— Только Мистер Стивенсон может позволить себе обрекать нас на болезненную смерть, но лишь потому, что никто из нас не может до него дотянуться. Ты же зазнался, и за это тебя нужно немного проучить. Можешь даже не надеяться на этого кита, скрывающегося за каплями дождя, дружище.Можешь даже не надеяться на этого кита, скрывающегося за каплями дождя, дружище.
Я мысленно застонал.
Вот же сука.
Ублюдок похлопал меня по щеке, словно обнаглевшего ребёнка.
Я почувствовал, как моё тело начало словно уменьшаться. Плавиться. Кое-как я опустил взгляд, поняв, что происходит: моё тело начало превращаться в глину. Его пронзила какая-то уникальная форма боли, когда каждая клетка сигнализировала о том, через какую неестественную трансформацию проходит, но недостаточную, чтобы моё сознание просто-напросто отключилось от боли, не выдерживая информационного шока.
Почему-то я не умирал. Моё сознание продолжало находиться в вопреки здравому смыслу живом теле, превращая меня в бесформенную живую массу, причиняя мне бесконечную агонию.
— У меня есть небольшое хобби, — будто бы похвастался другой "я". — Все мы тяготеем к художеству, но у каждого из нас есть свои особенности. Я вот увлекаюсь, как бы странно это ни звучало, гончарным делом. Гончар. Очень успокаивающее хобби, а?Гончар — У меня есть небольшое хобби, — будто бы похвастался другой "я". — Все мы тяготеем к художеству, но у каждого из нас есть свои особенности. Я вот увлекаюсь, как бы странно это ни звучало, гончарным делом. Гончар. Очень успокаивающее хобби, а?
В руках твари появился глиняный нож.
— Мистер Стивенсон назвал это "Универсальным Ножом". Он очень особенный. Настоящий, хех, "дар океана"! Ты сейчас почувствуешь. Где мой рабочий стол? Ах, вот же он, прямо тут!"Универсальным Ножом" — Мистер Стивенсон назвал это "Универсальным Ножом". Он очень особенный. Настоящий, хех, "дар океана"! Ты сейчас почувствуешь. Где мой рабочий стол? Ах, вот же он, прямо тут!"дар океана" — Мистер Стивенсон назвал это "Универсальным Ножом". Он очень особенный. Настоящий, хех, "дар океана"! Ты сейчас почувствуешь. Где мой рабочий стол? Ах, вот же он, прямо тут!
На месте шезлонга действительно оказался стол, на котором уже были заготовлены все нужные инструменты для моей пытки: гончарный круг, губка, разные ножи поменьше и, конечно же, глиняный нож в руке самого ублюдка.
Следующий час можно описать очень и очень лаконично: боль.
Каждая моя частичка тела, даже став жидкой глиной, продолжала всё чувствовать, и я не мог абстрагироваться от этой боли. Под весёлые напевания безумца он месил меня, замешивал, отрезал от меня куски и потом вновь смешивал всё. Его действия были удивительно точными, принявшее женскую форму существо казалось удивительно нежным.
Ему нравилось его хобби.
Постепенно моё тело начало приобретать форму. Форму маленькой глиняной скульптуры. Всё лишнее он убирал, отрезая своим ножом. В какой-то момент я понял, куда делись мои подчинённые: их смешивали вместе со мной. Их отдалённые крики иногда доходили до меня, но так, будто мы находились за непроходимой стеной.
В какой-то момент у меня появилось чувство того, словно моё восприятие естественным образом изменилось. Сжалось, перекрутилось, потеряло чёткие границы также, как мир видит Редди. Мне казалось, будто я в любой момент могу дотянуться куда угодно, но это было жестоким обманом: покорёженная глиняная статуэтка не может двигаться. Всё, что я мог — это послушно принимать форму, которую задавал гончар.
К боли невозможно привыкнуть. Боль можно научиться терпеть, можно повысить болевой порог до такого уровня, когда, кажется, любые пытки становятся для тебя лишь несмешной шуткой. Но это нельзя назвать "привыканием". Скорее, принятием. Я всегда ненавидел боль, всегда пытался убить себя как можно более быстрым способом, всегда подсознательно благодарил Мистера Стивенсона, словно та жертва стокгольмского синдрома, когда он убивал меня быстро. Это не страх. Просто естественное желание избежать чего-то неприятного.
Боль помогла мне осознать ошибку. Я должен был быть хоть чуть-чуть терпеливее к самому себе, несмотря на всю ненависть. В конце концов, я не Мистер Стивенсон.
Мы можем иметь одно происхождение, но это совсем не значит, что мы должны быть одинаковыми по сути. Мои желания причинять страдания старому ублюдку не должны были без лишней на то причины причинять страдания другим "я", как бы мне не хотелось обратного.
Нужен был идеальный баланс, про который, кажется, мне с самого начала говорил Мистер Стивенсон.
— А ты удивительно крепкий, — уважительно присвистнул Клейтон, разглядывая меня в руках. — Вижу, ты всё понял. Очень быстро. Крупный осколок? Счастливчик. Скажи, ты видишь сны о былом?
Я не мог ответить. Ни ртом, которого у меня больше не было, ни собственным разумом, потому что всю мою сущность сковали. Этот безумец выжидательно смотрел на меня, думая, будто я действительно смогу ответить.
— Не понимаешь, о чём я говорю, тупица? — пробормотал потерянно другой "я".
Торчок в виде голой женщины ещё какое-то время смотрел на меня, после чего в его глазах мелькнуло осознание.
— Нет, всё же, тупицы мы все. Признаю, моя ошибка, приятель.
Клейтон засмеялся. Его голова взорвалась, а за ней и моё новое "вместилище".
Одновременно во всех трёх вариациях реальность, наконец-то, мигнула.
Я медленно выдохнул, вновь уставившись на Клейтона. К счастью, он вновь принял мужскую форму, видимо, поняв, что я ещё недостаточно обезумел и сношаться с менявшим как перчатки пол существом мне не слишком хотелось, несмотря на всё обещанное удовольствие.
Помотал головой, понимая, что искажённого восприятия мира, сильно похожего на восприятие мира Редди, избежать полностью не удалось. Оно маячило где-то на краю сознания, ещё больше стирая навязанные изначальной природой человека границы.
Кажется, торчок сделал что-то не с моим телом, но сознанием.
Я помотал головой. На миг мне показалось, будто мир обратился в краски. Многоцветные, переливающиеся между тем, что было, тем, чего не было, тем, что есть, тем, чего нет, тем, чего не будет и тем, что будет. Эти краски проходили сквозь все мои вариации, которые, кажется, стали более независимыми.
"Меня" будто стало ещё больше."Меня" "Меня" будто стало ещё больше.
Кажется, меня захватило Вдохновение.Вдохновение Кажется, меня захватило Вдохновение.
Я безумно захихикал, чувствуя, что этот ублюдок совершил большую ошибку. Стоит ли удивляться очередной ошибке?..
Живы?Живы?
"...""..."
"...""..."
"...""..."
Понял.
— Ты говоришь про сны того неудачника? — нахмурился я.
— Значит, видишь, — беззлобно хмыкнул Клейтон. — Да. Про сны Художника. Если ты видишь их, то должен быть крупным осколком.
— И что это даёт?
— В сущности, не так уж и много, — пожал плечами Клейтон. — Чуть больше потенциал, чуть лучше работают мозги, чуть ближе к одному из Старейших. Но это не меняет того, что все мы так или иначе покалеченные, ограниченные, неполноценные ублюдки, так что не слишком задумывайся над этим. Гордиться здесь, хех, точно нечем. Не говоря уже про побочные эффекты, ха-ха!
— Побочные эффекты?
— В древе реальности существует много древних тварей, которые с радостью откроют на тебя охоту. Я осколок поменьше, уже не так интересен. Ты же — особо желанное лакомство.
Я задумался, вспоминая про Вторую Луну и фальшивые звёзды, которые нарисовала Сэнди.
— Ясно. Спасибо, приятель.
— Вот бы ты так вёл себя с самого начала, — захохотал Клейтон. — Честно говоря, я начинаю уставать от тебя, дружище. Предлагаю нам на сегодня потихоньку закругляться. Я отвечу ещё на несколько вопросов и на этом мы закончим. Если ты не хочешь потрахаться, конечно.
Неуловимо тварь вновь приняла женскую форму, видимо, думая, что вновь сможет меня этим спровоцировать.
Я устало вздохнул, чувствуя, что меня и без того, кажется, эмоционально поимели. Должен сказать, я отделался ещё очень и очень легко. В каком-то смысле.
— Какая может быть у Мистера Стивенсона цель? Настоящая, не хобби.
— Настоящая? — поднял взгляд на солнце Клейтон, уставившись на него всё тем же пустым взглядом. — Мне бы знать. Мы грешники, обречённые на вечные муки за грехи, которые когда-то совершил один неудачник. Возможно, Мистер Стивенсон ищет способ как-то исправить это, но я бы на твоём месте не надеялся на это.Настоящая — Настоящая? — поднял взгляд на солнце Клейтон, уставившись на него всё тем же пустым взглядом. — Мне бы знать. Мы грешники, обречённые на вечные муки за грехи, которые когда-то совершил один неудачник. Возможно, Мистер Стивенсон ищет способ как-то исправить это, но я бы на твоём месте не надеялся на это.
Ублюдок перевёл на меня пустой взгляд.
— Отчаяние ещё успеет поглотить тебя, пока ты не преодолеешь его, чтобы оно вновь однажды тебя поглотило. Веселись, пока можешь. Хотя, видя, что тебя преследует...
Клейтон издал короткий смешок.
— Очередные эксперименты Мистера Стивенсона?..
Мне не нужно было отвечать.
Другой "я" в очередной раз поднялся с шезлонга, подойдя к самому берегу, остановившись рядом со мной. Очевидно, оно уже собиралось уходить. Вероятнее всего — в другую ветвь.
— Куда делась вся жизнь на Земле? — наконец спросил я то, что изначально меня интересовало.
Сейчас это уже, конечно, мелочь.
— Не на Земле, — покачал головой Клейтон. — Во всей галактике. Её поглотили. Всю. Остался лишь я. У нас опять не получилось. Чем сильнее мы стараемся — тем сильнее получается откат.
По лицу ублюдка было понятно, что это его совсем не удивило или расстроило. Рутина.
— Что на этот раз? — спросил я.
— "Поглотитель", — безэмоционально произнёс Клейтон. — Не парься по этому поводу, в древе реальностей такого слишком много. Он уже во многих ветвях побывал, та ещё заноза в заднице. Так обидно, приятель. Мы, твари океана, можем быть бесконечно могущественными, все наши желания могут исполниться по щелчку пальца, но при этом мы такие беспомощные и сла..."Поглотитель" — "Поглотитель", — безэмоционально произнёс Клейтон. — Не парься по этому поводу, в древе реальностей такого слишком много. Он уже во многих ветвях побывал, та ещё заноза в заднице. Так обидно, приятель. Мы, твари океана, можем быть бесконечно могущественными, все наши желания могут исполниться по щелчку пальца, но при этом мы такие беспомощные и сла...
Торчок потянул в сторону океана руку, что-то попытавшись схватить. Не получилось. Попытался вновь.
Кажется, начал осознавать.
— Что ты со мной сделал?
— Благодаря малышке Сэнди я стал с намного большим удовольствием писать пейзажи, — без лишней скромности похвастался я, закинув удочку на плечо. — Она стала моей музой, которая пробудила во мне желание развиваться и совершенствоваться. Зря ты меня вдохновил. Я отпущу тебя, приятель, но... Ты уж прости, но я тот ещё урод, ты ведь знаешь, да?вдохновил — Благодаря малышке Сэнди я стал с намного большим удовольствием писать пейзажи, — без лишней скромности похвастался я, закинув удочку на плечо. — Она стала моей музой, которая пробудила во мне желание развиваться и совершенствоваться. Зря ты меня вдохновил. Я отпущу тебя, приятель, но... Ты уж прости, но я тот ещё урод, ты ведь знаешь, да?
Мир начал погружаться в краски. Нет, весь мир и был красками. Всё, что нас окружало, было лишь красками. Это ведь картина, в конце концов.
Я был лишь одной из вариаций. Другая моя вариация сейчас писала на пустом пляже картину, участником которой я стал. Другого "я" лишь ненароком затянуло. Реальность и нереальность смешались, понятия подменились.
— Ты захватил лишь одно из моих отражений, Феликс.
— Да, я знаю, — теперь уже я пожал плечами. — Я и не хочу тебе по-настоящему вредить. Но это ведь не помешает осознать другим "тебе", через что ты сейчас пройдёшь?"тебе" — Да, я знаю, — теперь уже я пожал плечами. — Я и не хочу тебе по-настоящему вредить. Но это ведь не помешает осознать другим "тебе", через что ты сейчас пройдёшь?
Я закинул удочку в океан, надеясь на удачный улов. С каждой секундой картина была всё ближе к завершению.
Существо, превращаясь в краски прямо на глазах, уже понимая, что его ждёт, улыбнулось по-настоящему нежной, любящей улыбкой.
— Вы не сможете написать Совершенство. Даже если будете вместе.
— И вновь я знаю, — беспечно ответил я. — Но мне всё равно нравится то, что выходит. Какая тогда разница, Совершенство это или нет?
В конце концов, даже реальность не совершенна. Чем меньше иллюзорных границ остаётся для моего разума — тем очевиднее это для меня становится.
В пустых глазах ублюдка впервые за всё время что-то появилось. Нет, не надежда. Откуда там взяться надежде? Скорее, огонёк интереса.
— Я начинаю понимать, что мог задумать старый ублюдок, Феликс. Сомневаюсь, что мы будем в восторге от этого. Он — в первую очередь.
Это было последнее, что сказал бесполый торчок прежде, чем картина была завершена.
Я моргнул, осознавая себя на абсолютно пустом пляже, видя уже начавшее заходить солнце. Передо мной была картина, на которой был изображён я же, стоящий с удочкой в руках. На крючке уже дёргалась пойманная рыбка, и одному только рыбаку на картине было известно, что он с ней сделает.
Словом, ничего хорошего.
Придирчиво осмотрел готовый результат, недовольно цыкнув.
— То ещё дерьмо. Ладно, мы возвращаемся к стиляге, пора сваливать отсюда.
"Возможно, к вашему личному Тёмному Бо...""Возможно, к вашему личному Тёмному Бо..."
Размечтался.Размечтался.
Не слушая отчаянные попытки меня вразумить, одним лишь взмахом кисти разрезал пространство перед собой. Из дыры вытекали чёрные краски, распадаясь в ничто.
Я поморщился, понимая, что моя сущность стала ещё немного тяжелее. Когда дело доходило до океана, сознание было ключевым параметром.
Грёбаный источник всего безумия.
* * *
Конечно, малышка Сэнди была расстроена, что Феликс не пришёл сегодня в школу. Изначально она не собиралась идти в гости к своему другу, помня, о чём он предупреждал её, но из-за одного крайне странного сна, в котором было два Феликса, один из которых не Феликс, который вообще превращался в женщину, в девочке что-то перемкнуло.
Она передумала.
Обычно рано утром она включала свою любимую передачу с двумя весёлыми ведущими, которые рассказывали про что-то мистическое и паранормальное, но сегодня она решила отложить свою любимую ежедневную телепередачу и отправиться пораньше к дому друга. К сожалению, обычный звонок родителям Феликса для неё был физически невозможен: она банально не сможет задать нужного вопроса, а просить родителей девочка почему-то стеснялась.
Ей вообще иногда казалось, особенно последние годы, что их в её жизни даже и не существует. Они есть, конечно есть, но их словно и нет!
По крайней мере, они хотя бы никогда не против, когда она рано утром или поздно вечером отправляется исследовать Реинвелл на предмет чего-то мистического или таинственного. Как известно, монстры никогда не появляются вот так днём на людных улицах! В этом же нет никакой атмосферы таинственности!
