— Что ж, пойдём разберёмся с твоим магом.
У башни лежат тела, в основном, судя по характеру ранений, убитые магией, или разбившиеся от падения с высоты, а может, и то и другое. В проёме окна мелькает силуэт человека, но исчезает прежде, чем гармец успевает применить заклинание.
— Дольге, обойди башню, не дай ему сбежать. С одним я легко управлюсь, — приказывает гармец.
Некромаг заходит внутрь и поднимается по лестнице. И еле успевает уклониться, когда сверху, почти к его ногам, падает мёртвое тело. Это даже уже не человек, это окровавленный кусок мяса, в котором я с некоторым трудом, лишь по одежде узнаю одного из алисканцев. Что или кто могло с ним такое сделать? Такие следы не могли возникнуть ни от магии, ни от оружия. Мы не разрываем плоть зубами, так ведут себя только дикие звери.
Я догадалась о происходящем раньше, чем спешащий гармец. Он даже не понял, увидев волка, мчащегося на него, что это и есть тот самый боевой маг. Он не знал о возможности полного превращения, и он не мог подумать, насколько зверь перед ним хитёр, опасен и быстр.
Некромаг пытался выстроить щит, но не успел, и экран, в очередной раз дёрнувшись, потух. Запись кончилась.
— Некромаг, кому принадлежит это воспоминание, мёртв? — спрашиваю я, зная ответ.
— Да, и нам повезло, что у него более или менее сохранилась голова, и мы смогли вытащить его воспоминания. От второго некромага ничего не осталось.
— Тогда как же...?
— Есть приказ не оставлять тела некромагов на поле боя, и тот алисканский маг сумел выжить и выполнить приказ.
— А Хейдан?
— Пока в руках тайранцев. Алисканцы не смогли удержать крепость без нашей поддержки. А мы решили не рисковать, не разобравшись, с чем имеем дело. Кроме тех, кого ты видела, на нашей стороне были и другие маги, и смертные воины, очень неплохие, готов признать. А против них было вдвое меньше людей, и всего лишь трое магов, только один из которых был арэнаи. А затем появилось Это.
Ни алисканцы, ни мои люди не поняли, с чем столкнулись. Но я старый маг, я помню другие времена. Когда арэнаи были не только магами с необычайной ловкостью и силой. Когда они были метаморфами. Не думал, что застану тех, то ещё владеет этим искусством.
А я думаю о том, что знаю человека, умеющего оборачиваться волком. Эйнар, мой брат. Если дед думает, что я мертва или в руках врага, если Эйнар так думает, то возможно, это примирило их друг с другом и вернуло брата в Семью. В военное время прощаются многие прошлые проступки. Но гораздо интереснее другое. Если это не личная инициатива Эйнара, то увиденное мной означает только одно — Изенгрим Бергель решил всё-таки использовать козырь, который он прятал в рукаве. Он больше не хочет скрывать то, что кто-то из арэнаи владеет полной боевой трансформацией. И он намеревается обучать этому и других. Видимо, дела тайранцев действительно плохи, раз Бергель решил положиться на столь шаткий шанс, что метаморфы переломят ситуацию в корню.
— Что ты скажешь? — склонив голову, спрашивает меня Велор.
— А почему я должна что-то говорить? Я здесь мало что знаю о происходящем в Тайрани.
— Но ты знаешь о метаморфах. Разве нет?
Чуть медлю, но всё же отвечаю.
— Да, я знаю достаточно о метаморфах.
У меня нет даже мысли скрывать правду от Консула, хотя я понимаю, что происходит что-то неправильное. Разве... разве я не собиралась молчать даже под пытками? Почему же сейчас я так легко выбалтываю то, что я знаю. И я говорю про всё, что знаю. Рассказываю про Асета, про то, какие эксперименты он проводил над Эйнаром, и что они были неудачны. И с каждым произнесённым словом мне становиться всё хуже и хуже.
— Это следовало предполагать, — задумчиво говорит Велор, привлекая меня к себе, и кладя мою голову себе на колени. А я даже не протестую, воспринимая небрежную ласку от гармца как само собой разумеющееся. — До тех пор, пока я не увидел метаморфа в Хайдане, я думал, что восстановить утраченное умение невозможно. Поэтому мы и не трогали сигила, зная, что его постигнет неудача.
— Вы знали, чем он занимался? — удивляюсь я вяло.
— И многое другое про этого проныру. Он доставлял нам много неудобств в Алискане.
— Так почему не убрали его?
— Думали, что Орани приведёт нас Шаноэ, ведь он их давний приятель, но взрыв, устроенный тобой и твоим другом, вспугнул его раньше. Значит, это он научил арэнаи превращаться?
Мне бы конечно тут заткнуться, но я не могу... не хочу.
— Нет, я. Закончила то, что маг хаоса не смог. Но пока так могут лишь двое, я и мой старшиnbsp; — Я действительно приказал своим людям использовать койне, но не собирался демонстрировать эту запись тебе. Если это и развлечение, то для других особ. Не отвлекайся. Сейчас самое интересное.
й брат. Я думаю, это он был волком в Хейдане.
— А ты тоже волчица? — рука, гладившая меня по затылку, на мгновение замерла.
— Талсу, снежная кошка. Я не выбирала эту форму, просто это было самое последнее животное, которое я видела на тот момент.
— Все арэнаи знают?
— Только некоторые члены Семьи, Изенгрим Бергель и его приближённые. Но теперь, очевидно, Грим решил не делать из этого тайну.
— А он собирался скрыть это?
— Да, не верил, что это даст нам преимущество, и считал, что это привлечёт лишнее внимание некромагов. Простите.
Я вяло освободилась из-под руки Велора, и проковыляла к ванной, где меня просто вывернуло на изнанку. Еды в желудке почти не было — сегодня у меня не было сил ни завтракать, ни обедать, так что рвало меня практически одной жидкостью, окрашенной в розоватый цвет. Судя по привкусу во рту, крови. Я стянула висевшее на перекладине полотенце, и подложив его под голову, легла там же, на холодном полу, сейчас дававшем облегчение от боли, пронзающей моё тело. Кажется, у меня начался жар, которого не было ещё полчаса назад.
Наблюдавший у двери Велор подошёл ко мне, и пощупав лоб, нахмурился. Уже через несколько минут здесь был Гиваргис и гармский целитель. Он уже приходил раза два, но кажется, в те разы его больше интересовали особенности физиологии боевых магов, чем моё плохое самочувствие. Сейчас же, под холодным и недобрым взглядом Консула, гармский целитель бледнел и заикался, не в силах объяснить, почему тайранка в таком плохом состоянии, списывая всё на акклиматизацию и стресс.
— А я же говорил, что будет становиться хуже, — Гиваргис, обычно весьма стеснительный и трусливый, когда дело касалось непосредственно его работы, приобретал неожиданную смелость. — Хотя тошнота что-то новое. У тебя такое было?
Я вяло покачала головой.
— Что могло спровоцировать ухудшение? — негромко спросил Велор.
— Ну, так как изначально источником болезни был этот ваш ментальный паразит, то полагаю, что и сейчас виноват он. Что-то его активизировало.
Или кто-то. Это совсем не нужно было говорить вслух.
— Ты про что, мальчик? При чём здесь эйсор?
— Вам не сказали? — удивлённо спросил Гиваргис, а затем кратко изложил свою теорию про сопротивление моего организма чуждому влиянию. И про то, что чем сильнее эйсор пытается подавить мою волю, тем хуже физически мне становиться. А сейчас, очевидно, заставляя меня говорить то, что я в других обстоятельствах бы не сказала, Велор случайно активировал процессы защиты от эйсора.
А я-то думала, что мой прадед просто склонен к садизму, или просто равнодушен к тому, что со мной происходит, а он просто не знал о побочных эффектах от его "подарка". И ладно Гиваргис не сказал — кто бы его допустил до сиятельной особы Консула. Но почему это не сказал Лиазар Астенари, мой добрый "дядюшка", видя, как я мучаюсь? Прав был Хаккен, когда говорил, что этому некромагу нельзя доверять.
— И что ты предлагаешь? — спросил Велор, обращаясь к алисканцу.
Гиваргис пожал плечами:
— Природу Агнессы не изменишь, так что конфликт можно избежать лишь только путём устранения его источника. Сейчас я могу лишь облегчить состояние, но не излечить. Ох, милая, у тебя что, кровь горлом пошла? — спросил он, вытирая с моих губ капельки крови.
— В этот раз желудок, — криво улыбаюсь.
Пока лекари вертятся вокруг меня, отпаивая лекарствами и приводя в более менее приличное состояние, Консул, нисколько не смущаясь, дремлет в моём кресле. Но стоит лишь закрыться за ними дверь, как он тут же оказывается рядом.
— Значит, о метаморфах ты не хочешь со мной говорить? А жаль. Будет не очень хорошо, если всякий раз, когда я захочу узнать у тебя что-либо против твоей воли, тебя будет тошнить кровью.
— Тогда сними эту штуку и вернись к старым добрым пыткам и ментальной атаке, — хмуро ответила я.
— Обойдусь другими источниками, — вздохнул расстроенно Велор. — А так всё хотелось узнать из первых уст. Всё же на моих глазах возрождается легенда. Знаешь, в роду моей матери маги тоже обращались в кошек, и я рад, что именно через неё, а не Эйнхери, этот дар достался тебе.
— А вы многое об этом знаете?
— Кое-что. Некромагов, имевших дело с метаморфами, почти не осталось. Они для большинства гармцев — фактически персонажи из древних сказок, притом выступающие отнюдь не на стороне добра. И для молодого поколения узнать, что арэнаи, на которых они смотрели свысока, и зверолюди, которыми их пугали в детстве, одно и то же, весьма шокирующе. А то, чего бояться, уничтожают. А жаль — умение менять обличие, обретать нечеловеческую силу и ловкость поистине прекрасно.
— Именно поэтому вы сейчас поддерживаете эту войну? — едко спросила я. — Не знаете других способов восторгаться моим народом?
Лицо Консула осталось безмятежным.
— Борьба за выживание делает нас, и некромагов, и арэнаи, сильнее. Грустно это признавать, но без боевых магов, наших старых соперников, гармское сообшество постепенно слабеет, вырождается.
— А если мы не выживем в этой войне? — грустно спросила я. — Мало ли народов и магических искусств кануло в небытие?
Консул пожал плечами.
— Значит, они были слабы, недостойны, чтобы жить дальше.
Я в достаточной степени осмелела и пришла в себя, чтобы спросить, что давно хотела.
— А что будет со мной? Для чего я здесь? Я здесь уже две недели, и абсолютно ничего не происходит. Иногда мне кажется, что вы просто похитили меня как трофей.
— В какой-то степени, — лукаво улыбнулся некромант. — Всё же у Эйнхери потомства не счесть — а у меня только и есть, что мой брат, да ты.
Танару и Зору, как всегда, не посчитали. Шаноэ же, пф-ф-ф, какой от них прок?
— Родственные чувства, значит? — не скрываю иронии я.
— Я слишком много отдал когда-то, чтобы у меня было потомство, чтобы теперь так легко о нём забыть.
Было что-то пугающее его словах. Слишком сложно мне понять его, этого древнего некромага. Выбрасываю из головы путанную вереницу мыслей, обещая разобраться в ней позже.
— Что будет со мной дальше? Сколько мне ещё здесь находиться взаперти?
— А ты взаперти? — вздёрнул бровь Рейвен. — Тебе достаточно лишь сказать, и тебя проводят туда, куда ты хочешь. В пределах Гарма, конечно, и не одну.
— С охраной? — кривлюсь, представляя, как меня "прогуливают" по городу под конвоем.
— Могу дать тебе в сопровождение Атенари или Хаккена, — предлагает Консул.
Видеть последнего мне не очень хочется, но всё же, как ни парадоксально, я доверяю ему больше, чем тому же Лиазару. Да и правды от него добиться гораздо легче.
— Если Хаккен на это согласится, — киваю. — А эйсор? Вы снимите его? Иначе единственное место, до которого я смогу дойти, это входная дверь. Не думаю, что я долго выдержу в таком состоянии.
Взгляд Рейвена стал задумчивым и расчётливым.
— Это, безусловно, проблема, — согласился он наконец. — Но каким иным способом я могу контролировать тебя, о мой не слишком послушный потомок?
И красноречиво указал на мои запястья со следами от браслетов, указывая на то, что никаким цепям он не доверяет. За тысячи лет борьбы за власть и спустя десяток покушений, Велор не просто стал осторожен, он стал практически параноидален. И иметь дело с не слишком доброжелательной арэнаи, пусть я была даже его правнучкой и в несколько раз слабее, без гарантий полной безопасности, он не собирался. Выбор, по его словам, у меня был не велик. Или эйсор, или самые глубокие казематы, которые были гораздо менее удобны, чем мои нынешние апартаменты, и так излишне аскетичные, на мой вкус.
— Если я соглашусь на эйсор, я умру, — возразила я. — Этот паразит меня убьёт рано или поздно. Я ведь не могу избавиться от своей сущности боевого мага.
Велор прикусил губу, как будто о чём-то задумался, а затем взгляд его просветлел.
— Есть один способ убрать болезненные эффекты. Перестать быть арэнаи ты не можешь, но некромагия ослабляет все остальные магические способности.
— Хаккен говорил, что женщины не могут быть некромагами, — растерянно сказала я.
Велор улыбнулся.
— Нет, но природу можно обмануть.
Он подошёл к столу, взял пустой бокал, стоявший там, и придирчиво его осмотрел. Убедившись, что он более или менее чист, он достал откуда то из складок своей одежды нож и полоснул себя по ладони. Кровь хлынула по стенке бокала. Когда красная жидкость заполнила сосуд наполовину, Велор заживил ладонь так быстро и легко, как будто он был не магом смерти, а целителем, а затем зашептал слова заклятия, заставляя кровь в бокале пузырится.
— Зачем вы это сделали? — зачарованно спросила я, уже предчувствуя ответ.
— Для того, чтобы тебе стало легче, ты должна это выпить.
— Но... это магия крови. Она опасна.
Что впрочем не мешало мне её изредка использовать.
— Тебе не стоит бояться, — мягко сказал Консул. — Полноценным магом смерти ты не станешь, как и не перестанешь быть арэнаи. Он лишь слегка подавит твои способности к превращению, которые ты сейчас и так не можешь использовать. Да и эффект будет временным.
— Вы когда-нибудь подобное проводили? — недоверчиво сказала я.
— Давно. Когда... когда я родился, я был слабым и хлипким. Магия во мне была сильна, но не я сам. Это было проблемой для многих детей из моего поколения. Из десятков выживали лишь единицы. Кто-то винил отравленный воздух уже тогда непригодных к существованию Северных островов, кто-то считал, что на наш народ пало проклятие... Но наши маги были бессильны. Ни целители, ни маги смерти, ни даже ведьмы Ша ничего не могли сделать. Тогда моя мать, дитя древнего рода арэнаи, решила использовать магию крови. Дать своему сыну некромагу немного способностей арэнаи — регенерацию, выносливость, силу. Она поила меня своей кровью до двенадцати лет, сделав меня гораздо более ловким и крепким, чем мои сверстники. Боевым магом, я, как ты видишь, не стал.
Я подошла к столу, продолжая искоса следить за некромагом, и подняла бокал за хрупкую ножку. Принюхалась к содержимому сосуда — мне почему-то казалось, что кровь Рейвена должна пахнуть и выглядеть как-то иначе, чем у обычных людей. Я бы даже не сильно удивилась, если бы она была чёрной. Но это была всего лишь кровь.
— Пей, — мягко сказал Канцлер, положив руку мне на плечо.
