Но, колокола звонили!
Под ними, разнообразно коченея в лужах собственной крови, лежали трупы звонаря и двух жандармов… Но от ударов немецких пуль, колокола звенели не переставая на разные голоса и, порой слышалась — вполне осмысленная, какая-то печально-торжественная мелодия.
Снизу, стали отчётливо слышны морозящие душу звуки рукопашной резни на двух языках — сочный русский мат, перебивался лающей немецкой руганью, торжествующе-победные яростные вопли, чередовались с предсмертными — полными боли и ужаса, вскриками умирающих людей.
Ещё немного и, враг был уже под самыми стенами церкви…
Прибежавший снизу офицер, заикаясь сообщил что ломают двери церкви. Пора, нам все спускаться вниз и вступать в ближний бой.
— Господа! Двум смертям не бывать! — несколько слукавил я.
Одна у меня уже была — сейчас, возможно будет вторая… Но, хоть умру человеком в бою, а не овцой — подставившей горло под нож! Одно жаль: историки напишут не про меня, а про моего Реципиента — жалкую, дрожащую тварь… Какие люди, были рядом с ним — а он так бездарно, всё на свете просрал!
В «Храме» — в помещении церкви, где проходят богослужения, у нас всё было отрепетировано на этот случай. Я присел за «Шварцлозе», второй номер — денщик Иван Хренов. Рядом со мной за баррикадой генерал Спиридович, полковник Нагаев, два штабных офицера и три связиста-телефониста из нижних чинов со своим прапорщиком. Все с карабинами или револьверами. Ещё, у нас имеются два роскошно отделанных двуствольных дробовых ружья из поместья местного пана — что мой главный охранник, зажопил отдать в грубые солдатские руки.
Пятеро оставшихся в живых жандармов, притаились по бокам дверей в храм, за колонами: у двоих по паре револьверов, трое — кроме того, вооружены винтовками со штыками. Эти будут стрелять и колоть сбоку прорвавшихся в помещение немецких драгун.
* * *
Ворота церкви крепки, но от сильных ударов уже шатаются… Конечно, была бы это немецкая пехота — двери бы уже давно взорвали и, возможно — вместе с самой церковью. Да, откуда у кавалерии сапёры с взрывчаткой?!
— Без команды не стрелять, — кричу жандармам, — …отворяй!
Враз отверзлись «царские ворота», подождали пару секунд — пусть побольше толпа в проходе соберётся-накопится, и:
— ОГОНЬ!!! — командую, нажимая на гашетку.
— БББАААХХХ!!! ФФФРРР!!! — залп со всех наличных стволов, длинная—предлинная пулемётная очередь на всю ленту, — ФФФРРР!!!
Человек пятнадцать враз, смело как огромной железной метлой и, переменив ленту, я «прощупывал» пулемётом улицу, ловя перебегающие в дыму фигурки в голубых шинелях и островерхих шлемах.
В обратку, над головой просвистел целый рой пуль и за спиной, что-то зазвенело, забренчало и со стуком попадало на пол…
Возникло ощущение чего-то нереального — как в компьютерной «стрелялке»: драгуны, будто считая — что у них «настройки» поставлены на «бессмертие», упорно лезли в открытые двери храма, а мы убивали их по одному или сразу целыми группами…
Сквозняка в помещение не было и, я вскоре садил «наощупь» — ничего не видя от облака дыма горевшего масла, повисшего над долбанным «Швацлозе».
— Вот же, пупырь какой, а?! Иван, — кричу денщику, меняя ленту, — нарисуй мне сквозняк!
— Как, это?!
— Махай чем-нибудь — дым разгоняй! Видишь, мне ничего не видно!
Тот, отложив немецкий карабин, принялся махать над пулемётом фуражкой, потом — шинелью… Вроде помогло и, следующую ленту, я расстрелял более-менее прицельно.
Воспользовавшись следующей перезарядкой пулемёта, в храм одновременно заскочили человек десять драгун… Их тут же совместно прикончили, но они успели дать залп по баррикаде, убив одного из штабных офицеров и связиста… Денщик, оттолкнул меня от пулемёта на пол и сам улёгся сверху, закрывая собой. Еле-еле, из под него выбрался, обматерив сгоряча…
Опасность миновала, я подполз на корточках к пулемёту, в приёмник которого, мой денщик уже успел вставить новую ленту:
— ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
«У них, что? Ручных гранат нет?!», — мелькнула мысль, когда я перестреливался с отдалённым немецким пулемётом.
Накаркал…
— БОМБА!!!
Только подавил тот пулемёт, как влетевшая было граната с длиной ручкой, ударилась об кроватную сетку — прибитую на высоте человеческого роста на дверях и отпружинив назад, разорвалась среди трупов. Следующая, влетев ниже весьма настильно, до нашей баррикады не долетела и рванула на середине храма — обрушив хрустальную люстру и, добавив пыли и дыма… Успели укрыться за баррикадой, но всё равно — как со всего размаха валенком с насыпанным песком, прилично ударило взрывной волной по затылку, а со стен пыля посыпалась штукатурка… Пара осколков задела пулемёт пошевелив его — к моей огромной радости, не пробив кожух.
— Стреляйте, стреляйте, Ваше Величество! — вдруг заорал Спиридович, послав из ружья заряд картечи в дверной проём, — СТРЕЛЯЙТЕ!!!
— ФФФРРР!!! — на полленты очередь, — что случилось?
— Этот мудак, палашом хотел сетку перерубить!
Третья граната, взорвавшись в самых дверях, бросила оземь двух жандармов. Сначала думал, просто залегли, потом вижу — один не шевелится, а другой пополз куда-то в сторону, оставляя за собой тёмную полосу… Вскоре, затих и он.
Кончилась лента…
— Заряжай! — кричу денщику, схватив дробовик.
Ворвалось сразу, драгун — как бы не двадцать!
Разрядив дуплетом ружьё, выхватываю из кобуры «наган» и чуть ли не очередью, разряжаю его в сторону двери, ничего не видя от дыма и оглохнув от выстрелов — своих и чужих. Акустика, знаете ли, в церквях — веками отрабатывалась! Чувствуешь себя внутри огромного колокола, по которому изо всех сил лупят кувалдой…
— Готово! — кричит денщик.
— Заряжай! — швыряю ему револьвер, сажусь за пулемёт, — ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
Отбились! В этот раз, отбились…
Не стреляю. Куда стрелять не видно — мешает дым, пыль… И никаких звуков не слышно, кроме выстрелов снаружи.
* * *
Сквозь дым и пыль, как сквозь туман, неожиданно влетает человек десять или больше. Их тут же «скосили» — как перезрелую рожь косит жнец-косарь, но один — огромного вида драгун, что-то нечленораздельное по-бычьи ревя, скачками несётся к баррикаде — на бегу передёргивая затвор своего «Маузера»…
СТРАХ!!!
Страх, парализует — не одного меня! Все наши стреляют в него…
МИМО, МИМО, МИМО!!!
Я, лихорадочно дёргаю рукоятку долбанного «Шварцлозе»…
ЗАДЕРЖКА!!!
Бросаю пулемёт, тянусь за револьвером за пазуху… Он выпадает из моих трясущихся пальцев… Из-за широкого плеча денщика — неведомо как прикрывшего меня своим телом, не отрываясь взглядом от молниеносно приближающей смерти, шарю по полу — с парализующим душу ужасом, понимаю:
НЕ УСПЕВАЮ!!!
Спиридович, раз за разом нажимает на спуск разряженного уже пистолета — потом выбросив стрелянную, тянется в карман за запасной обоймой…
НЕ УСПЕЕТ!!!
Уже совсем рядом — в двух-трёх шагах… Чёрный зрачок дула его винтовки — дующий смертным холодком, прямиком в мою — трепещую ужасом душу…
— КУДА, Ё…Б ТВОЮ МАТЬ?!
За спиной громадного драгуна, как привидение возникла другая — не менее громадная фигура нашего жандарма (скорее всего, у страха глаза велики!), замахнувшаяся для удара штыком.
— ИИИ!!!
Неожиданно, по-заячьи тонко и пронизывающе жалобно заверещал драгун, с какой-то детской обидой недоумённо хлопая ресницами — когда «отвёртка» штыка русской винтовки, тускло блеснув свежей кровью, с противным хрустом вышла из-под его рёбер слева.
— Ыыых…
Резко — с выдохом выдернув штык, жандарм мгновенно «дубиной» перехватил винтовку и, прикладом размозжил всё ещё стоящему на ногах немцу, череп:
— КРАААК!!!
Человеческие мозги — жидкие, как студень с кровью… Страшно… Противно… Блюю…
Вдруг, жандарма самого — как ломом в спину ударили, бросив его труп на обезображенный труп поверженного им драгуна: ливень пуль ударил по нашей баррикаде — дырявя мешки и выбивая из них фонтанчики сухой земляной пыли. Мгновенно, все мы оказались на полу, инстинктивно прикрыв руками головы.
Спиридович, левой рукой обхватив меня поперёк туловища, поволок меня куда-то, правой рукой стреляя куда-то в сторону входа из трофейного «Парабеллума».
Еле вырвался из его медвежьих «объятий»:
— Что Вы меня — как девку лапаете и, к алтарю тащите, господин генерал?!
— Пулемёт подтащили к самим дверям! — кричит, в самое ухо Спиридович, — уходить надо!
— Куда? Куда уходить?!
— За алтарь!
— А потом, куда?
— На колокольню!
— Потом — на небеса?!
— Можно и, «на небеса», — провёл тот по закопчённому лицу, грязной пятернёй, — с таким количеством «попутчиков»…
Генерал перекрестился и поклонился сидя, изрешечёнными пулями образам — валяющимися дровами на полу:
— Прости меня, Господи — я сделал всё, что смог…
— Уходите, я прикрою! — мой денщик подполз к пулемёту и, не высовывая голову из-за бруствера, нажал гашетку.
Оба пулемёта ссадили вслепую сквозь дым и пыль и, к нашему счастью, немецкий пулемётчик — сперва взявший по случайности верный прицел, стал стрелять куда-то выше, затем куда-то в сторону, затем вовсе замолчал…В нашем «Шварцлозе», тоже кончилась лента — Иван перезарядил его предпоследней лентой.
— Не стреляй! — крикнул ему, — береги патроны.
Снаружи, послышались лающие команды на немецком, беспорядочные удаляющиеся выстрелы. Минут десять, пятнадцать или может быть больше и, наступила тишина…
* * *
Пару минут посидев, с удивлением переглядываясь, мы не верили своим ушам.
— Корнеев! — позвал Спиридович старшего из своих жандармов, — ты жив?
— Корнеев убит, ваше Высокоблагородие, — раздалось от дверей, — остались мы с Зиминым.
— Гляньте, что снаружи творится, — приказал генерал и тут же добавил с тревогой, — только осторожно — не вздумайте только лоб под пули подставить!
— Иван, — обратился я к денщику, — будь так добр — сбегай на колокольню и просмотри, что а обстановка в селе и вокруг… Только, одна нога здесь — другая там и, так же быстро — в обратной последовательности!
— Ага… Я мигом!
— Стой! Вот — мой бинокль возьми. Хорошенько, всё вокруг посмотри…
Пока то — да сё, забрав у убитого штабного офицера патроны, перезарядил оба моих нагана… Большого запаса револьверных патронов, я с собой не носил.
— Вроде, никого не видно, — раздалось от дверей, — а сколько немчуры навалено… Страх Господень!
— Так, «вроде» или никого нет? — переспросил Спиридович.
— Из немцев никого — живого нет, а наши мужики — дурак-дураками, почему-то все ходят по селу с поднятыми руками… Интересно, почему?!
Колокола молчали…
— ХАХАХА!!! — зашёлся, в несколько истеричном смехе я.
— ХАХАХА!!!
Присоединились ко мне мои боевые товарищи — генерал Спиридович, полковник Нагаев, последний — из оставшихся в живых штабной офицер и два солдата-телефониста.
Переступая через трупы, ступая по ним же или по лужам крови, выходим из церкви на паперть… Мать моя, родная!
— Да, где ж я вас всех, хоронить то буду?!
Кроме трупов, были и живые… Действительно, рядом и поодаль — как потерянные, блуждали наши доблестные воины, не всегда в уставном одеянии, с нелепо поднятыми вверх руками и, как идиоты — переглядывались меж собой и, настороженно посматривали в сторону церкви. Было их на удивление (после такой то, ожесточённой резни!), достаточно много.
Однако, мужик наш зело смышлён и поняв, что сдаваться — кроме немецких трупов больше некому, руки как по команде были опущены и начался великий шмон… Ну, что ж? Немного радостей есть у солдата на войне и, мародёрство поверженных собственной рукой врагов — одна из них.
* * *
— Господа, есть чем горло смочить?
Прополоскав рот вином из фляжки Спиридовича, я заорал я во всю свою дурь, своим — сконфузившимся было воинам:
— СПАСИБО, ГОСПОДА МУЖИКИ!!!
— Господа! — обратился я к своим, — быстренько обегите всё село, оповестите солдат, что сдаваться ещё рановато. Чтоб, собирали трофейное оружие и патроны — возможно, ещё придётся повоевать… Распорядитесь, об оказанию помощи раненым и переноске их в безопасное место.
Выполняя моё задание, генерал Спиридович, пробежался вдоль улицы, возвращаясь — внимательно осмотрел немецкий станковый пулемёт, в метрах ста от входа в церковь — что нас всех, чуть было не убил:
— Половина расчёта рядом лежит — вот и не унесли. Пулемётных лент тоже — чёрт его знает, сколько валяется… Но, замок вынули, черти!
— Там ещё пулемёты были… Дальше по улице.
— Те, определённо забрали с собой — кроме мёртвых пулемётчиков, да пустых лент больше ничего не оставили.
Что тут говорить? Боевой народ, эти немцы!
— Ничего! На запчасти сгодится…
Если нашёлся пулемёт без замка, то найдётся же где-нибудь и замок без пулемёта, да?! Были бы они только, у немцев взаимозаменяемые…
Глава 25. «Канны» на реке Вилия.
«Государь по натуре индиферент-оптимист. Такие лица ощущают чувство страха только тогда, когда гроза перед глазами, и, как только она отодвигается за ближайшую дверь, оно мигом проходит», — С.Ю. Витте.
Потихоньку, вокруг церкви начал собираться народ. Старый унтер из ополченцев, весь изодранный, измазанный кровью и, с перевязанной какой-то бабской тряпицей головой (еле узнал, кто таков!), подойдя водрузил мне на голову мою же фуражку, как корону:
— Не отдали мы её на поруганье ворогу, Ваше Императорское Величество! Хочь и, полегли мужики мои, почитай все…
Отблагодарив его за службу, я снял с плеч, поцеловал и отдал ему пыльное знамя 2-ой Финляндской дивизии… Вернее — то, что от него осталось:
— Береги его! Это теперь святыня — под ним, столько крови пролито…
Унтер, изумлённо переводил взгляд с пробитого — прореха на прорехе, знамени — на целого меня и, неистово крестился незанятой рукой. Ну, вот вам и, ещё одна «легенда», готова!
Рисунок 127. Генерал
Балуев Петр Семенович.
Не успел я всё это проанализировать и понять — к добру или худу это, как слышу, знакомый автомобильный сигнал:
— ФА-ФА!!!
Оборачиваюсь: на прицерковную площадь въезжает мой Дворцовый Комендант Воейнков на «Мерсе», ловко объезжая разбросанные на ней в беспорядке мёртвые тела, причём не один.
— Ваше Императорское Величество, — рапортует приехавший с ним генерал, — Императорская Гвардия на подходе!
Позже оказалось, что этим генералом был Балуев — начальник V Армейского корпуса.
