Понимая, что от погони уйти не удастся, мой друг стал выбирать место для боя. Однако прежде чем выбрать место, надо было увидеть противников. То, что их несколько, я не сомневался, но, когда мой 'глаз' отыскал врагов, у меня возникла минутная растерянность.
Нас преследовали, судя по рассказам Вышаты и других ратников с заставы, псиглавцы. Правда, по их рассказам, последние племена этих существ жили лет двести назад на границе леса и степи, но все же в степи. Как и почему они оказались здесь? Вновь проделки моих недругов?
Псиглавцы были одновременно похожи и на людей, и на собак, огромных собак. Однако, если нижние конечности были собачьими, то от пояса до шеи всё было человечьим. То есть ноги были лапами, а руки руками. К тому же в руках эти существа держали оружие: луки, сабли, копья. Их рожи, конечно, легче было бы увидеть, чем описать. Шеи и головы казались человеческими, но толще и крупнее, чем у человека. Челюсти же выдавались вперед и были вытянутыми, как у бульдогов. Уши на голове были чисто собачьими и вращались, как и положено, в разные стороны. Носы крупные, с немного вывернутыми ноздрями, и торчащие из пасти клыки, придавали этим ребятам свирепый вид. Их было штук двадцать, и расстояние между нами сокращалось каждую минуту. Эти полуживотные двигались очень быстро, а, следовательно, принимать решение следовало, как можно скорее. В принципе об этом племени я слышал и от леших, которые утверждали, что псиглавцы не агрессивны, не кровожадны, но сейчас показалось, что встреча с ними не сулит нам ничего хорошего.
Мы с Вороном приближались к лесу, но там ему оказалось бы значительно сложнее сражаться с противником. Поэтому я заворотил его и направил на невысокий холмик, который мы, чуть не проскакали мимо. Только Ворон взлетел на возвышенность, как появились преследователи. Увидев нас, они сбавили темп, видя, что жертва не собирается убегать. Они замкнули нас в кольцо и стали осторожно приближаться, сжимая его.
Своим мечом я мог уничтожить их, как косой, но делать этого не спешил, надеясь, что удастся договориться миром. Правда, как с ними изъясняться, пока не представлял. Окружившие, не прекращали сжимать кольцо, но и не применяли луки, поэтому, чтобы не искушать судьбу, я не стал ждать начала их действий, а сам поднял руку, ладонью к ним, призывая их остановиться. Жест мой был понят, один из них что-то пролаял, и все остановились.
— Кто, вы и, что вам нужно? — спросил я, обращаясь к их предводителю.
В ответ раздался лай, но не собаки. Скорее, это было похоже на то, как, если бы собака пыталась выговорить слова по-человечески, причем на русском языке. Не ожидая услышать такое, я не подготовился к такому сюрпризу, а, потому не понял, что мне было сказано.
— Прошу тебя, скажи, что ты сейчас произнес, ещё раз, только медленнее, — попросил я говорившего. Произносил слова тоже медленно, чтобы меня понимали. И меня поняли!
— Мы из племени псиглавцев, его охотники. Думали, что ты ратник боярина Малюты, но видим, что ошиблись. Кто ты?
— Я кмет князя Киевского, Кожемяка. Еду на заставу, которой правит Вышата.
— Знаю такого, у него в десятниках ещё Любомир служит.
— Да, это славный витязь, хороший лазутчик. Мне он о вас упоминал, но говорил, что ни одного псиглавца уже не осталось на земле.
— Да, мы просили его так говорить всем, потому что нас слишком мало, чтобы защититься от людей. Но мы ему иногда помогаем в пограничных дозорах, а он нам разрешает охотиться на ваших землях. В степях охотиться стало очень опасно, повсюду печенеги, которые, не задумываясь истребят нас, если узнают о нашем существовании.
— Но на заставе о ваших племенах отзывались достаточно хорошо, говорили, что вы не любите воевать. Почему же вы прячетесь ото всех?
— Чем меньше народа знает о нас, даже у вас, тем меньше вероятность, что о нашем племени узнают и печенеги. Они наши кровные враги, хотя и у вас хватает злых бойцов.
— Например, ратников Малюты?
— Да.
— Теперь можете не беспокоиться о них. Мы их перебили, когда они попытались напасть на меня и мой десяток. Их останки, наверно, до сих пор валяются недалеко отсюда, после этого перелеска, сразу на опушке.
— Так это вы положили два десятка ратников боярина год назад?
— Точно так, мы, да нам помогли царевич Аспарух со своими болгарами.
— Но положили вы не всех его воинов, однако. У него дружина насчитывает до шести десятков душегубов. К тому же, после гибели своих ратников, он уже успел набрать ещё таких же.
— Они вам должны?
— Да, и расплата только кровью. Той осенью, ещё до вашей сечи с ними, они схватили и казнили десять наших охотников, которые случайно, в погоне за изюбрем, попали на земли боярина Малюты. Но до казни они долго мучили наших. Другой отряд наших охотников, который нашел тела казненных, видел следы многочисленных пыток.
— А вы знаете, где находится дом боярина? А то в прошлый раз мы из-за спешки, так и не посетили этого 'гостеприимного' хозяина.
— Конечно, знаем! А, что ты хочешь предпринять? Ведь ты один'
— Ну, я уже не один! А, во-вторых, конечно, один и днем я ничего предпринимать не стану. Но вы мне сейчас, только покажите, где находится его усадьба, а на охоту я вас приглашу через Любомира, ночью. И я буду не один.
— Но на заставе никто не станет наказывать боярина, он в своем праве, казнить и миловать на своей земле.
— А вы уверены, что ваши охотники нарушили его владения? Кто из вас знает, какие земли принадлежат боярину? Вот то-то и оно! Мне, кажется, что этот Малюта, слишком много на себя берет и присваивает то, что ему не принадлежит. И потом, может, он и вправе казнить и миловать своих рабов и слуг, но кто позволил ему казнить и мучить вольных охотников? Он мог бы запросить с вас виру за нарушение его пределов, но убивать!? Кстати, он, так и не потребовал виры с меня и моих воинов за своих стражников, а это говорит не в его пользу.
— Хорошо, пойдем с нами, мы покажем его хоромы.
За всё время нашей беседы, Ворон стоял, как вкопанный, хотя по его поведению, я никак не мог подумать, что он о чем-то тревожится. Когда же предводителем охотников-псиглавцев, было предложено, следовать за ними, то он сразу сдвинулся с места, как будто понял, что от него требуется. Поход к поместью Малюты занял около трёх часов, далеко в сторону от заставы. По моим расчетам, его усадьба находилась, как раз на рубеже черниговских и киевских земель, и не входила в зону защиты пограничья. Честно, меня это очень порадовало, потому что, при случае, ни к одной из застав не было бы претензий в недосмотре охраняемого участка. Из ближайшего лесочка, где мы схоронились, я внимательнейшим образом обследовал все подходы к дому боярина. Дом был огорожен бревенчатой стеной, высотой в два человеческих роста. Стены образовывали равносторонний треугольник. Отметил сторожевые посты, сделал поправку их количества на ночное время, прикинул, где бы я сам установил дополнительные дозоры или даже, выставил бы секреты. Получалось, человек десять. Двое на воротах, трое по периметру, четверо в секретах, один начальник. Секреты расположил бы в кустарнике, как раз, метрах в пятнадцати от двух вершин треугольника и метрах в сорока от леса, который окружал всё поместье. В мирное время этого было вполне достаточно для надежной ночной охраны.
Рекогносцировка на местности заняла около часа, после чего, мы тихо, соблюдая осторожность, отступили. Хоронясь от случайных встреч с чужими людьми, мы прошли километров десять, где и распрощались, предварительно договорившись держать связь через Любомира. Далее наши пути разошлись, мы с Вороном, наконец-то, вновь направились к заставе, а наши спутники растаяли в лесу, начиная новую охоту.
Конечно, день был окончательно потерян, и я, часа через два, стал выбирать место ночлега. Отыскал очень хорошее местечко, рядом с ручейком, в небольшом овражке, где спокойно можно развести костерок, и не опасаться нежданных гостей. Впрочем, нежданных гостей для меня не существовало, остались только нежеланные. Однако после столь бурного и насыщенного событиями дня, ночь, на удивление, прошла спокойно. Да и остаток пути до заставы, мы с Вороном проехали без приключений.
Застава показалась к полудню, через шесть часов медленной рыси. Всё было спокойно, встретили нас радостно, сразу же накормили и напоили. Я заметил, что Ридгара и его десятка на месте не оказалось, значит, в дозоре, зато, встретил Любомира и остальных. Не было Аспаруха с болгарами, у этих сегодня были запланированные учения со смердами. Четверка братьев была на месте, и по их виду казалось, что они уже готовы, хоть сей момент выступить в поход.
После кормежки, Вышата спросил о моих ребятах:
— Что, не стали их возвращать назад?
— Нет, не стали. Из них сделали специальный летучий отряд при князе. Варяжка сказал, что их дальнейшая служба весьма почетна, а застава и без них выдюжит.
— Ну, дай им Род, чтобы всё у них сложилось хорошо! Ребята, достойные витязи, как и их родители, как и ... — но продолжать свою мысль он не стал, а я не уточнил. Вышата, хлопнув меня по плечу, ушёл по направлению к Фарлафу и его десятку, который занимался какой-то хозяйственной работой, а я отозвал в сторону Любомира и рассказал ему о встрече с вольными охотниками.
— Не беспокойся, связь я тебе с ними поддержу в лучшем виде, хотя, ты и сам это всё сможешь.
— Ты прав, но будет лучше, если общаться с ними будешь ты. Есть причины, по которым, до поры, до времени, мне не стоит с ними встречаться.
— Тебе виднее, но посоветуйся с Ридгаром. Он вернётся из дозора завтра, а мне в дозор только после Фарлафа. У нас есть время.
— У нас очень мало времени, от силы день, может быть, два.
— Отчего так мало?
— Во-первых, не забывай, нам с ребятами нужно уходить, а, во-вторых, этот кромешник* слишком нагло себя ведет. Значит, он под чьей-то защитой. Как ты думаешь, чьей?
— Сфенальда!?
— Не в бровь, а в глаз! Очень верная мысль!
— Хорошо, но Ридгара подождём?
— Подождём.
До вечера я успел выехать с братьями за пределы заставы и проговорить все детали предстоящей операции. Именно им я отводил роль диверсионной группы, которая должна обеспечить бесшумное проникновение остальных в дом боярина-кромешника и его подручных. Мой приказ был жестоким, в живых не оставлять никого! Убийцам и татям никакой пощады!
Ребята и не спорили. За полгода совместного проживания, они достаточно хорошо меня узнали, потому не засомневались, что, если им сказано убивать без пощады, значит, у меня на то есть все основания так говорить. Профессионалы, они не задали ни единого лишнего вопроса, уточнив и уяснив одно, что действовать придётся в темноте, по обстановке, ориентируясь на местности с ходу, без подготовки. Конечно, я рассказал, как это я себе представляю. Описал местоположение, расстояние до ограды, примерное расположение охраны, высоту ограды и прочие мелочи, которые успел подметить при рекогносцировке. Парни слушали меня очень внимательно, кивали. Где хотели уточнить, останавливали, просили показать, задали вопрос о доспехах сторожей, вооружении.
Я не смог ответить на один вопрос, пугливы ли часовые? Пришлось объяснять, что наблюдение велось днём, что видел я только троих, а, что будет ночью, и на кого из боярских дружинников нам 'повезет' натолкнуться, мы узнаем только при начале операции.
— Думаю, что ночью каждый из них поостережется более чем днем. И все равно придется действовать быстро, но совершенно бесшумно. Впрочем, к завтрашнему утру я смогу ответить более определенно. Кстати, скажу и о сигналах, которыми вы станете обмениваться друг с другом и с псиглавцами.
Да и последнее. До места я с вами не пойду, и в ночном рейде участвовать не стану, а встретимся с вами уже после заварухи, в верстах пяти от места боя. Кстати, вам тоже не след добивать хозяина с его остатками служивых. Оставите доканчивать дело псиглавцам, а сами скоренько оттуда сбежите. Никому, даже богам не следует знать, что вы там ратоборствовали, потому что тогда, вас и меня ждёт очень много неожиданностей в дороге. Псиглавцам я всё разъясню сам, при встрече.
Вернувшись на заставу, я увидел Ратмира и его парней. Опять начались дружеские объятия, похлопывания, расспросы. Ратмир не преминул спросить о ребятах. Я ответил теми же словами, что и Вышате с Фарлафом и Любомиром. Он, почти в тех же словах, что и другие, пожелал им всех благ. А к вечеру вернулся Аспарух со своими болгарами, и всё повторилось сначала, только в более эмоциональной форме.
Утром следующего дня я ожидал увидеть Ридгара, но он со своим десятком приехал только к полудню. Его стальная рука и ласковый взгляд, заменил мне все самые дружеские объятия. Его ребята были менее сдержаны.
Через некоторое время мы с Ридгаром уединились, и нам удалось о многом поговорить. Многие его советы сочетались с моими предположениями. По поводу рейда он заметил:
— В Индии живут мастера, которые учат, как побеждать, не вступая в бой! Может быть, это не совсем нам подходит. Нам-то, по нашему с тобой положению, следует всё больше бить, да получать по морде. Но и лишний раз свою морду подставлять под чужой кулак, тоже не след.
— Да я не спорю! Но уже обещана помощь, а повертывать вспять не могу, да и не желаю. Уж очень мне этот, Малюта, не по сердцу. Одно дело, когда из-за голодухи на разбой выходят, но другое, когда от жира бесятся! Не по Правде это!
— По мне, так любой разбой не по Правде! Однако, Правда, у каждого своя.
— Ну, своя, аль чужая, а никому не по нраву, когда их грабят! А уж, когда живота лишают, то уж такое ни в какие ворота не лезет.
— Отчего ж, в ворота тать, как раз и лезет!
— Вот потому я и решил, хоть одни такие ворота в своей жизни, снести на хрен!
— На куда?
— В общем, снести так, чтобы некому было ставить эти самые ворота.
— На хрен!
— На хрен!
— И когда ты сбираешься? На хрен?
— Хочу завтра. Попрощаемся со всеми на заставе, да и поедем, не спеша. Ну, а по дороге, немного отойдем в сторону и полезное дело свершим.
— Я думал ты ещё погостишь денька три, а ты так скоро!
— Ридгар, дорогой ты мой, у меня, почитай, каждый день на счету. Если бы ты знал, что меня ожидает, что мне нужно преодолеть. Но не могу я тебе всё это рассказать. И не потому, что ты не поверишь, хотя я сам иногда во всё это не верю. Просто ты не сможешь мне помочь, как бы ты этого не хотел. Даже волхвы и маги не в силах мне помочь. Помешать, — могут, помочь, — нет.
— А боги?
— Боги, — не вправе. И остаюсь только я, сам с собой и против себя.
— Тогда ты справишься.
Ридгар сказал, как отрезал. Не поверить такому витязю, я не мог, но откуда у него такая уверенность? То, что он уверен в своих словах, а не пытается меня по-дружески ободрить, сомневаться не приходилось, потому что этот человек не учился психологии. Он просто знал и всё!
А я, боясь признаться себе, сомневался, очень сомневался! Конечно, уверенность Ридгара, меня взбодрила, но не надолго. Я стал говорить себе, что мой товарищ даже не догадывается, с чем мне придется столкнуться, что и у меня-то, несмотря на встречу со Святогором, не всё в голове устаканилось. Хоть и сказал он, что ни один из известных ему волотов, не впадал в прострацию или помешательство, не становился зомби, которому могли приказывать, не впадал в ярость, подобно берсерку, однако я помнил и то, что великий волот сказал в заключение:
