Так в напряжении и тишине прошло полдня, но, как только перевалило за полдень, началось. Откуда, что взялось! Потемнело, закружилось, загрохотало, засверкало, пролилось. Да так пролилось, что мы с Вороном, чуть не утонули, вернее чуть не захлебнулись. Такого дождя на киевщине быть не могло, шёл тропический ливень, даже сверхтропический. Капли били, как град. Ничего не мог рассмотреть на шаг вперед, назад мы с Вороном и не оглядывались. Грохотало так, что мой дружок при каждом ударе невольно приседал на все четыре ноги, а я втягивал голову в плечи. Ну, а, когда рядом стали ударять молнии, или, как здесь говорили, молоньи, пришлось прибегнуть к помощи меча. Нажав и повернув нужную секцию, я добился появления силового поля, которое закрыло меня с конем. Ворон от неожиданности встал, уткнувшись в препятствие, которое чувствовал, но не видел. Я, только утеревшись от потоков воды, потрепал своего четвероногого по шее и сказал:
— Ну, что, милый, встал? Иди себе потихоньку, глядишь, и стена будет перед тобой двигаться.
Ворон, словно, понял мои слова. Мотнув головой, дескать 'смотри, друг, я-то пойду, конечно, но остальное на твоей совести если что, конечно', сделал сначала один шаг, затем второй, третий. Видя, что препятствие поддается, жеребец стал напористее, хотя даже на трусцу перейти так и не смог. Зато, уже не заливало, с ушей, конечно, покапывало, но не лило. Вокруг всё ещё не было видно ни зги, молнии падали вплотную с куполом, одна даже ударила по нему, но тут же и завяла. Не по её зубам оказался выходец суперцивилизации. А я, немного отдышавшись и утеревшись, выкинул свой 'глаз' на высоту в два километра. Там была тишь, гладь, да божья благодать. Чистое небо, яркое солнце, ни тебе тучки, ни ветерка. Зато, внизу, именно в том месте, где находились мы с Вороном, было дикое скопление грозовых туч. На площади в сто квадратных метров, творилось что-то невообразимое, а командовал всеми этими силами природы, какой-то толстомордый мужик. На вид скопец скопцом, или скинхед, такой же гладко выбритый от лица до темечка. Посиживая на пухлявой тучке, находясь над битвой, этот обормот иногда делал какие-то пассы своими пухлыми ручонками и надувал щёки. И жуткие грозовые силы подчинялись, как псы подчиняются своему хозяину, несмотря на то, что сами псы, при желании, могли бы в один миг разорвать своего толстенького и маленького повелителя.
Конечно, я понял, что этот скопец относится к божествам, которые повелевают ветрами и тучами, но кто он такой конкретно не ведал. Впрочем, мне было 'до лампочки' его имя, потому что я не собирался спускать такие проказы, даже богам, особенно языческим.
— Пусть, ты, хоть сам Борей, но по ушам сейчас схлопочешь, — сквозь зубы, процедил я.
Оставив 'глаз' наблюдать за лысым и толстопузым, я изменил форму поля, которое превратилось из купола в зонтик, затем слез с Ворона, приказав строго настрого стоять на месте, а сам вышел из под защиты навстречу ливню и стал расти. Рос очень быстро, поэтому скоро мог достать тучи рукой. Молнии уже не казались мне столь огромными и страшными, так слабые разряды тока из оголенной проводки. Наблюдая за божеством, я точно рассчитал момент, когда могу его схватить, поэтому появление моей руки из-за грозовых туч стало для него полной неожиданностью. Ни улететь, ни скрыться он не успел. Я забрал его в кулак, как муху, которая продолжала о чем-то там жужжать, но выбраться из капкана не могла. Мало того, чтобы этот пакостник не смог раствориться и исчезнуть, я, внимательно изучив поля, генерируемые моим мечом, научился воссоздавать их сам, уже без его помощи. Поэтому один из ветрогонов был прочно у меня в руках.
Чтобы ещё больше напугать его, ещё в руке, я создал вокруг него сферу, и опустил на землю. Сам, тем временем, стал уменьшаться до привычного для меня роста. После пленения повелителя, буря пошла на убыль и вскоре совсем прекратилась. Сфера прекрасно пропускала звуки и, когда я принял обычный для себя вид, то услышал такую брань, какой уже давно не удостаивался. Толстопузик никак не мог найти точку опоры и старался всё время упасть, поднимался и снова падал. В этой ситуации он уже больше походил на клоуна, который веселил детей на утренниках, но мне было не смешно. Не сразу, но я изменил ему форму камеры заключения, так, чтобы он смог, наконец-то, принять вертикальное положение. Встав на ноги, он злыми, поросячьими глазами, уставился на меня.
— Ты, что себе позволяешь, смертный! Ты представляешь, что с тобой будет, когда боги узнают о твоем глумлении надо мной?
Я молча рассматривал этого зажравшегося божка, который вздумал меня брать на фу-фу, однако сам был перепуган до икоты.
— Да, что ты о себе возомнил, Идущий Велет! Что имеешь право угрожать богам? Твоя смерть наступит скоро, и она окажется страшной!
— Ты, рожа поросячья, чей будешь? — спросил я, перебивая его треп.
— Как, ты не узнал меня, посланца Даждьбога, Зефира?
— Ты, что, гад, клевещешь! Ты даже не знаешь, что Зефир из эллинских божеств! И потом он никогда не позволил бы себе якшаться с грозовыми тучами. Зефир, — мягкий, ласковый толстячок. Ветер, так сказать, удачи! Понял! — заорал я на Зефира, хотя нисколько не сомневался, что передо мной, именно он и есть.
— Это ошибка! — возмутился Зефир. — Это человеческое заблуждение, которое ничем не подтверждается. Может быть, конечно, у меня чаще бывает хорошее настроение, в отличие от моих братьев Нота и Борея. Но это не значит, что я не повелеваю грозовыми тучами. Мы все равны по силам и умению. Только Нот и Борей выглядят более грозно. У Борея, вообще, свирепый вид. Но могущество не зависит от внешности. А, что касаемо, национальности, то боги её не имеют.
— Имеют, еще, как имеют, ты мне мозги не пудри. К тому же Даждьбог не мог поручить тебе такого безобразия. Ты чей подсыл, говори, а не то сейчас я придушу тебя и зарою в этом непроницаемом 'домике' так глубоко, что даже Род с Зевсом не догадаются, где тебя искать.
— Эй, эй, не шути так, смертный! Хорошо, я скажу тебе о заказчике, но и ты пообещай мне выпустить меня на волю.
— Знаешь, мне надоело торговаться с тобой, ублюдок. Последний раз тебя спрашиваю, будешь говорить или начинать закапывать?
— Буду, буду говорить, Идущий. Меня прислал сгубить тебя маг, Симеон-маг.
— Причины?
— Точных причин не знаю, но могу высказать одно предположение.
— Валяй!
— Он желает занять твоё место и найти твой путь к славе.
— К славе? О чем ты говоришь, лже-божок? Разве можно назвать славой то, на что я обречен?
— Симеон говорит, что ты не желаешь исполнить заведенное, хочешь изменить свою судьбу и спасти обреченные племена. А маг считает, что этого делать никак нельзя. Что предначертано роком, не вправе изменять даже боги. А кто ты такой в сравнении с богами. Смертный.
— Ты и маг, забываете, что я Идущий, а он выше богов и рока, потому что он избранник и наперсник Сущего и не только на Земле. Аватара вправе отказаться, совершить или изменить свой Квест. ОН обладает правом на свободу выбора, и никто из богов не смеет ему мешать или помогать. И ты сам понимаешь, что всю картину происходящего сейчас, очень легко восстановить, даже через много лет, поэтому я и не верю, чтобы божество пошло на такое преступление. Но, если ты и в самом деле Зефир, то понимаешь, что тебя ждёт, когда откроется твоё участие в кознях против меня, Аватары.
Зефир не смог сдержать злорадной улыбки, потому я добавил специально для его ушей:
— Ну, а если из-за ваших бюрократических проволочек, твоё наказание задержится или отложится, то я сам накажу тебя, найду и воздам тебе полноценной монетой. Ты, мне веришь?
Зефир под моим взглядом поёжился.
— Верю, верю, только с чего ты так на меня напустился? Ну, подумаешь, дождём помочил, громом попугал! А ты мне грозишься отомстить, наказать, воздать! За что?
— А за то, чтобы ты понял, что не след лезть в чужие разборки! Да и другим, чтобы неповадно было соваться не в своё дело!
— А, в воспитательных целях, значит?
— Именно.
— Нет, ну, а, почему я за всех отдуваться должен? Что я, рыжий что ли? Пусть Симеон с Перуном сами и отдуваются! Они всю кашу заварили, а козлами отпущения других хотят сделать...
— Понятно, Перун здесь тоже руку приложил! Самому не удалось, так он тебя прислал, да ещё на Даждьбога решил свалить! Но тебя я накажу, кто бы за тобой не стоял.
— Это несправедливо!
— О, ты уже и о справедливости заговорил. А на что ты рассчитывал, когда соглашался на эту авантюру?
— Ну, помочу, попугаю. Испугаешься, хорошо. Значит, не стоишь ты особого внимания, а нет, задержу немного начало твоего путешествия.
— Ого, о путешествии уже известно! Я его ещё не начал, а о нем уже все знают.
— Не все, но тому, кому это надо, кого это очень интересует, знают. Дело-то ведь несложное. Слова, звуки, разговоры, грамоты, приготовления в дорогу. Вся информация поступает оперативно, внимательно обрабатывается, строится прогноз, делаются выводы. Это, как предсказание погоды.
— Предсказания погоды, это, знаешь ли, очень неточно.
— Это у вас, у людей, неточно. А в наших кругах, ошибки крайне редки.
— Ясно, божественная канцелярия работает, как часы?
— Если говорить о точности, то да. Но часы показывают только настоящее, а мы планируем будущее. Чувствуешь разницу?
— Я уже давно чувствую, что многим здесь неймется! Только в толк не могу взять, что вас, бессмертных, так озаботила моя персона. Вам от меня, какая угроза?
— Во, даёт! Одно слово, Идущий! Ты чего не понимаешь, что от твоих действий зависит расклад и в божественном пантеоне. А твоя непредсказуемость порождает хаос. Роду, конечно, беспокоится нечего, да ещё двум-трём, которые прилеплены к верхушке небожителей. А остальным что прикажешь делать? Как быть с их карьерой и в дальнейшем участии решения земных вопросов?
— Надеюсь, ты не себя имеешь в виду? Ветры-то тут при чем? Как дули, так и будут себе дуть.
— Это ты по скудоумию своему так мыслишь. Конечно, мы пострадаем от твоих действий в наименьшей степени, но и для нас не всё равно, кто будет решать, когда, куда и на кого нам дуть, да с какой силой.
— Получается, бюрократическая система начинается от небес?
— А ты думал, что это люди сами выдумали?
— Да ничего я не думал!
— Оно и видно!
— Впрочем, мне, честно, наплевать, какие перестановки произойдут на небесах. Для меня главное, чтобы из-за меня не пострадали люди.
— Люди! Это же охлос, толпа, которой манипулируют, даже ваши правители. Ну, ты и придурок! Ему, можно сказать, выпала возможность встать над этими охламонами, приобщиться к высшим слоям небесных сфер, а он думает о низших существах, которые сами о себе не могут позаботиться.
— Грубый человек, на моем месте, ответил бы тебе, заткнись и слушай! Однако я, человек культурный и воспитанный, поэтому грубить тебе не стану. Но, если ты, Зефир в шоколаде, начнешь снова свои антигуманные философствования разводить, придётся прибегнуть к жестоким мерам, таким, как уменьшение размеров помещения, в котором ты сейчас находишься. И я буду уменьшать его до тех пор, пока не выдавлю твои философские суждения вместе с твоей гнилой душонкой. Понял меня, ветрогон?
— Понял.
— Отлично. Но мы отклонились от сути нашего разговора. Я возвращаюсь назад к теме, которая интересует меня. Я знаю позицию Перуна и Симеона-мага, кто ещё придерживается схожего с ними мнения?
— Проще сказать о тех, кто не разделяет их позицию. Прежде всего, это старшие боги Велес, Макошь, ну и, конечно, Род. Далее Сварог и Даждьбог. И всё, пожалуй.
Кстати, они не за тебя, а просто не против тебя. Да, ещё, конечно, три сестры Явь, Правь и Навь. Явь и Правь, — за тебя, Навь, — присматривается и решает. Что может подвигнуть её в ту или другую сторону, не ясно никому, даже её сестрам. Остальные против. Особенно Чернобог, который всегда ревностно относился к исполнению пророчеств.
Оперативное руководство по твоей особе, возглавляет Перун. Скажу сразу, что эта коалиция не настроена убивать, потому что до последнего момента твоего перехода, из состояния Идущего в состояние Черного Волота, будет сохраняться возможность направить тебя по истинному пути.
— Так существует ещё и третий путь?
— Так считают боги, но Симеон-маг придерживается иной точки зрения. То есть, он уже конкретно настроен на уничтожение тебя, любыми, доступными ему, способами. А способов у него предостаточно! Он глава мощной секты А'Сатанаила, которая включает в себя жрецов бога Перуна. Эти ребята очень сильны и мало чем уступают самому Симеону, но действуют, исключительно в пределах своих владений. Остальные члены данной организации могут нанести удар в любой точке мира, любым способом. Для этих людей не существует этических норм, их принцип, — к цели любыми способами. Честно, я ещё не слышал об их неудачах, особенно, о неудачах, связанных с убийством.
-Откуда корни?
— От болгарского попа Богумила, который жил сто лет назад. Согласно его учению, весь материальный мир — это мир падшего ангела Сатанаила, и только провидение, духовное мироощущение — это мир Бога. Схожие учения существуют от Тибета до Андалузии. Они считают, что все страдания призрачны, потому и проповедуют культ злодеяний и убийств в материальном мире. И все, кто не с ними, против них и Бога.
— Другими словами, Симеон-маг, воинствующий фанатик христианин?
— Да никакой он не христианин, не фанатик, даже не язычник, хотя знает о существовании богов. Он маг, эгоцентрист и прагматик, который пользуется политико-религиозными течениями, выгодными ему в данный момент истории. Правда, Византия сумела разгромить своих богумильцев и павликиан у себя, и манихеев, — в Македонии. Но Симеон перебрался во Фракию, откуда договорился о единстве действий с альбигойцами, карматами и исмаилитами. Альбигойцы очень сильны в Галлии, карматы, — в Персии, у торков, вплоть до Тибета, а исмаилиты, — в арабском мире. На Руси, такое движение поддерживают жрецы Перуна, которым необходимы человеческие жертвоприношения.
— Вот, приятно с тобой разговаривать, вещаешь ты по-современному, нет необходимости под тебя подстраиваться, даже жаль отпускать.
— Но ты же обещал!
— Поспешил! Ну, да ладно, раз уж обещал...
Тем более, вижу, близко к правде глаголешь, подтверждаешь мои сведения из других источников'.
— Каких источников?
— А, вот это, не твоё ветрогонное дело. Твоя прямая обязанность какая? Дуть? Вот и дуй себе во все свои дырочки, а лишнее знание опасно, даже бессмертным.
Зефир не обиделся на мой резкий ответ, поняв, что был бестактен, задавая свой вопрос. Я снял поля, и освобожденный повелитель ветров поспешил откланяться и испариться. Перед его исчезновением, мне пришлось ещё раз напомнить, что буду рад новой встречи с ним, но при других обстоятельствах. Хмыкнув, Зефир заметил, что, дескать, никто не откажется встретиться со знакомым в нормальной, приятельской обстановке.
В общем, расстались мы с ним мирно, но он смог задержать меня часа на два, причем, там, где пролился тропический дождь, то есть вокруг нас с Вороном, почва превратилась в хлябь, типа небольшого болота. Болотник там, конечно, завестись не успел, да и топи образоваться было неоткуда, но, всё же, выбравшись из этой местности и отъехав немного от сырого места, пришлось основательно подсушиться, особенно, Ворону. Это отняло у нас ещё час, полтора. После этого я понял, что будет большой удачей, если мы сумеем добраться до заставы к ночи. Однако удача сегодня была не про нас. Проехав с час, я почувствовал, что за нами началась охота. Ворон тоже почуял неладное, и заржал, предупреждая меня об опасности. Гнать коня, не зная ничего о преследователях было нелогичным, поэтому мой 'глаз' рванул в сторону, приближающейся погони, а Ворона я попросил перейти на крупную рысь. Мой друг не заставил себя упрашивать, но и не был в панике. Боевой жеребец — это зверь, который сам вселяет страх в своих врагов.
