— Хорошо, — сказал я. — Считай, что я достаточно осмелел.
Но, несмотря на старания сохранить непринужденный шутливый тон, нельзя было отделаться от ощущения, что наше приключение переросло в нечто гораздо более серьезное. До сегодняшнего вечера все, чем мы занимались, — это безобидное наблюдение: баловство, которое добавляло остроты нашим дням. Теперь мы подделали сплетение и вторглись на территорию чужого корабля. Оба этих деяния были настолько близки к преступлениям, насколько это вообще возможно в истории линии Горечавки. Разоблачение могло легко означать исключение из линии или что-то похуже.
Это больше не было игрой.
Когда мы приблизились к концу камеры, сужение в конце открылось с непристойным чавкающим звуком. Внутрь проник теплый, влажный, острый воздух.
Мы перебрались через низкий выступ и оказались в гораздо большем помещении. Как и шлюзовая камера, оно освещалось беспорядочно расположенными световыми узлами, встроенными в толстые стены, как орехи в кору дерева. В разных направлениях расходилось с полдюжины коридоров, обозначенных символами на устаревшем языке. Я помолчал немного, пока мой мозг извлекал необходимые навыки чтения из глубокой памяти.
— Предполагается, что эта дверь ведет на командную палубу, — сказал я, когда символы внезапно обрели смысл. — Ты согласна?
— Да, — сказала Портулак, но с едва заметной ноткой сомнения в голосе.
— Что-то не так?
— Может быть, ты и прав. Может быть, это не такая уж хорошая идея, в конце концов.
— Чего ты вдруг испугалась?
— Это слишком просто, — сказала Портулак.
— Считаю, это и должно было быть легко. Я думал, что в этом и был смысл всех этих проблем с протоколом доступа.
— Я знаю, — сказала она. — Но это только кажется... Я ожидала, что нас что-то замедлит. Теперь беспокоюсь, что мы попадаем в ловушку.
— У Лопуха нет причин устраивать ловушку, — сказал я. Но я не мог отрицать, что чувствовал то же беспокойство. — Лопух не ждет нашего визита. Он не знает, что мы за ним следим.
— Давай проверим командную рубку, — сказала она. — Но поторопимся, хорошо? Чем скорее мы вернемся на остров, тем счастливее я буду.
Мы прошли по поднимающемуся и изгибающемуся пандусу коридора, сделав несколько поворотов, все время следуя указаниям палубы. Корабль вокруг нас дышал и булькал, как спящее чудовище, переваривающее свой последний обильный обед. Биомеханические конструкции были типичным продуктом Третьего Заступничества, но мне самому они никогда не нравились. Я предпочитал, чтобы мои машины были жесткими, такими, какими их задумала природа.
Но ничто не мешало нам подняться на командную палубу. Палуба была просторной, с окном в форме полумесяца, врезанным в изгиб стены. Оттуда открывался вид на море, на остров. Россыпь золотистых огней выделяла темнеющий обломок главного шпиля. Я подумал о спящих, разбросанных по всей башне, и о лжи, которую мы им навязывали.
Консоли в форме грибов, расположенные на полу, поднимались до уровня талии. Портулак переходила от одной к другой, вызывая индикаторы состояния движением руки.
— Пока все выглядит хорошо, — сказала она. — Архитектура системы управления во многом такая, какой я ее помню по своему кораблю. Навигационные журналы должны быть примерно... здесь. — Она остановилась у одного из грибов и сложила руки в чопорной формальной манере танцовщицы. Текст и графика рассыпались в воздухе, переливаясь основными цветами. — Сейчас нет времени просматривать все это, — сказала она. — Я просто сохраню это в памяти и просмотрю позже. — Она увеличивала поток данных, пока они не превратились в сплошную белизну.
Я нервно расхаживал взад-вперед у окна в форме полумесяца. — Я не против. Просто из любопытства, каковы шансы, что мы найдем что-нибудь компрометирующее?
На секунду внимание Портулак переключилось на меня. — Почему бы и нет? Мы точно знаем, что он солгал.
— Но разве он не мог подделать и эти записи? Если бы ему было что скрывать...зачем оставлять улики на борту его корабля?
Но Портулак мне не ответила. Она смотрела мимо меня, на дверь, в которую мы вошли. С ее губ сорвался беззвучный возглас ужаса и удивления.
— Остановитесь, пожалуйста, — произнес чей-то голос.
Я огляделся, и все мои опасения подтвердились. Но я не узнал ни голоса, ни говорившего.
Это был мужчина, по морфологии похожий на базового человека. Ничто в его лице не выдавало в нем черты Горечавки. На его округлом черепе отсутствовали выступающие скулы, как у Эбигейл, а глаза были чистого голубого цвета, глубокого оттенка, пронзительного даже при приглушенном освещении командной палубы.
— Кто вы? — спросил я. — Вы не один из нас и не похожи ни на одного из гостей.
— Да, он не похож, — сказала Портулак.
— Отойдите, пожалуйста, от консоли, — сказал мужчина. Его голос был мягким и неторопливым. Устройство, которое он держал в руке, точно было не тем, что было нужно нам. Это было оружие: что-то невыразимо древнее и отвратительное. Ствол сверкал драгоценной инкрустацией. Его палец в перчатке ласкал изящный маленький спусковой крючок. Над рукояткой, обрамленной рубиновыми завитками, виднелась аммонитовая спираль миниатюрного циклотрона. Это был пучковый пистолет с заряженными частицами.
Их пучок пронзил бы нас так же точно, как он мог пронзить корпус корабля Лопуха.
— Я воспользуюсь им, — сказал мужчина, — поэтому, пожалуйста, делайте, как я говорю. Отойдите на середину помещения, подальше от любых инструментов.
Мы с Портулак сделали, как он сказал, встав бок о бок. Я посмотрел на мужчину, пытаясь понять, как он вписывается в головоломку с Лопухом. По базовым стандартам, его физиологический возраст был зрелым. Его лицо было в морщинах, особенно вокруг глаз, а в волосах и бороде виднелись седые пряди. Что-то в его манере держаться заставило меня поверить, что ему было именно столько лет, на сколько он выглядел. На нем был костюм из жесткой, плотно облегающей кожу ткани желтовато-коричневого оттенка, кое-где украшенный металлическими штепселями и розетками. На шее у него было странное металлическое кольцо.
— Мы не знаем, кто вы, — сказал я. — Но мы пришли не для того, чтобы причинить вам вред.
— Вмешательство в работу этого корабля уже не считается причинением вреда? — Он говорил на языке Горечавок с академической точностью, как будто специально выучил его для этого случая.
— Нам просто нужна была информация, — сказала Портулак.
— Сейчас? Какая информация?
Портулак бросила на меня взгляд искоса. — Мы можем с таким же успехом сказать правду, Лихнис, — тихо сказала она. — Нам нечего терять.
— Мы хотели знать, где был этот корабль, — сказал я, зная, что она права, но мне это тоже не нравилось.
Мужчина ткнул стволом оружия в мою сторону. — Почему? Почему вас это должно волновать?
— Нам это очень важно. Лопух — законный владелец этого корабля — похоже, не сказал правды о том, чем он занимался со времени последней встречи.
— Это дело Лопуха, а не ваше.
— Вы знаете Лопуха? — спросил я наудачу.
— Я знаю его очень хорошо, — сказал мне мужчина. — Думаю, лучше, чем вы.
— Сомневаюсь в этом. Он один из нас. Он — плоть от плоти Горечавки.
— Гордиться тут нечем, — сказал мужчина. — Не там, откуда я родом. Если бы Эбигейл Джентиан была сейчас здесь, я бы проделал в ней дырку, через которую можно было бы помочиться.
Мертвое спокойствие, с которым он произнес это заявление, стерло все сомнения в том, что он имел в виду именно то, что сказал. Я почувствовал экзистенциальный холодок. Этот человек с радостью устранил бы не только Эбигейл, но и всю ее линию.
Было странно чувствовать презрение.
— Кто вы? — спросила Портулак. — А откуда вы знаете Лопуха?
— Меня зовут Гриша, — сказал мужчина. — Я выживший.
— Выживший после чего? — спросил я. — И как вы оказались на борту корабля Лопуха?
Мужчина посмотрел на меня, и выражение его круглого лица почти не изменилось. Затем, казалось, в результате какого-то скрытого процесса он принял решение.
— Подождите здесь, — сказал он. — Я вернусь через минуту.
Он отпустил пучковый пистолет. Вместо того, чтобы упасть на пол, оружие просто повисло там, где он его оставил, по-прежнему направляя дуло в нашу сторону. Гриша шагнул в дверь и покинул командную рубку.
— Я знала, что это была ошибка, — прошептала Портулак. — Как думаешь, эта штука на самом деле...
Я отошел на небольшое расстояние от Портулак, и пистолет переключил свое внимание на меня. Я перевел дыхание и вернулся на прежнее место, пистолет следовал за моим движением.
— Да, — сказал я.
— Я так и думала.
Гриша вернулся довольно скоро. Он сжал пистолет в руке и немного опустил его ствол. Он больше не был направлен на нас, но мы все еще были в его власти.
— Пойдемте со мной, — сказал он. — Вам нужно кое с кем встретиться.
Недалеко от центра корабля находилось помещение без окон. Как я понял, это была спальная камера: место, где обитатели корабля (даже если они состояли всего из одного человека) находились в состоянии метаболического стазиса во время долгих перелетов между звездами. У некоторых кораблей были двигатели, достаточно мощные, чтобы разогнать их до скорости, близкой к скорости света, так что замедление времени сводило все путешествия к сколь угодно коротким интервалам субъективного времени, но этот был не из таких. По крайней мере, Лопуху пришлось бы провести годы между звездами. По этой причине помещение было оборудовано медицинскими системами, необходимыми для многократного поддержания, модификации и омоложения организма.
И там было тело. Бледное тело, наполовину изъеденное какой-то хрупкой серебристой кальцификацией — бляшками, которые покрывали нижнюю часть его тела до пояса и начали наползать на боковую часть груди, правое плечо и правую сторону лица. Над телом, которого казалось дрожащим из-за искажающего эффекта защитного пузыря, суетились машины из слоновой кости.
— Вы можете посмотреть, — сказал Гриша.
Мы осмотрелись. Портулак и я одновременно изумленно ахнули. Тело на кушетке принадлежало Лопуху.
— Это не имеет никакого смысла, — сказал я, изучая лежащее изуродованное тело. — Тело, которое он хранит на острове, не повреждено. Зачем оставлять в живых этого неудачника?
— Это не дубликат тела, — сказал Гриша, кивая на наполовину съеденное тело. — Это его единственное тело. Это Лопух.
— Нет, — сказал я. — Лопух все еще был на острове, когда мы улетали.
— Это был не Лопух, — сказал Гриша с усталым вздохом. Он указал пистолетом на пару кресел рядом с кушеткой. — Садитесь, и я попытаюсь объяснить.
— Что с ним не так? — спросила Портулак, когда мы последовали указаниям Гриши.
— Его отравили. Это своего рода оружие для убийства: очень тонкое, очень медленное, очень смертоносное. — Гриша наклонился и погладил защитный пузырь, кончиками пальцев касаясь мерцающих розовых ямочек. — Это больше для вашей безопасности, чем для меня. Если бы его инфекция коснулась меня, все, что у меня осталось бы, — это неприятная сыпь. Но вас она убьет так же, как убивает его.
— Нет, — сказал я. — Он из линии Горечавок. Нас нельзя убить инфекцией.
— Это необычное оружие. Оно создано для того, чтобы убивать таких, как вы.
— Кто это с ним сделал? — спросила Портулак. — Вы, Гриша?
Вопрос, казалось, не обидел его. — Нет, я этого не делал. Это был один из вас — приверженец, как он думал.
Я нахмурился, глядя на труп, покрытый серебром. — Лопух сказал вам, кто это сделал?
— У Лопуха были свои подозрения. Он не мог быть уверен, кто именно его отравил.
— Не понимаю. Что именно произошло? Как Лопух мог заболеть здесь, если мы видели, как он бегал по острову всего пару часов назад?
Гриша слегка улыбнулся: это был первый намек на эмоции, отразившийся на его лице с момента нашего знакомства. — Это был не Лопух, которого вы видели. Это был конструкт, имитатор, созданный его врагами. Он заменил настоящего Лопуха почти три недели назад. Они отравили его, прежде чем он вернулся на свой корабль.
Я посмотрел на Портулак и кивнул. — Если Гриша говорит правду, это, по крайней мере, объясняет перемену в поведении Лопуха. Мы подумали, что он испугался и больше не будет задавать вопросов о Великой работе. Вместо этого его подменили.
— Значит, он действительно задавал слишком много вопросов, — сказала Портулак. Она мило наморщила лоб. — Подождите-ка. Если он знал, что его отравили, почему не сказал об этом остальным? И почему оставался на борту корабля, вне поля зрения, когда его самозванец бегал по острову?
— У него не было выбора, — ответил Гриша. — Когда он прибыл сюда, корабль обнаружил заразу и отказался отпустить его.
— Благородно с его стороны, — сказал я.
— Он запрограммировал это таким образом. Я думаю, у него было подозрение, что его враги могут попробовать что-то подобное. Если он был заражен, то не хотел, чтобы ему позволили вернуться и распространить это среди окружающих. Он думал обо всех вас.
Несколько мгновений мы с Портулак молчали. Думаю, нам обоим в голову пришли одни и те же печальные мысли. Мы никогда не рассматривали возможность того, что Лопух может вести себя благородно, даже героически. Независимо от того, что еще я узнал в тот вечер, я знал, что уже недооценил того, кто заслуживал лучшего.
— Тем не менее, — сказал я, — это все равно не объясняет, почему он не предупредил остальных нас. Если бы он знал, что его отравили, и если бы у него была хоть малейшая догадка о том, кто мог за этим стоять, тот бы здорово поплатился.
— Несомненно, так и было бы, — сказал Гриша. — Но Лопух знал, что риск слишком велик.
— Риск чего? — спросила Портулак.
— Мое существование вышло наружу. Если бы его враги узнали о моем существовании, о том, что мне известно, они бы сделали все, что в их силах, чтобы заставить меня замолчать.
— Вы хотите сказать, что они убили бы и вас? — спросил я.
Гриша издал короткий, похожий на куриное кудахтанье смешок. — Да, они, конечно, убьют меня. Но не только меня. Это было бы недостаточно тщательно. На этом корабле они бы тоже не остановились. Они уничтожат все корабли, стоящие вокруг острова, а затем и сам остров, а потом, возможно, и весь мир.
Я с тихим ужасом воспринял то, что он сказал. И снова не было сомнений в правдивости его слов.
— Вы хотите сказать, что они убьют нас всех?
— Это касается не только линии Горечавки, — сказал Гриша. — Потеря одной линии была бы неудачей, но не сокрушительной. Другие линии восполнили бы пробел. Это не остановило бы Великую работу.
Я посмотрел на него. — Что вы знаете о Великой работе?
— Все, — ответил он.
— Расскажете нам? — спросила Портулак.
— Нет, — ответил он. — Я предоставлю это Лопуху. У него еще есть несколько минут, чтобы прийти в себя, и я думаю, он предпочел бы поговорить с вами лично. Однако, прежде чем его будить, не повредит, если я расскажу вам кое-что о себе и о том, как здесь оказался.
— У нас впереди вся ночь, — сказал я.
