— Да ты что! — ахнула Картофелина.
— Да, вот так этот юноша и сказал моему мужу. Неважно, мол, что ты в молодости был храбрым воином, и спас нашу родину, неважно мол, что ты всю жизнь честно трудился, неважно, что воспитал множество детей и внуков... мол, пока ты не покрестишься, да в своей прошедшей жизни не раскаешься, гореть тебе в адском пламени, да и всё! — Ракушка всхлипнула, — Да в чём моему мужу каяться-то! Что он в жизни не так сделал?!
— Не, у меня с моими девушками таких проблем, по счастью, нет, — ответила Картофелина, — да и с родным сыном тоже. Крепись, подруга. Крепись, как под пятой у врага крепились. Верю, настигнет христиан гнев Великого Инти. Ему там всё известно, он покарает нечестивцев, — внешне это выглядело так, будто Картофелина говорит о боге Солнца, но Заря, да видимо и Ракушка, понимали, о ком на самом деле идёт речь.
— Скорее бы, — прошептала старушка, — а то от христиан одни огорчения.
В этот день Инти очередной раз пытался собраться с мыслями, но сегодня это ему плохо удавалось. Пару дней назад пропал Якорь, и поиски не давали никаких результатов. Собирался, мол, купаться и не вернулся. Конечно, с его стороны было очень неосторожно ходить куда бы то ни было в одиночестве, но такой уж у Якоря характер. Инти предлагал ему жить под охраной, но тот заявил, что под стражей и без того уже насиделся. Впрочем, Инти тогда не особенно настаивал, решив, что в нынешних обстоятельствах для Куйна убрать Якоря — по сути, публично расписаться в собственной причастности ко всей этой истории, а Куйн, по расчётам Инти, слишком осторожен для этого. Или ему уже нечего терять? Понял, что Инти его подозревает, и потому пошёл ва-банк?
Как бы то ни было, тянуть больше было нельзя, нужно было во что бы то ни стало найти способ обезвредить наместника. В Центре планировали установить в Тумбесе "Зеркала", а при наместнике-предателе делать этого было никак нельзя. Малейшее промедление будет стоить много жизней.
Порой Инти хотелось уже просто приказать арестовать наместника и обыскать подробно его дом. Авось там нашлись бы неопровержимые доказательства его измены, но... кухарка и без того обыскивала дом в поисках подозрительного, один раз она даже рискнула провести туда под видом своего ухажёра специально подосланного архитектора, но даже он не смог обнаружить тайного подземного хода и сомневался в его существовании. Дело в том, что спальня находилась на втором этаже, а внизу под ним тоже было помещение-подсобка, и никаких следов люка на потолке найти не удалось. Правда, пол и потолок там с таким рисунком, что щель проглядеть можно, но маловероятно. Так что слишком велик был риск, что доказательств измены Куйна при обыске не обнаружится (много ли дал обыск у тех же монахов?), то негодяй выйдет сухим из воды, а самому Инти это может стоить должности, ибо в таком случае даже сам Асеро не смог его защитить.
Оставалось слишком много загадок. Какая связь между монахами и покушением? По логике вещей, она должна быть, но Инти казалось невероятным, чтобы Андреас был настолько неосмотрителен, чтобы в первый же день самому напрямую ввязаться в убийство. Может, он тогда зря обыском у монахов пренебрёг? Но обыск у миссионеров в первый же день после прибытия с неизбежностью означал дипломатический скандал, из Испании и от Святого Престола пошли бы всякие бумаги на тему "как вы могли даже подумать о наших миссионерах дурное", которые имели бы внутри Тавантисуйю неизвестные последствия, так как, скорее всего, инкам бы едва ли удалось ограничиться словесным извинениями, за такое могли даже самим Инти пожертвовать, сняв его с должности. Лично для себя Инти уже даже не боялся и позора, ни ссылки, но знал, что в нынешних обстоятельствах его отставка может стоить жизни Асеро, а значит, под угрозой может оказаться и само существование Тавантисуйю. Нет, так рисковать Инти не имел никакого морального права. Нужно действовать аккуратно, но за что можно подцепить Куйна, Инти не мог понять.
Уже давным-давно Инти вдоль и поперёк изучил всю информацию о Куйне, которую мог добыть по официальным и неофициальным каналам. Большую часть жизни он был мелким чиновником, ничем особенно не выделяющийся. Никаких особых талантов не показывал, разве что усердие проявлял временами, не столько из преданности делу, сколько из надежды "пробиться". Ему просто повезло. Повезло, что прежний наместник Тумбеса лишился сыновей, и династия, по преданию даже имевшая в своём родословии морских богов, пресеклась. Повезло, что рядом не оказалось людей, способных сработаться со стариком-наместником. У Инти всегда были прохладные отношения с тестем, после смерти его дочери особенно, да и норов у старика был крутой, а с возрастом у него всё более и более выпирала одна до крайности неприятная черта: в случае любой беды ему обязательно был нужен виноватый в непосредственной близости от себя. Конечно, при управлении городским хозяйством упорный поиск виноватых в любой аварии был скорее во благо, но во что это может вылиться, если настоящих виноватых не было по близости, Инти уже мог убедиться на своей шкуре. Особенно это усилилось у старика после смерти его дочери, точнее, после тех событий, которые этому сопутствовали. Внезапная смерть ничем вроде бы особенно не болевшей беременной женщины сама по себе не могла не потрясти, но это было ещё не всё горе, обрушившееся на старика. Отец счёл необходимым снарядить дочь в последний путь по первому разряду, её нарядили в самые лучшие одежды, руки унизали перстнями и браслетами, волосы украсили множеством золотых заколок. Инти это было не совсем по душе, ведь при жизни Морская Волна была скромна в украшениях и нарядах, слишком тесно в её памяти это было связано с унижением и позором. Впрочем, мёртвой ей было уже всё равно, а спорить со стариком-отцом, находившем в похоронных хлопотах хоть какое-то утешение, Инти тогда не хотелось, хотя у него и было смутное предчувствие, что сокровища до добра не доведут.
Увы, предчувствие не обмануло Инти. Из-за сокровищ тогда и в самом деле случилась беда — вскоре обнаружилось, что могила разграблена, все дорогие наряды и украшения, и даже само тело покойницы исчезли. Это несчастье тогда взбудоражило весь Тумбес — подобное святотатство в глазах его жителей выглядело едва ли не хуже, чем убийство или изнасилование. Разумеется, грабителей искали, и было установлено, что пропала одна из рыбацких шхун, а также несколько рыбаков сомнительной репутации. Видно, решили бежать за границу и там продать драгоценности. Найти их уже не представлялось возможным. Мерзкая и до крайности неприятная история. "Бедная моя дочь, и в могиле тебя не оставляют в покое, и мёртвой к тебе под юбку лазают!" — причитал несчастный отец. А потом он разобиделся на Инти за то, что тот просто не мог поймать и покарать злодеев, нанёсших подобное оскорбление чести их рода! "Ты, мол, никогда её не любил!" — бросил он в сердцах зятю. После этого отношения между тестем и зятем настолько заморозились, что даже нужную по службе информацию Инти с большим трудом из наместника доставал. Именно тогда Куйн и стал юпанаки, а потом, после внезапной смерти старика от сердечного приступа, и был избран наместником. Наверное, только серый и неприметный человек, готовый теперь самые несправедливые нападки и оскорбления, и мог ужиться со стариком.
Ни в каких подозрительных связях Куйн вроде бы замешан не был. Некоторые зацепки могла дать его личная жизнь, но Инти уже изучил её вдоль и поперёк. В дни юности у Куйна была, разумеется, только одна жена, и лишь после её смерти Куйн принялся за многожёнство, решив, очевидно, нагуляться перед старостью, так как желающих стать женой наместника всегда в достатке. Но одна из его молодых жён умерла от родов, с другой он расстался около месяца назад, и разговор с ней ничего не дал. Бабёнка интересовалась тряпками и прочей ерундой и заревновала, что у невестки больше платьев, чем у неё. Из-за этого у них с супругом приключилась ссора, которая закончилась высылкой женщины из города обратно к родителям (к слову, и ребёнка покойной супруги тоже отправили к её родителям на воспитание). Получается, что ныне Куйн был холост — для человека в его положении это было несколько несвойственно. Правда, на этот счёт экс-супруга сказала следующее: "Я подозреваю, что у него кто-то есть. Не такой Куйн человек, чтобы лишать себя просто так плотских радостей. Кто такая — я не знаю, хотя мне и любопытно до смерти. Иные его в связи с Морской Пеной подозревают — да не похоже вроде". Но если у Куйна есть любовница, то что мешает ему сделать её законной женой? Если бы речь шла, к примеру, об Эспаде, ещё понятно, что тайная любовница могла просто не хотеть менять имеющего более высокое положение супруга на Эспаду, который хоть и командовал кораблём, но мог в любой момент быть понижен в должности за дурное поведение. Но Куйн, для внешнего наблюдателя, сидел в кресле наместника довольно прочно. Нет, похоже, у Куйна был или роман с Морской Пеной (а брак со снохой тумбесцы бы осудили), или он настолько боится, что через бабу раскроются его изменнические планы, что решил так не рисковать. Однако раньше— то он в браки вступал охотно! Значит, его изменническая деятельность как-то сильно активизировалась, и готовится что-то. Тем более надо перехватить его руку с ножом, пока она не вонзилась в чьё-нибудь сердце... Но как? Инти не знал этого. Но как раз во время таких раздумий к нему приехал один из воинов наместника и попросил у него разговора наедине:
— Меня зовут Морской Ёж, — ответил стражник, — и у меня есть серьёзные основания подозревать нашего наместника в измене.
— Вот как? Расскажи подробнее, что именно тебе известно.
— Сомнения у меня закрались после того, как попытались убить Кипу. Поначалу я просто недоумевал — будь я на месте Куйна, я бы первым делом арестовал бы христиан и обыскал бы их дома. А Куйн приказал это делать только через день, да и то после того, как на него надавили... Я был один из тех, кто производил обыск у монахов. И сразу нашёл там немало подозрительных деталей. Во-первых, одежда монахов была свежепостиранной. А ведь белые люди месяцами не моются и одежду очень редко стирают, потому от них обычно такой запах... трудно привыкнуть. Мне отец-моряк рассказывал. Правда, тут, чтобы народ не разбегался, монахи вынуждены быть чистоплотными, но всё-таки подозрительно это. А потом я нашёл у монахов некоторые подозрительные предметы. Один из них — мешочек с драгоценными украшениями. Сделаны они были явно у нас в Куско, а не у христиан, по стилю видно. Да и носить такое могут только те, у кого льяуту... В общем, непонятно, откуда это у монахов. Я спросил у Томаса, так тот поначалу помялся, а потом сказал, что пожертвование, а от кого мол — не ведает, это Андреасу жертвовали. Андреас — тот вообще отвечать на вопрос отказался. А потом я ещё более подозрительный предмет нашёл. Письменный прибор, какие у нас делают, а у европейцев они по-другому выглядят. Тоже спросил, откуда мол, и те же ответы получил. А на приборе том ещё и гравировочка была интересная — в виде книги...
— То есть ты подозреваешь, что этот прибор у Кипу при покушении похитили?
— Да.
— Допустим, — сказал Инти, — Правда, в деле он не упоминался никаким боком, но это понять можно. Когда близкий человек при смерти, думать о каком-то письменном приборе не с руки как-то... Так что родственники могли и забыть, а сам Кипу и до удара по голове славился рассеянностью. А наместник, значит, не обратил на это никакого внимания?
— Сказал, что всё в порядке, что он знает жертвователей, и вообще беспокоиться не о чём. Я ему тогда поверил, но в протоколе обыска, который я по ходу дела вёл, про всё это должно было быть упомянуто.
— Странно, — ответил Инти, — всего через несколько дней после этих событий я приехал в Тумбес, протоколы обыска смотрел внимательно, там ничего такого не было. Значит, имелся факт подмены протокола. Дело достаточно серьёзное, чтобы отстранить наместника от должности, хотя бы на время расследования. Но почему ты вспомнил об этом только сейчас?
— Потому что тогда я поверил наместнику и даже всерьёз считал виноватым Якоря. Я суда над ним не видел, потому не знал, что думать о его виновности. Но тут недавно случай произошёл... Наместник прогнал старую кухарку, а взял новую, молодую симпатичную девушку. Короче, понравилась она мне, и захотел я с ней поближе познакомиться, да всё повода найти не мог. А однажды привезли в дом наместника шевелящийся мешок, будто бы ламу на кухню. Ну и я решил к кухарке подкатить, дай, мол, попробовать хотя бы кусочек... Ведь если только попробовать, это ведь не воровство... Попросил я, а кухарка сказала, что никакой ламы не видела, и вообще я что-то путаю. Ну а я подумал, что ведь там не ламу, а человека тайком могли притащить... Вон пропал тот же Якорь, говорят, утонул, а кто его знает... Может, его в плену там держат?
— Вот что, надо бы поговорить с этой кухаркой, поехали в Тумбес. А заодно и с теми, кто протокол с тобой заверял. Как думаешь, они могут добровольно подтвердить факт подделки?
— Не знаю. После того, как я уверился в измене наместника, я не знаю, кому можно верить. Однако даже если не согласились бы, один твой вид, Инти, способен заставить многих обмочиться от страха.
— Конечно, я могу запугать, но было бы много лучше, если бы они говорили правду не из страха, а по совести. Давай лучше сделаем так: ты сначала поговоришь с ними, а потом в зависимости от того, как они настроены, и будем действовать. А пока не будем терять времени, прямо сейчас и отправимся в Тумбес говорить с этой кухаркой. Я буду в шлеме, меня никто не должен узнать.
Морской Ёж согласился. Однако поговорить в тот день им удалось только с кухаркой, которую, кстати, они нашли не у наместника, а в столовой. Девушка сказала им, что у наместника работать не желает ни за что. Причину этого она долго не хотела говорить, но потом всё-таки со стыдом созналась. Оказывается, наместник вздумал к ней приставать: "Пожалей меня, говорит, я уже давно не спал с женщиной, а для мужчины это очень тяжело. Хоть и жаль мне его, но я — девушка честная, невинность должна для мужа сохранять". Что никаких лам не было, она подтвердила, но так как в доме наместника была недолго, то ничего такого особенного заметить не успела. Что касается остальных, то застать их дома до часа, когда положено ложиться спать, представлялось затруднительным, так что Инти решил отложить это дело до вечера, а пока посмотреть отчёт Зари, который она успела ему передать в столовой. Также после народного собрания он думал зайти сначала к Старому Ягуару и посоветоваться насчёт возможности того, как лучше провести отстранение Куйна от власти.
Однако неожиданные обстоятельства опрокинули все эти планы, ибо в городе произошло одно незначительное событие, которое послужило толчком для других, более громких, подобно тому, как один упавший с горы камешек способен дать начало огромной лавине. Жемчужина, внучка Старого Ягуара, была помолвлена с одним юношей, который вскоре после помолвки крестился и стал истовым христианином. Поначалу это никак не повлияло на отношения влюблённых, но юноша рассказал о своих матримониальных планах отцу Андреасу и спросил совета, как уговорить жену-язычницу при готовке пищи учитывать посты. На это отец Андреас ответил, что ему не следует вступать в брак до тех пор, пока та не примет крещения. Девушка же, знавшая, как к этому может отнестись её дед, категорически отказывалась. Тогда монах потребовал, чтобы юноша порвал с невестой и раскаялся в том, что собирался на ней жениться, ибо для христианина связывать себя узами брака с язычницей — большой грех. Для пущей убедительности отец Андреас зачитывал отрывки из автобиографии Святого Августина. Хотя юноша и любил свою невесту, но под давлением такого авторитета он подчинился. Ситуация осложнялась ещё и тем, что Жемчужина успела от него забеременеть, и ему теперь до конца жизни придётся отмаливать этот грех.
