— Рассказывать уже и нечего, — отмахнулся Бабуин, — Оказались мы на какой-то поляне. Снег вытоптан вокруг каменных клыков, что торчат из земли, как сдвоенные стелы солнечных часов. Никого. Колян и Лилия поволокли Ёжку меж камней. Мы с Маринкой и Дашкой — бегом следом. Отстанешь — потеряешься. Через полчаса хода — оказываемся в горах. Так вот — резко и — вдруг! Пещера. Оказалось, не пещера на берегу Печоры, а — Печь Хорда. Понимай — как хочешь. Как-то всем было не до лингвистических уроков, даже мне. Ёжка запел, запричитал — из пещеры выкатился каменный поддон. Как из духовки хозяйка выдвигает поддон с пирогом, так же — легко и обыденно. Будто не каменный язык херзнаетсколько тонн весом, а — поднос! Вместо пирога, хотя... Пирог из дров, угля, кокса. Проход узкий оставлен. В глубине пещеры — каменное кольцо. Смотрели фильм 'Звёздные врата'? Вот типа того. Ёжка задвинул поддон обратно. Вот так, с руки, как Дарт Вейдер — силой медного хлоргидрида — задвинул многотонную каменную плиту! И как плевок — сплюнул жидким горящим напалмом с руки в слоённый пирог дров. Щас вспомню! 'Файербол'! Вспомнил! Вся эта просущенная куча топлива — занялась. Тяга там — офигенная! Воздух снаружи засасывает, жар над нами несёт через это каменное кольцо куда-то вглубь. А у Ёжки уже — глаза закатывались. Весь он стал — как высущенная мумия. Кожа — как серый пергамент. Потому было как-то не до разгадок загадок. Успеть бы! Пока кондуктор не нажал на тормоза. Кольцо, казалось — засветилось. От краёв к центру побежала какая-то рябь. Будто смотришь в вертикально поставленный колодец. Мы простились с Дашкой и Коляном. Они отправлялись на учёбу первым рейсом этого лифта. Доучиваться. Мы с Маринкой отправлялись следующим поезом этого метрополитена в какую-то Тихую Долину. Куда Лилия должна была уволочь Мамонта — не знаю. Лилия... Вот уж — образец жены! Восхищаюсь! Ни писка, ни слезинки. Стиснутые зубы, взгляд — собран и крайне решителен. Пантера, в натуре!
Бабуин тяжко вздохнул.
— Колян даже не оглянулся. Ему — тоже досталось. Одёжа — лохмотья, весь в крови. Вроде — храбриться, а голова — как поплавок — ныряет. Дашка всё на нас смотрела. Вошли они за ручки в 'воду' этого 'вертикального колодца' — как утонули. Потом мы с Маринкой. Так же за ручки. Пошли.
Бабуин смотрел на свои руки.
— Знаете, во сне так бывает? — Вздохнул он, — Что-то очень-очень ценное крепко-крепко так сжимаешь в руках. Так вот! Стиснув зубы! А просыпаешься — нет ничего! Хотя даже в руке есть тактильное ощущение присутствия этого самого-самого дорогого.
Он тяжко-тяжко вздохнул, опустил руки.
— Я упал с той стороны того 'колодца'. Маринки — нет. Вижу как Лилия, серьёзная такая, сосредоточённая, волоком, за воротник, тащит своего любимого в полупрозрачное для меня 'зеркало воды'. Я им — кричать. Всё одно, что в телевизор кричать: 'Обернись! Я — здесь!' Не слышат. Как — кино посмотрел. Прибытие поезда. Только — отбытие. Как они шли на меня и — исчезли. Я — тоже сунулся с 'зеркало' — не пускает. Мой поезд — ушёл. Как крепкая резина — натягивается, с гудением — отбрасывает. Пытался обойти — бегал-бегал по пещерам, а всё одно в то же место выходил.
— И что? — майор был явно заинтересован.
— И — всё! — уронил руки и голову Бабуин, — Не признали меня достойным Тихой Долины. Все ушли, а я, как тот брошенный щенок — скулил. Поезд ушёл, цирк уехал. Остался клоун Бабуин. Навсегда. В стране невыученных уроков. Ведь больше некому запустить то кольцо. Как огонь стал спадать — 'зеркало' пропало. Я ходил-ходил туда-сюда. Пока волосы и одежда не начала гореть. Прокалилось же всё! Пришлось бежать вглубь Печи Хорды и ждать.
Он опять вздохнул:
— Оказалось — не один я ждал. Когда всё прогорело, остыло и я смог выйти, встретил группу туристов. И чё им надо было в такой глуши зимой? Они даже не спросили ничего. И сказать ничего не дали. Они видели, как мы входили, как полыхнул огонь. С ног меня сбили, избили, связали. Вот я — тут. Оказывается, что я — убил всех.
Бабуин поднял голову с глазами, полными боли:
— Я! Убил и сжёг. Да? Я ведь даже не спорю. Готов подписать что угодно. Следствие окончено? Всем — спасибо, все — свободны!
Часть 3.
Их там нет.
Глава 22.
Угнетатель Хомячков.
Станислав Альбертович, представительный мужчина средних лет, листал электронные страницы в своём телефоне.
— Здравствуйте! — услышал он и поднял голову.
— Вы — Станислав Альбертович? — спросил молодой человек, на вид — едва за 25. Он был одет довольно типично для современной молодёжной моды, — Я — Виктор Вомбатов, мы договаривались о встрече.
Станислав Альбертович встал, пожал протянутую руку, указал на свободный стул, сел, оправив одежду.
— Я вас представлял немного иначе, — улыбнувшись, признался Станислав Альбертович.
— Знаю, — кивнул Виктор, — Мой литагент считает, что мой более возрастной и более респектабельный вид идёт на пользу бизнесу. Потому подбирает фото для публикаций, где я выгляжу старше и импозантнее. Но, я — вот такой.
Станислав Альбертович с профессиональным любопытством смотрел на молодого журналиста, взлетевшего вдруг на волне публикаций откровенно вздорных и надуманных историй про этого Бабуина, пиаря Русского Психопата, Печорского Сжигателя, Обезьяньего Инквизитора. Что ж греха таить, и сам Станислав Альбертович почитывал эти статейки и книжёнки в мягких обложках. Маленьких, тоненьких, напечатанных на пухлой газетной бумаге крупным шрифтом с огромными полями. Чтобы большой рассказ выглядел отдельной книгой. Несмотря на всё своё презрение к такого продукции откровенно криминального чтива, Станислав Альбертович всё же дал себя уговорить ознакомиться с этим вздором. И, оказалось, что всё это — конечно же — вздор! Дутый, притянутый за уши, большей частью — откровенно бредовый. Но — совпадающий с делом Бабаева в ключевых моментах. В деталях, которые мог знать только человек, хорошо знающий дело, знающий самого Бабуина. Особенно совпадали в точности психологические портреты героев и их мотивации.
Станислав Альбертович был человеком серьёзным и прагматичным. Отвлечённые вопросы и размышления его не особенно волновали. Все эти публикации его заинтересовали только одним — выводом, что данный журналист имеет доступ к материалам дела. Причём, не только к отдельным эпизодам, которые вёл конкретный опер, а ко всей связанности дел многомесячного следствия. А это означало, что издатель данного журналиста — довольно щедр в операционных расходах. Потому Станислав Альбертович, чрезвычайно ценящий своё время, каждый час которого имел свою точную расценку, согласился на эту встречу. И вот, буквально с первых слов молодой человек утвердил психолога в верности его выводов — был литагент, ведущий бизнес. Сам Виктор Вомбатов — лишь литнегр, собирающий и излагающий информацию с некоторой художественной ценностью для читателя.
— Виктор Вомбатов — псевдоним? — спросил Станислав Альбертович, тут же поясняя, — Я же психолог. Псевдоним — очень ярко выражает характер и типаж, если он имеет под собой обоснование, а не просто случайное красивое сочетание букв. Я коллекционирую подобные типажи и случаи. С профессиональным любопытством. Можете не отвечать — я предупредил.
— Да, мне скрывать нечего, — пожал плечами Виктор, — Это псевдоним, действительно. И оно — не случайно. У меня их, литературных имён, несколько. Для каждого жанра — своё. В данном случае — Виктор Вомбатов. Виктор — соответственно — победитель. Вомбат — сумчатый австралийский медведь, живущий в норах. Небольшого размера. Как большой хомяк. Что мнит себя медведем. Как и наш типичный обыватель — сумчатый хомяк, живущий в своём маленьком мирке-норке, мнящий себя грозным медведем, хозяином тайги. Диванным аналитиком и генералом интернет-баталий. Виктор Вомбатов — угнетатель хомячков.
Станислав Альбертович искренне рассмеялся. До слёз.
— Позабавили вы меня, молодой человек, — сказал он, промачивая слезу платочком, — Позабавили! Так вы хотите подвести второй слой под вашу?...
— Не стесняйтесь, — отмахнулся Виктор, — Называйте — как угодно. Это — лишь зарабатывание денег. Я и сам не отношусь к этому серьёзно. Недавно я пребывал в унынии, которое среди нашей пишущей братии называется 'творческим штилем' и 'отсутствием вдохновения'. Тогда я изволил, подобно великим поэтам и писателям, отправиться бродить по белу свету. Одним словом — искать приключений на свою задницу.
— Нашли?
— Нашёл, — легко согласился Виктор, — Образумился — мигом! Узнал, не понаслыке, что реальность — суровее и мрачнее даже книг Лайфкрафта. Больше на приключения не тянет. Хватило ограбления на дороге.
— Вы удивительно разумны для своих лет, — кивнул Станислав Альбертович, пальцем отмечая пункты в меню для официанта, — Поэтому тема Бабуина?
— Нет, — покачал головой Виктор, в свою очередь, сделав заказ, — Просто, когда я вернулся, мой литагент мне посоветовал не маяться хернёй, а заняться делом. Великие произведения — только те, которые приносят доход. Всё остальное — вздор и интеллектуальный онанизм. И в этот раз я с ним согласился. Вот мне и подвернулась тема гопаря с района, вокруг которого замечены странные совпадения. Я решил пофантазировать на эту тему. В письменном виде.
Принесли кофе. Оказалось — слишком горячее.
— Фантазия моя летала в таком ключе — всем известна и довольно прибыльна была, в своё время, да и до сих пор способна приносить дивиденды, история поединка Шерлока Холмса и профессора Мориарти. Так как Бабаев никоим образом не тянул на Шерлока, я подумал — а не сделать ли мне его профессором, этаким тайным злодеем?
— Вы оказались удивительно прозорливы, — кивнул психолог, — Следствие буквально зачитывается вашими рассказами.
— В том-то и дело, — перебил его Виктор, — Рассказами! Да, они нам принесли известность, узнаваемость. Торговая марка 'Виктор Вомбатов' уже зарекомендовала себя. Но, интернет издания и брошюрки не приносят тех доходов, какие бы нам хотелось бы получать. Моё руководство настаивает на более серьёзном и основательном подходе. Серии книг. О Печорском Сжигателе, Русском Психопате, Обезьяньем Палаче. Типа — 'настоящая история Русского Инквизитора'. А ведь мой Бабуин со страниц — лишь плод моей фантазии. Какой он на самом деле? Я знаю, что вы ведущий психолог этого дела.
— Это — так, — согласился Станислав Альбертович.
— Так — какой он? Мне не осилить книги без достаточно глубокого психологического портрета. Я готов даже на встречу с самим Бабуином. Но, по непонятным для меня причинам — мне отказывают. Не удаётся это решить никакими путями.
Станислав Альбертович криво усмехнулся, поправляя одежду. 'Не удаётся это решить никакими путями' — весьма красноречиво.
— Это невозможно, потому как последним человеком, с кем он вообще говорил — был я. И должен признаться — я бежал из камеры.
— Даже так? — удивился Виктор, — Он настолько страшный человек?
— Много страшнее, чем вы даже можете себе представить! — усмехнулся Станислав Альбертович, сам — содрогнувшись, — Люди совершают, порой — ужасные поступки. И обычно они знают, что свершенное ими — ужасно. Или они находятся в особом состоянии сознания. И это — заметно.
— А Бабуин?
— Он смотрит на тебя совершенно спокойно и говорит тебе таким вот тоном, каким я предложил вам выпить кофе — обыденным, что он обладает мне лицо. И ему ничего за это не будет. Вот это спокойствие и пробивает до мозга костей!
— Неужели он так спокойно может совершить такие жестокости? Не находясь в безумии? Не обезумев?
Станислав Альбертович наклонился вперёд:
— Открою вам небольшой секрет, молодой человек, — тихо скал он и осмотрелся, — Безумие — и есть его нормальное состояние. Он — всегда в бешенстве, это его — нормальное состояние. Его глаза! Ему невозможно не верить! Я — психолог! Меня — не обмануть! Я знаю — когда человек врёт, а когда он говорит прямо то, что думает. Он действительно может обглодать мне лицо между затяжками сигареты и обсуждением происхождения слова 'каннибализм'. Без какого-либо волнения.
— Он совсем не волнуется? — удивился Виктор.
— Я вам сейчас описал его в спокойном, взвешенном, для него — состоянии. А теперь представьте его — в гневе?
Виктор разинул рот. И весь пошёл судорогой, улыбнулся:
— Я — писатель. У меня слишком живое воображение. Меня может занести не туда! Мне нужна ваша помощь. Сколько?
— Вот! — вальяжно склонил голову Станислав Альбертович, — Это уже деловой разговор.
Он написал сумму на салфетке, показал Виктору, смял, спрятал в карман. Виктор пожал плечами:
— Мне надо согласовать это условие. Это как-то вышло за рамки наших планов.
— Согласовывайте, — согласился Станислав Альбертович, — Названное мною условие включает не только мои услуги, как консультанта, но и доступ к материалам, которые вы никогда и нигде не сможете достать. Записи разговоров Бабуина с самим собой. Они уничтожаются после просмотра и прослушивания. У меня могут быть большие неприятности, если станет известно, что я произвожу копирование. Я рискую репутацией. Естественно — я сейчас ничего не говорил и буду всё отрицать.
— Понял! — Виктор достал свой диктофон, демонстративно стёр запись, — Мне надо позвонить!
— Лучше поговорите без телефонов, — ответил Станислав Альбертович, — Встретимся тут же, в это же время... Через три дня. Я должен покинуть город на время. А своё решение можете сообщить вот по этому номеру.
Станислав Альбертович оставил на столе свою визитку, встал, провёл свой картой по аппарату официанта и вальяжно покинул зал. Как только он ушёл, лицо Виктора утратило молодецкую легкомысленность и он зло усмехнулся. И — заказал ещё кофе. Ему вдруг понравился вкус приготовляемого напитка в этом месте.
— Станислав Альбертович? Бюджеты одобрены. Всё как обговаривали?
— Да-да, именно так! До свидания!
— До встречи!
— Прежде, чем вы увидите эти записи, я вам должен кое-что рассказать, — начал Станислав Альбертович, — И предостеречь вас. Перед вами не гопник, не браток из подворотни, не провинциальный мужик из уездного города. Он — вообще не человек. В привычном понимании слова 'человек'. И он не псих. Точнее — не просто психопат. Он псих, но не в привычном понимании этого слова. Особый, редкий случай, к человеческому сознанию уже относимый с большим трудом. Это — безэмоциональная машина. Преследующая какие-то свои цели и задачи, совершенно чуждые простому человеческому пониманию. Используя в качестве средства достижения этих целей — всё, что оказывается под рукой. С невероятной, просто какой-то феноменальной изощрённостью!
— Пожалуй, больше заинтриговать меня просто невозможно, — Виктор в азарте потёр руки, — Я весь горю в нетерпении!
Но, Станислав Альбертович встал в любимую стезю лектора, продолжал зачитывать:
— Обычно, в классической психиат...
— Если можно, — перебил Виктор, — Учтите отсутствие у меня медицинского образования. Как и у моих читателей. Как раз — тех самых гопников, братков из подворотни и провинциальных мужиков из уездного города. Как говорил один мой знакомый: 'Как ты можешь себя называть инженером, если не можешь объяснить вусмерть пьяному слесарю устройство синхрофазотрона простым матом?' Всё же вы — не аспирант-зубрила, а профи своего дела. Потому, прошу — как можно проще, по-русски. Можно — матом. Спасибо.
