— Госпожа Тесса, правильно ли я понял, что Вы против моего решения и не согласны с мерой озвученного наказания для виновников возмутительного беспорядка и нарушения уставных отношений? — осторожно спросил насупившийся мужчина.
Хозяйка Замка выдержала паузу, дав ему лишнюю минутку понервничать, чтобы осознал, насколько он не прав, и холодно произнесла, взвешивая каждое слово:
— Если Вы помните, господин Инвар, насчет тренировок Ренальда — это был прямой приказ лаэра Аслана. И только он вправе отменить свое решение, я же, как законная супруга, намерена соблюдать интересы моего мужа в его отсутствие, поэтому Ренальд будет продолжать заниматься после того, как отбудет свое наказание, так же, как и Мартин, в карцере. Если Вы желаете возразить, попрошу Вас аргументировать.
Девушка чуть прищурилась, меряясь с комендантом ледяными взглядами. Одобрительный шепоток, пронесшийся по рядам бойцов, был красноречивее всяких слов — решение госпожи им нравилось в этой неприятной ситуации больше.
В глазах старшего Караскета отражалась внутренняя борьба — не прогадать бы! Он подозревал, что Тессу против шёрстки гладить опасно, но то, что она умеет больно кусаться, не приходилось испытывать на себе.
Она была права. И, как бы ни попробовал он сейчас "аргументировать", наверняка знала, что Асланом (по возвращении) будет одобрено именно ее решение. Он не может идти против прямого приказа своего лаэра, чем бы этот приказ ни был вызван, и какое бы желание за ним не стояло... Тесса же так сформулировала завуалированное недовольство и намек в своем высказывании, что уже получалось, что именно он его проигнорировал (а между строк читай — предал), однозначный и не допускающий никаких иных толкований приказ, а она, стоящая здесь и сейчас на страже интересов мужа, милостиво дает ему, коменданту Замка-крепости, возможность себя реабилитировать.
Самое страшное, что это мог понимать не только он, Инвар, но и ребята. Несмотря на некоторую безграмотность (которую, кстати, успешно искореняет Ренальд среди личного состава гарнизона), сама жизнь многому научила бойцов, преподавая жестокие уроки, когда совершенно точно становится понятно, что по определению "хорошо", а что "плохо". Н-даа... Аслан с женой не прогадал — она ему подстать.
— Хорошо, — выдавил Инвар, произнеся мысленно короткую молитву Всевидящим, чтобы она не стала "добивать" бесспорным козырем, указав на его лояльность по отношению к собственному сыну. — Против приказа лаэра у меня аргументов нет, — слегка склонил он голову.
Тесса вовсе не преследовала цель указать Инвару его место, как нашкодившему псу. Они частенько находили темы для трений, но она уважала его, как мужчину и командира, и сейчас прекрасно понимала его отцовские чувства. Главное, что ее интересы были соблюдены, и на разбитых губах Рени расцвела благодарная улыбка, правда, в данной ситуации не намного украсившая бледное лицо юноши.
Девушка только мельком взглянула на его реакцию — не ошиблась ли? Может, он сам предпочел бы больше не рисковать? Но нет — умничка, Рени, не подвел. Только бы продержался сутки, а завтра она уже сможет его поощрить заботой и лаской, за то, что не побоялся вступить на трудный путь — у мужчины много прав, но и обязанностей много, для того чтобы соответствовать, ведь настоящего мужчину определяют не только его первичные половые признаки, а дела и поступки. Рабу же этот путь проделать еще труднее, почти невозможно, но Рени рискнул — это дорого стоит.
— В остальных пунктах у меня претензий нет, — Тесса позволила себе чуть обозначить улыбку.
Они друг друга поняли, и Инвар, почувствовав, как проходит сковавшее напряжение, облегченно и теперь уже совершенно искренне улыбнулся в ответ, склонил голову (можно посчитать в знак согласия, а можно — в знак благодарности).
— Прошу Вас, продолжайте, — разрешила Тесса.
А собственно, все уже закончилось, причем, к удовольствию обеих заинтересованных сторон виновников конфликта. Неважно, что сейчас думают сами "потерпевшие", главное, договорились в вышестоящих инстанциях. Инвар постарался, чтобы в голосе, озвучивающем команду, не прозвучала явная радость от благополучного разрешения щекотливого вопроса. По большому счету, радоваться нечему, но мужчина не понаслышке знал, что такое честь, и Тесса не позволила себе усомниться, что она у него все еще есть. И Инвар был безмерно благодарен своей госпоже, достойной жене лаэра, за это доверие.
— Арестованных препроводить в карцер — остальные — ррразойтись!
* * *
При свете солнечного дня Ренальд лишь на минуту вспомнил тесные клетки, в которых его вместе с другими рабами для утех держали несколько дней. Когда он в прошлый раз приходил к Дереку, ничего похожего на страх не испытывал, а сейчас непроизвольно передернул плечами и тут же выпрямился под насмешливым взглядом младшего Караскета, которого определили в соседнюю камеру.
— Располагайтесь, — радушно предложил Юджин, которого назначили на место проштрафившегося дежурного.
Он слегка подтолкнул раба, дотронувшись до плеча, и Рени улыбнулся — короткое пожатие было неожиданно приятно. Юджин одобрял его и поддерживал, хотя мог бы и не демонстрировать свое отношение. Но крепкая мужская ладонь легко сжала плечо, утверждая, что он достоин уважения. Слов благодарности не требовалось. Ни к чему показывать Мартину, что его "предает" товарищ — кто знает, что там себе вообразит еще этот противный мальчишка.
— Кормежка два раза в сутки, — напомнил Юджин. — Надеюсь, ваши молодые растущие организмы не против разгрузочного дня, — хмыкнул он, закрывая камеры. — Советую отоспаться, во сне меньше есть хочется, зато быстрее все заживает.
— Вот невезуха, — вздохнул Мартин. — А Антига сегодня булки пекла — до сих пор от одного запаха слюни капают.
— Хочешь, я буду думать о тебе за завтраком? — съехидничал Юджин.
— Да иди ты, шутник, — вяло огрызнулся Мартин, подходя к нарам — единственной "мебели" в тесной камере-клетке, по ходу пнув ведро, звонко клацнувшее на каменном полу, предназначенное для справления естественных нужд заключенных под стражу.
— Ну, как хочешь, ваши пайки принесут через полчаса, — не расстроился взрослый парень. — Все, ребятки, прохлаждайтесь. Советую все-таки отоспаться впрок, — пожелал он напоследок, поднимаясь вверх по ступеням каменной лестницы...
Ренальди поежился — в камере было не так уж и жарко, но вполне терпимо. С перевязанным плечом было немного теплее, вот если бы ноющая боль ушла — было бы совсем хорошо. Никто не предложил им переодеться. Только Мартину, обнаженному по пояс, кто-то из ребят сунул рубаху. Рубашка Рени была грязной от пыли и крови. Он уже привык к чистоте тела, и оно теперь зудело, требуя ежедневной процедуры омовения после хорошей тренировки. Надо как-то отключиться от неприятного раздражителя, но почему-то не получалось.
Ренальд тоже вспомнил щекочущий ноздри аромат свежей выпечки Антиги и глубоко вздохнул — сутки карцера на воде и на хлебе, который придется жевать, задевая разбитыми губами — совсем не весело. Это не завтрак для господ с фарфоровых тарелок серебряными приборами. Но и это не страшно — если он себя чувствует мужчиной, хотя бы внутри, значит, должен быть готов и к таким перипетиям.
Привалившись спиной к прохладной стене, юноша прикрыл глаза. Попробовать поспать, как советовал Юджин? Рени сморщился — за сутки еще успеет отоспаться и обоспаться тоже. Надо подождать завтрак, а то привыкший хорошо питаться желудок уже обиженно урчит, высказывая свое неодобрение.
Мартин же сейчас старался поменьше думать о предстоящих тяжелых работах, о том, что все почти благополучно закончилось. Его напрягали хмурые лица друзей-товарищей. К осуждению бойцами его поступка он был готов меньше всего — об этом тоже старался не думать сейчас. Но вот из-за того, что его еще ждет разговор с родителями — и лучше бы уж вместе, а не по отдельности, не мог не переживать. Мать не даст отцу разойтись в своем праведном гневе и прибить его до полусмерти, а отец не позволит ей кричать на него "по-бабски". Инвар не переносил, когда такие вопли неслись в сторону его подчиненных, и, понимая, что Марта по-своему права, продолжая воспитывать взрослого сына, старался просто не участвовать в подобных "концертах", устраиваемых женой непутевому ребенку. Обычно Мартин огрызался в ответ, считая себя взрослым и не желая выслушивать нотации от родительницы, грозился носа дома не показывать, оставаясь в казарме, но почему-то все равно иногда тянуло зайти и "проведать" свою комнату, хранившую память о его детстве, проведенном в стенах Замка-крепости. А еще парень вспоминал о Фелиске. На душе было неспокойно — что же подумает она? Что ее больше впечатлило — драка или разбирательство?
Представив разрумянившуюся у плиты на побегушках у Антиги ловкую девчонку, парень совсем сник. Так не кстати, ломая все приятные мечты, вспомнилось последнее посещение родной комнаты... тогда мать обещала оторвать "женилку", если узнает про "что-то такое".
Мартин в шутку ответил, что не собирается афишировать, поэтому ей долго придется ждать, но сам он очень хочет узнать, что это за загадочное "что-то такое", которое мать не в состоянии озвучить, хотя у его товарищей по гарнизону есть вполне определенный термин на этот случай и куча синонимов — выбирай любой, а смысл один и тот же.
И лишь когда кто-то из ребят угрюмо или загадочно отмалчивался — становилось понятно — влюбился... И самый грубый шутник начинал запинаться, краснеть и менять тему разговора, не желая опошлить свое светлое чувство, странным образом подкосившее парня, уверенного, что он сам себе хозяин, и очень удивляясь — почему иногда жизненные принципы не волнуют бесстрашное глупое сердце?
Получив от мамки пониже спины какой-то тряпкой, подвернувшейся под руку (она схватила ее из стоявшей рядом корзины с чистым бельем, которое Марта собиралась гладить), и сердито зашипев на попрание его гордости и чести бойца, Мартин твердо решил, что если Фелиска не против, все-таки попробовать самим разобраться, что к чему. И не сказки ли это бывалого рыбака, желание преувеличить эффект наслаждения и удовлетворения от подобного действия?
Пока что они с Фелиской только целовались, да девчонка позволяла себя немного потискать, заливаясь стыдливым румянцем, и горячо шептала: "не надо, нет, вдруг кто увидит? Не лезь сюда, ишь какой шустрый... а я девушка честная..." — ну и подобную ерунду. Впрочем, в тот момент, когда бывали их свидания, Мартин думал совсем не головой, а другим местом. И надо отдать должное девчонке — она его лишь чуть поддразнивала, словно в поощрение, чтобы не отступился, и в то же время не позволяла слишком своевольничать и распускать руки, чем еще больше распаляла парня. И ей нравилась эта власть над ним... ну, или иллюзия власти...
* * *
Завтракать Тесса расхотела, хоть расстроенная не меньше хозяйки Рута и уговаривала ее что-нибудь скушать. Перемещаться по Замку или выходить в сад, тоже не было никакого желания. Мысленно Тесса была с Рени. То, что мальчишек распределят по разным камерам — в этом она не сомневалась. Но вот в том, что Мартин успокоится — нет. И очень переживала и надеялась, что Ренальд сумеет не поддаться на провокацию и не станет вступать в перепалку с этим мелким паршивцем, который уже вырос физически, но так и остался внутри вредным мальчишкой. Рени — умный парень, но пока еще достаточно ранимый, чтобы Мартин сумел не только отравить эти сутки такими словесными определениями положения раба-наложника, но и подарить тому несколько лишних комплексов. Ренальду надо научиться наращивать "панцирь", этого не избежать... Жаль, что свалилось все так одновременно, но ничего не поделаешь, пусть привыкает, пусть закаляется...
Девушка уговаривала себя не расстраиваться понапрасну, а в глазах все равно стояли слезы. Вот уж не думала никогда, что проблемы бывшего еще три месяца назад посторонним человека так затронут ее сердце и душу...
Вернувшаяся на кухню Марта была чернее тучи — Тесса не стала с ней разговаривать. И комендантша ее прекрасно понимала, но от этого было только горше. Она опасалась, что хозяйка все еще помнит те слова, которыми Мартин успел наградить Рени, когда жена лаэра хотела попросить что-то из одежды. Госпожа справедлива и отходчива, но все равно на сердце было неспокойно, и на душе тяжело.
К мужу Марта не посмела пойти — тот был сильно не в духе. Она понимала, будь Тесса немного другой, она могла бы его сегодня здорово унизить, просто ткнув носом, как напрудившего посреди дорогого ковра щенка, в то, что он ради сына, чтобы не позорить его, отступил от Уложений (а Марта Устав знала наизусть, может, даже получше кого из ребят), но не стала этого делать.
Инвар же все равно теперь, небось, закрывшись в своем кабинете, ест себя поедом, укоряя за невольную трусость. Он всегда был требователен в первую очередь к себе, но сегодня ради сына отступил от своих принципов, и чуть не испортил все, что он успел заслужить.
Бойцы лаэра Аслана — не тупые солдафоны — каждый имеет собственное мнение и опыт, несмотря на молодость — жизнь успела потаскать их и преподать главные уроки на выживание и человечность. Они могли хладнокровно убивать и знать, что могут быть убиты, не обсуждая приказа, потому что и Аслан, и Инвар в их понимании имели право отдавать такие приказы не в качестве непосредственных полномочных командиров, а потому что они не стали бы отдавать подобных приказов, не продумав, не взвесив, стараясь по максимуму избежать возможных потерь, ценя их жизни.
Навстречу Марте метнулась Фелиска, что-то крепко прижимая, завернутое в белоснежном переднике, обеими руками. Судя по тому, как девчонка чуть не посерела со страху, встретив неожиданное препятствие на пороге кухни в виде сердитой матери своего ненаглядного, женщина заподозрила, что помощница кухарки что-то задумала.
— Ты куда?! — строго спросила Марта. — Что прячешь?
— Я... не...
— Не мямли! Отвечай!
Попробуй, не ответь. Голосок у комендантши под стать мужу — только на плацу командовать, когда рассержена.
— Я хотела завтрак отнести в карцер... — выдавила Фелиска.
— Да? А что же украдкой? — уперла руки в бока Марта.
— Ну... я...
— Что там у тебя, ну-ка разверни! — потребовала Марта.
Фелиска несчастно вздохнула и послушно развернула передник. Комендантша закусила губы, чтобы не рассмеяться — ну что же за бестолковщина!
— Ты решила, что черные сухари можно заменить на сдобные булки? Девка, да если тебя поймают, то и им добавят еще сутки, и тебя рядом определят за самоуправство. Может, ты этого и добиваешься? — насмешливо спросила Марта.
— Я? — потупилась Фелиска, заливаясь пунцовой краской. — Нееет...
Губы девчонки скривились, и она наморщила курносый носик, собираясь разреветься.
— Так, ну-ка не вздумай здесь мокроту разводить и возвращайся на кухню. Если тебе мало забот у Антиги, я тебе живо добавлю! Без тебя позаботятся, на то дежурный есть, — распорядилась комендантша.
Фелиска не стала пререкаться и быстренько шмыгнула обратно, да еще, поняв, что Марта теперь некоторое время будет здесь, на кухне, поспешила скрыться в чуланчике с глаз долой. В подсобке и впрямь пора было лук перебрать. Нет уж, лучше пока под горячую руку комендантше не попадаться. Да и Антигу лучше не сердить. Та хоть и не особо ворчлива была, но спрашивала строго, да и следила за ней, словно мамка родная — никакой личной жизни.
