— Звони в колокола!
— Что звонить? — угрюмо поинтересовался тот.
Весь местный православный «клир», весьма не одобрил использование мной христианского храма в качестве военного объекта. Главный поп, даже истерику закатил — когда мы баррикаду из мешков с землёй пред алтарём сооружали! Пришлось запереть его вместе с его попадьёй и прочим местным «клиром», в хозяйственной пристройке.
Кто ж виноват, что сельчане не удосужились — какую-нибудь «высотку-хрущёвку» замастрячить?! С крыши панельной «девяти-хатки», мне по любому воевать сподручней было бы…
Эх, наша многовековая отсталость!
— «Подмосковные вечера» знаешь? — ещё угрюмее спрашиваю.
— Нет…
— А «Мурку»? — насвистел незамысловатый мотивчик.
— …Нееет! — крестясь, звонарь вылупился на меня как на антихриста и в ужасе попятился, чуть не упав.
— Ну, тогда звони что-нибудь подходящее к случаю… Только, от души звони — чтоб, проникновенно было. И, не переставай звонить без приказа: с колокольни сброшу — мамой-императрицей клянусь!
— Господин генерал, — как тот отошёл, обратился к Спиридовичу, — очень важно: приставьте к нему двух жандармов — чтоб следили и подменивали, если что… Колокола должны звонить не прекращая!
Под колокольный звон (как я позже узнал — «Праздничный благовест»), я ходил по «гарнизонам» с непокрытой головой и, прижимая руку к сердцу, говорил примерно следующее:
— Господа мужики! Так уж случилось — не доглядел, но воевать надо. Не за себя прошу — за Русь: стойте крепко мужики — как звонить перестанет, разрешаю сдаваться!
* * *
Прилетел вчерашний немецкий аэроплан… Покружил над селом, снизился над колокольней так низко — что было хорошо видно лицо двух лётчиков в очках. В этот раз к воздушному налёту отнеслись спокойнее — паники и выстрелов не было, но я решил похулиганить и, стоя на колокольне, показал немецкому пилоту «Fack». Тот видно, обиделся смертельно — поднялся чуть повыше и, очень неточно бросил на меня мелкую бомбу — попав в чей то сад.
Потом прилетел наш аэроплан — тарахтящая смешная «этажерка». «Фарман» или «Вуазен» — хрен, их разберёшь… Вдвоём с немцем, они покружили над селом, их лётчики-наблюдатели пошмаляли друг в дружку из пистолей и, довольные собой разлетелись в разные стороны.
Чтоб не подумали — что их Царь в любую минуту может сбежать, я при всех сказал своему шофёру:
Рисунок 123. Бомбометание в начале ПМВ.
— Отгоните подальше машину, Адольф! А то неровен час — какой-нибудь бош её испортит… Не пешком же обратно в Ставку идти?!
— Когда возвратиться, Ваше Величество?
— Как только разобьём немецкую кавалерию — сразу же вертайтесь назад…, — заранее бахвалился я перед поникшими слегка подчинёнными.
Чтоб не гонять автомобиль порожняком, велел взять и довести до ближайшего госпиталя нескольких раненых. В большой императорский автомобиль, их поместилось как бы не дюжина!
Тут же, нежданно-негаданно — как снег на голову, является счастливо улыбающийся мой Генеральный Секретарь и, с ним какой-то — задыхающийся от астмы-одышки подполковник в изрядных годах, с древним «Смит-Вессоном» в кобуре, которого втащили на колокольню два дюжих ополченца помоложе его, в непонятных народных рубахах, с берданками за плечами.
Кратко доложив об выполненном задании в штабе V Армейского корпуса, Мордвинов обрадовал:
— Я привёл подкрепление, Государь!
— Слава тебе, Господи! — я перекрестился на ближайший колокол.
— 496-ой стрелковый полк, Ваше Императорское Величество…, — отдуваясь отрапортовал старикан в погонах — видно, потерявший здоровье ещё при штурме Плевны, Севастополя, или даже Измаила, — начальник полка… Подполковник Сергеев.
ПОЛК?!
Целый полк — вот это мазь попёрла мне с утра! Спрашиваю, от счастья затаив дыхание:
— Состав? Вооружение? Сколько пулемётов?
— Приблизительно шестьсот ополченцев из латышей старших возрастов, Ваше Величество…, — докладывает тот, как бы оправдываясь при этом виноватым тоном, — все до единого вооружены берданками — больше, ничего нет! Даже, шинелей… Из офицеров кроме меня — штабс-капитан Аникин, да зауряд-прапорщики.
Словами не описать всю степень моего горького разочарования! Приговорённому к повешению объявляют об помиловании и, тотчас вслед за этим, накидывают на шею удавку и выбивают из-под ног стремянку…
Бешено гляжу на Мордвинова:
— И, за каким, извиняюсь — хреном, Вы их сюда привели, господин генерал?!
Тот, сильно потупился:
— Первое, что по дороге попалось и ближе всего… Всю ночь форсированным маршем шли на помощь Императору…
Стало, несколько неловко.
— Не извольте сомневаться, Ваше Величество, — заступился за подчинённых подполковник, — геройский народ! Наш полк, в одиночку защищал стык между 5-ой и 10-ой армиями… Выводился в тыл на переформирование, когда господин генерал-адъютант…
Подполковник Сергеев склонил голову, пытаясь укрыть от меня свой горящий гневный взор:
— Рядом стояла гвардия — даже, ни разу не выстрелила нам в защиту! Кавалерия генерала Казнакова173 сбежала! Боже, какой позор… Я ж, всю свою жизнь уверен был — Гвардия, ЭТО!!! А, «это»… Тьфу!
— Не плюйтесь — здесь, всё же Храм Божий! — строго одёргиваю, — ладно, разберёмся позже и каждому воздадим должное по делам его… Ваши ополченцы устали, поди?
— Прости меня Господи…, — Сергеев, по моему примеру перекрестился на колокол, — люди с ног валятся — не спамши двое суток, не жрамши трое… Ноги сбиты…
Ну, что сказать? «Шо маемо — то маемо»! Как бы, их использовать с умом?
— Господин подполковник, пройдёмте со мною к окну… Видите вон тот лесочек на Юго-западе?
— Так точно, вижу!
— Это, очень важный лесочек! Если немцы его займут, то они отрежут нас от 2-ой Финляндской дивизии. Смертью храбрых погибать не призываю, наоборот: стрельнули пару раз из-за деревьев, да из кусточков и отошли в глубь! Не преследуют? Вернулись и стрельнули ещё пару раз — пусть погибают «смертью храбрых» они… Вот такая тактика! Понятно, господин подполковник?
— Так точно, Ваше…
— Тогда займите тот лесок и отдыхайте там… Пока.
Помявшись и чуть ли не покраснев, пожилой офицер стеснительно попросил:
— Не найдётся ли немного хлеба, Ваше Величество? Трое суток…
— К сожалению, сами без него сидим, — что, правда — то, правда! — а вот мяса — сколько угодно! Вон, вся улица кониной завалена…
— Смотрите, с человечиной не перепутайте, подполковник! — «чёрно» пошутил Спиридович, — там, после Его Величества и его «Шварцлозе», всё вперемежку!
Так, так, так… Вдруг, вспоминаю:
— Мордвинов! А где пулемёт — тудыть его в качель, а Вас — через коромысло?
— Не попался по пути, Ваше Величество!
— Так какого члениса, Вы здесь стоите и улыбаетесь, как красна девица?! БЕГОМ(!!!) за пулемётом, вашу генеральносекретарскую мать!
* * *
Наконец, началось!
— «Сквозь дым летучий, драгуны двинулись как тучи и, все на наш… Село!», — безбожно переиначивая, вновь прочёл я Лермонтова.
— Hurrа…, — еле-еле послышался с опушки леса боевой клич пруссаков, — Hurrа… Hurrа…
В девять часов утра, густые цепи спешенных немецких драгун, колышась — как волны на море, не спеша двинулись в фронтальную атаку на село. Позади цепей, отдельно передвигались кучки по пять-десять человек — пулемётчики. Тут же с флангов и, даже — кое-где по центру опушки, редко захлопали трёхлинейки и берданки, зачастил было и, тут же смолк «Максим» Заградотряда справа — что не произвело на механически двигающихся немцев, ни малейшего впечатления… Они, казалось, даже этого не заметили!
— Hurrа! — послышалось уже вполне отчётливо, — Hurrа! Hurrа!
Так же не спеша и, крайне деловито на вид, двинулись вперёд отряды кавалерии по флангам — чтоб взять село Галина в «клещи».
— Вот, чёртовы фрицы, — восхищённо воскликнул я, — в бой идут, как на работу!
— HURRA!!! HURRA!!! HURRA!!!
Рисунок 125. Бой в населённом пункте.
В крайних хатах не было гарнизонов, поэтому драгуны без потерь — подбадривая себя и друг друга редкими выстрелами «на кого Бог пошлёт» и, короткими пулемётными очередями, беспрепятственно вошли в село — лишь ненадолго задержавшись для разбора никем не защищаемых, примитивных баррикад. Слева, их цепи также несколько замешкались — по примеру вчерашних улан, попав на «минное поле» из перевёрнутых мужицких борон.
И получаса с начала атаки не прошло, как фигурки в голубых шинелях замелькали-замельтешили среди садов, огородов, на кривых сельских переулочках и возле самих хат. Выстрелы, слились в один непрерывный стук и грохот — напоминающий град, бьющий по железной крыше.
— HURRA!!! HURRA!!! HURRA!!!
Методично звучащий боевой германский клич — как метроном чудовищной машины уничтожения, захлестнуло хаотичным русским «Ура!» — быстро перешедшим в какое-то звериное рычание:
— Ррррыыы… АААА!!!
Судя по общей картине, бой в селе тотчас перешёл в серию отдельных, часто — рукопашных схваток или выстрелов в упор, в которых хвалённая немецкая организация уже не имела никакого значения. И, даже дальнобойность и скорострельность оружия играла второстепенную роль — всё решало упорство, желание непременно выстоять и победить и, первобытная жестокая ярость…
Чего я и, добивался!
Немного погодя, разом загорелось сразу несколько десятков хат… Село стало быстро заволакивать дымом, в разрывах которого — на открытых местах, можно было наблюдать — как люди в серых и голубоватых шинелях, лишали друг друга жизни всевозможными изощрёнными способами.
А, колокола всё звенели и звенели, уже — не поймёшь какую мелодию…
* * *
Я, взяв у денщика свой «Лютцау» (у того, теперь был свой — немецкий кавалерийский карабин «Маузер-98»), напомнил:
— Помним правила стрельбы с возвышенности и берём ниже, господа!
— Помним, помним: целим в ноги — попадаем в голову или грудь…
Конечно, я стрелок первоклассный! Но, пока только в тире: к стрельбе по — не то, чтобы «движущимся», по — мельтешившим мишеням, я ещё не привык! Поэтому, обоймы три высадил впустую… По крайней мере, ни разу не видел — чтоб в кого-нибудь попал.
Только тогда, когда пристрелялся — а сами драгуны подошли поближе, стал иногда замечать — как после моего выстрела «мишень» кулем валилась наземь, медленно оседала или вертелась волчком…
Однако, пристрелялись и по нам!
Находившийся рядом со мной жандарм — высокий, молодой, полный сил красавец-мужчина, вдруг выронил «драгунку» из рук, резко — как будто сзади за воротник дёрнули, выпрямился и грянул навзничь… Оборачиваюсь — во лбу дырка.
Стреляю… Неизвестно, сколько прошло — время в бою летит быстро, вдруг слышу крик Спиридовича сзади:
— Казаки! Наши казаки! УРА!!!
— УРА!!! — заорали мы все хором.
Мгновенно, отлегло от сердца! Подбегаю, вижу — как справа от села, навстречу друг другу несутся две конные лавы с пиками наперевес — немецкие уланы и казаки… Наша лава, как бы не втрое больше.
Гляжу во все глаза — ну, счас они их… «Нашампурят» уланов на пики, нах! В «капусту» фрицев порубят, к такой-то их арийской матери!
— РУБИ ИХ, СТАНИЧНИКИ!!!
Вдруг, не доскакав с полверсты, «станичники» разворачиваются и уносятся прочь. Не верю своим глазам:
— СУКИ!!! ШКУРЫ!!! …ПИДА…РАСЫ!!!
После, слегка остыл. В принципе, казаки — конница нерегулярная, лёгкая и для фронтальной рубки с линейной кавалерией не предназначена… Кажись, где-то так.
Представление не кончилось: уланы тоже останавливаются, гарцуют на месте, затем — разворачиваются и улепётывают, теряя лошадей и всадников.
— Чего это они?! — протираю стёкла окуляров, — да никак, пьяные, собаки!
— А, вот смотрите — вон там, Государь! На пригорочке… Неуж, наш «Кувака»…?!
Гляжу в указанном направлении — автомобиль из-за пригорочка виднеется: зуб даю — наш «Мерседес»! Коменданта нашего, генерала Воейкова. А вот и, он сам — в чёрной кожаной куртке красуется на пригорочке, рядом — поводящий стволом «Максим».
— Ах, ты сукин сын! Молодец то, какой! Добыл-таки пулемёт, пан Спортсмен наш!
Если честно, не ожидал я от него таких подвигов!
— Да, сними ты свою кожанку, не понтуйся, — кричу, как будто он мог услышать,— подстрелят же, нах!
Слева тоже идёт бой — из леска вылетают белые облачка дымного пороха: ополченцы-латыши 496-го стрелкового полка, из своих музейных берданок обстреливают «танцующих» перед леском немецких улан. Те, теряя людей и лошадей, видать, не знают на что решиться: спешиться, войти в лес и навалять люлей этим офуевшим чухонцам, проскочить мимо — не обращая внимания на выстрелы их допотопных «фузей», или вернуться на исходную позицию — на опушку леса, из которого они к нам явились.
Наконец, «разум возобладал» — уланы развернулись и, отправились восвояси…
* * *
Телефонной связи с генералом Свечиным уже с утра нет, а посланные связисты не возвратились. «Основной опорный пункт обороны» — сельская церковь села Галина, практически уже окружена! Поэтому, сильно удивился — когда ко мне привели бледного как мел, раннего в плечо посыльного из 2-ой Финляндской дивизии с депешей. Свечин, в зашифрованном донесении докладывает — в селе Гени, осталась лишь одна рота ландвера и, после полудня он атакует.
Ну, дай ему Бог — а то у нас здесь, совсем уж кисло!
Немецкие драгуны взялись за нас всерьёз!
Пулемёты в самом селе оказались бесполезны — поэтому они сосредоточили их огонь на нашей колокольне, хотя я думаю — прицельно целиться наводчикам, сильно мешал дым от горящих строений. Пули стали залетать к нам «в гости» так часто, что высунуть голову из-за парапета — верная смерть! От крошащегося пулями камня, стояло подобие тумана — не продохнёшь и, со стороны, наверное, казалось — церковь горит…
Прапор 2-ой Финляндской дивизии на стене, наверное, вольно-невольно служил основной мишенью… Он, довольно долго, весьма замысловато колыхался — пробиваемый пулями. Наконец, было перерублено древко и знамя финляндцев рухнуло вниз. Мой денщик сбегал и принёс его снова на колокольню — изодранное пулями до состояния лохматости, всё в пыли — похожее на рубище какого-нибудь святого великомученика.
— Куда его, Вашество…?
— Ну, не на стену же снова?! Давай сюда…
Обернулся знаменем наподобие плаща — веревочкой через пулевые дырочки, завязав вокруг шеи его концы.
