Туман за выползнями посветлел. Далеко из-за их спин, от замковых стен, сияние рванулось через ров к нам, распадаясь на отдельные светлые пятна — и огненные стрелы обрушились на выползней сзади, швыряя на землю, пришпиливая их лапы...
И тут же вторая волна... И еще, усыпая все вокруг...
Словно огненный ковер упал, и разматывался ото рва — прямо к нашим ногам.
Тьма впереди стала рыжей мутью, и в ней темнел, как гигантский язык, мост, он опускался, из-за рва грохотали цепи.
Виконт и Джок шли туда, выставив горящие алебарды, расшвыривая с пути катающихся и визжащих тварей.
— Мастер!.. Ну, мастер!..
Эйк пытался тащить меня. Под ногами был уже камень. Мост почти опустился.
И с воплями накатывала сзади волна выползней — все-таки нагнали...
Трубный рев справа — огромный рохурлур, с одной стороны обжаренный до углей, навис над нами, раскинув лапы...
И визг слева — прямо под ногами! Четыре красные ладошки, тянущиеся к моему боку...
120
Что-то обрушилось на меня — ледяное, податливое... Вода. Кто-то опрокинул на меня целое ведро. И, не дав отфыркать забившую нос воду — уже шлепал по щекам.
— Бример... Бример!
Я оттолкнул руку.
Надо мной нависала оскаленная морда Кныша.
Нет, это он так ухмыляется.
— Живой?
За его спиной прыгал свет факелов, метались люди, лязгали доспехи.
— Опускай, опускай! — орало где-то вверху.
Совсем рядом обрушилась решетка.
Я сидел на земле, привалившись спиной к стене. Совсем не помню, как мы прошли по мосту. Только смутные обрывки: Джок, бьющий горящей пикой мне чуть не в ногу... Потом меня волокли как мешок, он с одного боку, Эйк с другого...
Что-то кололо руки. Я разжал кулаки. В каждом было по кристаллу.
За стеной скрипели цепи, поднимая мост.
Среди гама знакомый голос.
Я поднял голову, пытаясь найти его.
— Виконт... — голос не слушался меня. — Виконт!
Ко мне подскочил Эйк с ковшом.
— Мастер, вот! Вода!
Я попытался подняться, но даже стена, подпиравшая в спину, не помогла. Ноги дрожали и не слушались.
Отодвинув Эйка, ко мне склонился виконт.
— Что?
За плечом виконта был Джок. Он глядел на меня так, будто я должен был раскрыть ему все величайшие тайны мироздания, и прямо сейчас...
— Пролом. Надо пролить маслом и поджечь. И уводите всех оттуда. Вообще со стены. В замок.
Надеюсь, там их оплетун не достанет. Эта тварь сидит на одном месте.
— А эта бо... — виконт осекся. Закусив губу, отвел глаза. — То, что там было... Когда я... Когда ты и все остальные вдруг отвернули с пути, как ты вел сначала, и пошли в другую сторону. Это то, из-за чего мои люди пропали со стены?
Теперь он смотрел мне в глаза.
— Да. Оплетун.
— Оплетун?
— Так его называют белые братья.
Орочье название он все равно не выговорит.
— Он как ыбрук? — влез Эйк.
— Нет, — я сморщился от досады. — Ему тела вообще не нужны! Он...
Или мы говорим о разном?
Эйк решил, что хватал и вздергивал в воздух тоже оплетун?
— Гляныша не оплетун утащил! Ыбрук. Ты же видел уже, как она? А оплетун был, это когда вот тут, — я постучал себя пальцем по переносице. — Прекрасная благородная. Куда ты дел тот клок кружев?
Эйк набычился.
Я посмотрел на виконта.
— И тех, со стены, их тоже так увело. Поманило... И сами ушли. Как мы. Когда увидели сле...
Теперь я сам прикусил язык.
Хотел сказать про след от амулета. Но это было мое. А что видел Джок? Или виконт?
— Он здесь тащит, — я ткнул себя кулаком в лоб.
Виконт прищурился.
— И сами спустились в ров? Прямо к демонам?
— Спустились? — В досаде я тряхнул головой. — Если оплетун заставил их поверить, что они горят... Там же жгли жаровни? Обдало горящим маслом, и единственное спасение в воде... Бросились в ров, виконт.
Прямо в доспехах. Наверно, даже не прикрывая голову — а молотя себя руками, чтобы сбить пламя.
И из воды уже не выбрались. Вышибло дух сразу, когда рухнули с такой высоты.
А если и выбрались на той стороне рва — там за них уже принялись выползни.
Выползни...
Я прикрыл глаза.
Выползни...
Не только выползни. А вообще все, что было там, за рвом...
И вообще все, что происходит — и там, за стеной, и тут, внутри! Было во всем этом что-то... Что-то, что куда важнее каждой детали в отдельности. Потому что всё вместе это складывалось во что-то такое...
И жгло правый висок. Коснувшись, я зашипел, тут же отдернув руку. Где я мог так ожечься?
Или это кто-то из тварей попал в меня нашей же зажигалкой, швырнув обратно? Но когда? Не помню совершенно...
Виконт уже кричал в глубине двора:
— Зик! Пролейте пролом как следует, и собирай всех здесь! Всех! Вообще всех, никого не оставляй!
— А лошади, милорд? — блеял чей-то испуганный голосок. — Куда лошадей?
— К Баану лошадей! — чей-то рык. — До рассвета бы дотянуть...
Голос виконта, раздающий команды, уплывал к замку.
— Самим бы до утра... — снова, уже тише, но с той же едва сдерживаемой яростью, басил кто-то. — А там — к бесам этот замок! Если граф не уведет, сам уйду...
Джок рядом с нами набивал сумку новыми зажигалками.
Эйк все пытался напоить меня, ледяная колодезная вода лилась по подбородку и за воротник.
Я выбил ковшик к бесам. Эйк даже не оглянулся, куда он отлетел.
— Мы больше не пойдем, мастер?.. — Он ловил мой взгляд, со страхом и надеждой. — Не пойдем?..
Мне было холодно. Какой осел облил меня этой вонючей водой? Я попытался закутаться в плащ... Плащ... Плаща на мне не было. Остался там, на выступе? В чьих-то цепких лапках, прилипших к нему намертво?
Хорошо, хоть флакон с жидким серебром остался на поясе... Арбалет! Ношрины хляби! Мой арбалет!
Я закрутил головой, отыскивая его — но уже понимая, что нет его здесь, нигде. Я же сжимал в каждой руке по кристаллу, весь путь от вала... И пуля еще. Тоже там, вместе с арбалетом...
А остальное?!
Я судорожно полез в карманы, но тут, вроде, все было на месте. И коконы с пулями, и футлярчик. Я убрал в него кристаллы. Еще один там был. Всего три.
Вот и все, что у меня осталось. Три кристалла, и семь пуль. Восемь, если считать с брыковой...
— Где твой арбалет, Эйк? Расписной этот?
Из него тоже можно стрелять пулями.
Глаза у Эйка были огромные и совсем черные. Скулы горячечно алели.
— Он — с тобой?!
Или тоже — там?..
— Мастер... Почему они не уходят? Почему они не уходят ни от огня, ни от пуль, ни от брыка?..
Расписной арбалетик висел у него на плече. Я сорвал его. Быстро проверил. Вороде, цел.
— Почему они гибнут — но не уходят?..
— Да потому что... — с чувством начал я сквозь зубы, но оборвал себя.
Нет.
Не стоит ему знать, что он не видел и половины того, что там происходит. Что здесь происходит...
То изумрудное зарево за валом...
Жгут, который сдернул рохурлуров с клячи так, будто это были не демоны — а марионетки на базарном балагане! И погнал их вслед за нами, как стадо поротых хобов!
А потом, когда стало ясно, что от рохурлуров мы уходим — он выдернул где-то двух ыбрук! И швырнул их в наш мир, чтобы перекрыть нам путь... Или трех? Та, которая взяла Гляныша — она явилась сама? Или ее тоже швырнуло в наш мир за несколько мгновений до того, как мы там оказались?
Но откуда бы ни взялся этот жгут...
Что бы ни ждало нас там, за валом, неразличимое из-за слоя земли и камней... С пути к этому зареву нас сбил ведь не жгут — а оплетун!
Это оплетун морочил нас и уводил вбок, чтобы скормить ыбрук.
Но жгут — он же не может иметь никакого отношения к оплетуну! Оплетуны совсем другие!
Что это вообще такое, этот жгут?! Откуда он взялся?!
И это зарево...
Ни в одном арканах, который попадал мне в руки. Про такое не было ни слова! Но...
Я оскалился. Было что-то важное! В том, как это все — твари, которые не уходили, этот жгут, то зарево! — все это вместе... В этом всем было...
Но я никак не мог поймать. Мысли разбегались, путались. Что-то ускользало.
Я слишком вымотался, вот что. Слишком. В этом все дело.
Оскалившись, я тряхнул головой.
— Эйк! Сумку.
Настороженно косясь, он подтащил ее ко мне. Я достал один из кисетов с порошками. Вытряхнул на ладонь щепоть бесовой травы. Затолкал под язык.
На миг обожгла горечь, потом все онемело.
Эйк, прищурившись, следил за мной. Я закрыл глаза и откинулся к стене.
Уже ощущая, как в голове свежеет. И силы прибывают.
С каждым ударом сердца, которое билось теперь чаще и увереннее.
Мощная волна поднимала меня, выше и выше, как поток ветра подхватывает орла и возносит вверх, в самое небо..
Я расправил плечи.
Я вдохнул во всю грудь, медленно и ровно. Открыл глаза. Я был свеж, и готов ко всему на свете.
Обман, конечно. Но какой сладкий! Потом придется за это расплатиться... Но это потом. А пока — мысли превратились в стальные шестеренки, как в каком-нибудь хитроумном механизме гномов. Щелкали размеренно и четко.
Оплетун не может передвигаться. Он как ыбрук, сидит на одном месте. Даже из земли предпочитает не высовываться.
Оплетун не жрет плоть, не откладывает в нее свое семя. Ему вообще не нужно в нашем мире ничего, кроме брюхатых баб. Он приманивает их, и заставляет жить возле себя, не отходя ни на шаг — днями, неделями, месяцами. В рваных обносках, патлатые, с пустыми глазами, они спят в грязи возле него, жрут сырое месо — крыс, кроликов, птиц, — все то, до чего оплетун смог дотянуться и приманить.
Всех остальных он просто отваживает. Заставляет умереть — только если уже приманил брюхатую бабу. Убивает не для себя, для нее. Человек ничуть не хуже волка или кабана. Заменит кротов и полевок на несколько дней — пока труп не стухнет так, что брюхатая уже не сможет его есть...
Но никакой брюхатой бабы там, за рвом, нет.
Зачем же он морочил солдат на стене и заставлял их прыгать в ров? Они ему не нужны.
Или зачем-то все-таки нужны?
Но даже если так, если зачем-то нужны... Оплетун должен был чуять, что вокруг него полно выползней. Тогда на что он надеялся, когда заставил Седого, Ринге и Гарда прыгать со стены? Что солдаты выберутся изо рва, и пойдут к нему — и спокойно пройдут мимо всех тех демонов? И ни одна тварь не соблазнится легкой добычей?
Здоровенные мужики. Идущие покорно, как сонные мухи. Не прячась, не сопротивляясь... И чтобы никто, ни один из тех выползней и рохурлуров их не тронул?
По своей воле демоны от такой добычи не отступились. По своей воле...
Я не встречал ни одного упоминания о том, что оплетун может крутить другими демонами, как людьми. Что может их заставить уступить добычу. Но...
Тех выползней и рохурлуров за рвом — сегодня как подменили. Будто сами не свои.
И тот жгут...
Он сдергивал рохурлуров с клячи, чтобы вернуть на нас. Потом швырял ыбрук нам на пути. А оплетун — направил нас на одну из них... Тот жгут и оплетун — они словно были сообща? Делали все вместе?
Словно это была его часть.
Как рука.
Как у меня — коготь, или сеть в ловушке, из тыуновых зубов... Больше всего это было похоже на тыунов зуб — только неимоверно длинный и мощный. И с гохлами на концах.
Ни разу не слышал о демонах, у которых есть такие отростки...
И об оплетунах, способных управлять не только людьми, но и демонами. Тоже не слышал.
Но я много о чем не слышал. И кто знает, сколько есть такого, о чем не ведает даже лучший из рох-шаманов?
То зарево...
Этот оплетун не такой, как другие? То огромное зарево — от сияния маны, гуляющей в его потрохах? Обычные оплетуны и близко не такие...
В этом все дело? Поэтому про это нет ничего в арканах?
Если бы кто-то, когда-нибудь упомянул о таком — хоть раз! хоть словечком! — остальные шаманы обязательно пересказали бы это в своих арканах.
Но никто не упоминает. Ни словом.
Никто с таким не сталкивался? Или... Никто из тех, кто сталкивался, уже не смог рассказать и оставить записи?
— Мастер...
Кажется, он уже не первый раз звал меня. Потому что теперь Эйк еще и дернул меня за руку.
— Мастер!
Я повернул голову.
Мальчишка был бледен, как эльфийская простыня.
— Неужели не чуете?! — со злостью прошипел он.
— Что?
На стене прямо над нами загрохотали доспехи. Десяток солдат, измотанных так, будто на них пахали, спускались во двор.
— Сера... — шепнул Эйк.
Я покрутил головой, принюхиваясь.
— Да нет...
— Сера! — прошипел Эйк, ощерившись. — Я говорю вам, тянет тухлятиной! Все сильнее, мастер!
А может быть, и тянет...
Просто там, за мостом, я так принюхался к этой вони, что теперь не сразу заметил.
Я медленно поднялся. Задрал голову. Туман над двором был рыжим от света факелов. А выше в небе — темнота. Ни намека на приближающийся рассвет. Ночь еще не уходила.
— Перед рассветом они ведь уйдут? Все уйдут отсюда? — напряженно проговорил Эйк. — Да, мастер?
— Угу.
Осталось только дождаться — где этот рассвет...
Из конюшни неслось ржание.
— Эй, у бочек! — рявкнуло вдруг нам.
Зик. Он замер посреди двора, ощерившись на нас. Остальные солдаты, сбежав со стены, тащились ко входу в замок.
— Мы облили маслом и перевернули жаровни, но я не знаю, сколько их это удержит! Или ты остаешься здесь?
Эйк аж подпрыгнул от этой мысли. Дико уставился на меня.
Двор уже опустел. Виконт увел всех внутрь. Со стены, со двора, из казарм — всех.
Я поднялся.
— Сначала одно дельце. Напоследок.
120
Что-то обрушилось на меня — ледяное, податливое... Вода. Кто-то опрокинул на меня целое ведро. И, не дав отфыркать забившую нос воду — уже шлепал по щекам.
— Бример... Бример!
Я оттолкнул руку.
Надо мной нависала оскаленная морда Кныша.
Нет, это он так ухмыляется.
— Живой?
За его спиной прыгал свет факелов, метались люди, лязгали доспехи.
— Опускай, опускай! — орало где-то вверху.
Совсем рядом обрушилась решетка.
Я сидел на земле, привалившись спиной к стене. Совсем не помню, как мы прошли по мосту. Только смутные обрывки: Джок, бьющий горящей пикой мне чуть не в ногу... Потом меня волокли как мешок, он с одного боку, Эйк с другого...
Что-то кололо руки. Я разжал кулаки. В каждом было по кристаллу.
За стеной скрипели цепи, поднимая мост.
Среди гама знакомый голос.
Я поднял голову, пытаясь найти его.
— Виконт... — голос не слушался меня. — Виконт!
Ко мне подскочил Эйк с ковшом.
— Мастер, вот! Вода!
Я попытался подняться, но даже стена, подпиравшая в спину, не помогла. Ноги дрожали и не слушались.
Отодвинув Эйка, ко мне склонился виконт.
— Что?
За плечом виконта был Джок. Он глядел на меня так, будто я должен был раскрыть ему все величайшие тайны мироздания, и прямо сейчас...
— Пролом. Надо пролить маслом и поджечь. И уводите всех оттуда. Вообще со стены. В замок.
