожем, который подозрительно смотрит на нашу компанию. Сунув ему в руку денежку, пообещав казенный дом и любовь крестовой дамы, мы оставляем его в изумлении и быстро идем к извозчику, который и довозит нашу компанию до станции.
В карете мы быстро снимаем свои цыганские наряды, одетые поверх привычной одежды и высаживаемся из повозки уже в своем обычном виде, чем приводим нашего извозчика в полное недоумение, которое исчезает, как только в его руке оказывается двойная плата — баре шутят и не так.
В комнате мы переглядываемся и начинаем хохотать— все получилось, мы сделали это! Миша в шутку предлагает мне как можно дольше не мыть руки, в которых были пальцы самого Пушкина!
Не знаю, последуют ли нашим советам полностью эти мальчики, но зная веру в приметы и предсказания, которые свойственны сейчас людям, в том числе и Пушкину, я думаю, что по крайней мере они их запомнят и перескажут своим друзьям в ближайшее же время.
А нам надо ехать дальше— столица совсем рядом, и так мы провели в дороге больше двух недель. Осталось последнее— организация встречи с Императрицей. Надеюсь она произойдет также удачно.
Глава 69. Вот мы и на месте! Банный день.
В Санкт-Петербург мы приехали в середине дня и сразу, отметив наш подорожные, стали искать гостиницу. Миша, отправленный к Демутовому трактиру, в котором мы планировали остановиться, принес неутешительную весть — там отказали в приеме женщин. Мы, расстроенные, сидели на почтовой станции и размышляли, что же нам делать. Жить на почтовой станции длительное время нельзя, надо искать другой вариант.
Смотритель, увидев, что мы расстроены, стал распрашивать о наших проблемах. Я сказала, что приехала хлопотать о пенсии за мужа, но, к сожалению, нам негде остановиться, так как знакомые, у которых мы планировали это сделать, заболели, а жить нам надо примерно две недели. Он предложил свой вариант — расположиться во флигеле, который сдавала его родственница. Скорее всего он был посредником и не первый раз осуществлял такие услуги за определенный процент. Опять тот же Миша, ставший для меня " палочкой— выручалочкой", съездил по предложенному адресу и через какое-то время вернулся довольный — этот вариант ему понравился. Нам же было уже все равно, лишь быстрее оказаться на месте. Смотритель даже разрешил нам пока не распрягать лошадей, чтобы лишний раз не вытаскивать вещи из кареты.
Мы приехали куда-то на Лиговку — точнее сориентироваться было трудно, договорились с хозяйкой и перетаскали в комнаты наши сундучки и увязки, чтобы и Никита мог отдохнуть от обязанностей сторожа. Лошадь, освобожденная от кареты, вернулась с возчиком на постоялый двор. Расположившись, мы первым делом отправили Мишу на разведку насчет бани — переноситься в будущее и мыться в ванной не хотелось — лучше было помыться и попариться по полной программе.
Оказалось, что общественные бани в Петербурге были и в большом количестве. Они назывались торговыми, причем во многих банях мужчины и женщины мылись вместе. Работали бани 4 дня в неделю — понедельник, вторник, четверг и субботу. Топили бани 2 раза в день — утренние с полуночи и открывались к заутрене, вечерние с полудня и открывались к вечернему звону.
Поскольку мы прибыли как раз в Чистый четверг, мы решили пойти вечером в ближайшую баню. Отправив незаменимых Мишу с Никитой договариваться, мы с Варварой стали готовиться к процессу — доставали чистое белье, полотенца, шампуни и мыло из будущего— мы их замаскировали под привычные здесь баночки. Когда мальчики пришли, мы поинтересовались, сколько номеров и на какое время они заказали. Оказалось, что время посещения здесь не ограничивалось, а заказано два номера в мужской и женской части.
Баня, найденная Мишей, оказалась совсем рядом и мы решили пройтись пешком. Бани в Петербурге славились водой, в основном брали воду из Невы, она считалась самой чистой. Самая же плохая по качеству вода считалась из Екатерининского канала. В начале века властями было предписано, чтобы народ не был отягощен платой за баню. В связи с этим было введено 4 разряда, которые стоили 3 копейки, 7 копеек, 15 копеек и 75 копеек серебром. Мы заказали номера самого высшего разряда, решив не экономить. Кроме того, в банях предлагалось пиво, квас, мыло, мочалки, простыни и сырые яйца для тех, кто ими пользовался для мытья головы. В случае кражи одежды в общественной бане пострадавшему выплачивалась компенсация.
Существовал определенный порядок посещения бани — первое помещение бани — передняя, в которой мы разулись и оставили верхнюю одежду, за ней следовала раздевальня, в которой мы разделись до гола. Далее мы зашли уже в основное помещение парилки и оказались в опытных руках банщицы — очень крупной фигуристой женщины с вениками в руках. Выбрав меня, как главную, она уложила меня на полку, застеленную соломой и покрытую чистой скатертью и через несколько минут начала хлестать березовым веником, что открывало поры и усиливало испарину.
Затем банщица энергично терла меня пальцами по всему телу, чтобы отделить нечистоту, и натирала мылом и омывала холодной и горячей водой по моему желанию. Так она проделала еще дважды, пока я не запросила пощады.
Тут же она перешла к Варваре, которая оказалась более подготовленной и выдержала пять подходов. Даша работала веником сама, а потом помогла мне хорошо промыть волосы, которые потом я сполоснула раствором ромашки, чтобы немного осветить волосы. Тут же стояли горшочки с заваренной мятой, лавандой и шалфеем для аромата.
Веники тоже могли быть разными — липовый — от простуды, березовый — для легких, дубовый — от мышечных болей, можжевеловый — от легочных заболеваний, калиновый — от кашля, а также из бузины — для суставов. Существовали и особые лечебные бани, в которых предлагали специфические процедуры — массаж, кровопускание, лечение пиявками, клистирами и ваннами с настоями из различных трав.
Распаренные, чистые и довольные, мы вышли в раздевальню и одели нижние рубашки. Поскольку это были последние дни Страстной недели, сейчас соблюдался самый строгий пост, то нам предложили только пустой чай и сухари, но мы и этому были рады.
Соблюдались в этот день и особые традиции — хозяйки вечером варили яйца и красили их луковой шелухой, месили тесто и ставили выпекаться куличи.
Делали они и так называемую "четверговую соль"— ее готовили на основе обычной соли, когда кристаллики смешивают с размокшим мякишем ржаного хлеба или с гущей, которая осталась после оседания кваса. Затем все это завязывали в тряпочку и ставили в печь на самый жар или закапывали в пепел и плотно закрывали створку на три-четыре часа. После чего толкли в ступе, всё это время читая молитвы. Затем соль освящали в алтаре. Считалось, что она послужит прекрасным оберегом для всей семьи, причем действовать будет целый год. Поэтому хранили такую соль нужно на почетном месте.
После, дождавшись наших мужчин, которые парились дольше, мы всей нашей веселой компанией пришли на место и стали совещаться, чем мы займемся дальше. Письмо Императрице, уже сто раз продуманное и переписанное на специальной гербовой бумаге нашей перьевой ручкой, красивым почерком с завитушками, было отправлено по почте с указанием нашего теперешнего адреса, теперь оставалось только ждать.
В пятницу и субботу все заведения были закрыты, поэтому мы решили только выйти на прогулку и отдыхать после длительного пути. А вот в воскресенье, конечно же, мы все вместе захотели пойти на Пасхальную службу в ближайшую церковь.
После Пасхи открываются все заведения и общим желание было посещение театра и какого-нибудь спектакля. Сейчас билеты продавались не на каждое представление, а выкупалась постоянная ложа, и можно было придти в любой удобный день на любой спектакль. Поскольку ложи у нас не было, то мы решили посмотреть, возможно ли приобрести свободные места. На отдельный спектакль продавались не ложи, а места в партере по определенному числу кресел. В партере могли сидеть военные, чиновники, даже богатые купцы и приезжие из других городов.
Тут мне на глаза попала газета 'Санкт-Петербургские ведомости', которая выходила 2 раза в неделю — по вторникам и пятницам. Этот номер был как раз за вторник и я начала его изучать с целью найти подходящий вариант.
Мое внимание привлекло объявление о спектакле "Амур и Психея" в так называемом театре Канзасси — предшественике Александрийского театра, который располагался на землях Аничкова дворца, позднее названных площадью Островского. Театр был еще деревянный, архитектор В. Бренна перестроил под него один из садовых павильонов усадьбы Аничкова дворца для нужд антрепренёра Казасси. Вот он и организовал здесь со своей оперной труппой первые спектакли. "Амур и Психея" представлял собой пантомимный балет в 5 актах, поставленный прославленным балетмейстером Шарлем Дидло, другом композитора, вот на него мы и хотели попробовать попасть. Но это все завтра, а сейчас усталость отдолгой поездки и расслабленное состояние после бани заставило нас улечься нв мягкие перины в уютной комнате.
Глава 70. Экскурсия по городу, которого нет.
После долгой дороги и бани, да еще на мягких перинах и чистом белье — мы спали, как убитые и проснулись достаточно поздно. Собравшись чуть позже все вместе, мы решили определиться с дальнейшими делами. Самое главное, для чего мы и приехали и что предстояло сделать в первую очередь — передать письмо Императрице и ждать аудиенции.
Как это сделать, мы узнали, расспросив управляющего. Оказывается, Императрица Елизавета Алексеевна сейчас живёт в Каменноостровском дворце. Я поинтересовалась, как можно отправить Императрице письма, объяснив тем, что хлопочу о пенсии за погибшего мужа. Но, к нашему сожалению, выяснилось, что письмо Императрице почтой из Петербурга не отправить, т.к. внутри города такой услуги нет, можно это сделать только посыльным.
Надо ждать конца ледохода на Неве, т.к. в Каменностровский дворец пока не попасть — мостов уже не наводят, так как уже несколько дней идет лед, но это значит, что после окончания ледохода наведут мосты и можно будет попасть на острова. Кроме того, к этим дням приурочивается и открытие навигации по Неве, которое празднуется особо торжественно, и которое нам очень хотелось бы посмотреть, так как в будущем эта традиция значительно изменилась. Но нам предстояло ждать несколько дней. Ну что же, против природы не пойдешь, значит, у нас есть время оглядеться в городе и приготовиться к приему и приготовить пасхальные подарки Императрице и Великой Княжне.
А пока надо узнать о последних событиях в мире и в городе, чтобы в разговоре не попасть впросак. А то получается, что мы столько времени находимся в прошлом, а о текущих событиях почти ничего и не знаем. Значит, надо купить газету, желательно найти даже несколько последних номеров и изучить их. Так мы и делаем — спустившись вниз, Миша спросил служителей, где купить газеты, а потом отправил Никиту купить газету 'Санкт-Петербургские Ведомости' и наказал поискать и прошлые номера. Никита, несколько пораженный масштабами города и растерянный, в испуге спросил, как это сделать. Служитель, молодой человек, несколько пренебрежительно, с усмешкой над провинциалом, объяснил, что газеты можно купить у мальчишек— рассыльных на улице и чуть ли не вытолкнул Никиту на улицу. Но надо отдать ему должное, тот все-таки преодолел страх и принес благополучно газеты, которые мы и взялись изучать.
Мое внимание привлекло объявление о спектакле "Амур и Психея" в так называемом театре Канзасси — предшественике Александрийского театра, который располагался на землях Аничкова дворца, позднее названных площадью Островского. Театр был еще деревянный, архитектор В. Бренна перестроил под него один из садовых павильонов усадьбы Аничкова дворца для нужд антрепренёра Казасси. Вот он и организовал здесь со своей оперной труппой первые спектакли. "Амур и Психея" представлял собой пантомимный балет в 5 актах, поставленный прославленным балетмейстером Шарлем Дидло, другом композитора, на него мы и хотели попробовать попасть, если получится.
