— Он целовал тебя? Хоть раз? — спросил Кристиан в лоб.
— Что? — Луиса начала бить нервная дрожь. Целовал. Не только целовал... — Разве это имеет значение? Он просто хотел показать мне мое место. Доказать, что...
— Твое место в его постели, — закончил Легрэ немного зло и печально. Он осторожно повернул Луиса за плечо на спину, чтобы видеть его лицо. — Король хочет тебя... Я видел это в его глазах и читал это в его действиях там, в лесу, когда его гвардейцы держали мечи у моей шеи. Он словно говорил мне: "Смотри, я могу делать с ним, что хочу... Потому что у меня есть власть. А ты не сможешь ничего, даже удержать его возле себя". Что ты будешь делать, если взамен подписания мира Фернандо предложит тебе свою постель? Даже Себастьян видит это будущее, потому и гонит меня, говорит, что для тебя я опасен и он прав. Король не убьет меня в открытую, нет, ему твой гнев не нужен. Кроме того, используя меня, на тебя легко будет влиять. И это Себастьян знает тоже. Фернандо проще всего сейчас опорочить меня и выставить себя на этом фоне в хорошем свете, а я не король, не барон и даже не повар при дворе его величества. Все, что я могу, это бороться за твое сердце, Луис, и за твою любовь. Сейчас все так шатко и ненадежно, но я не могу просто взять и отдать тебя этим людям, не могу. И я многим готов поступиться ради нас.
— Король никого не любит, Кристиан. — отвел глаза герцог. — Даже если у Фернандо и были те мысли, о которых ты... думаешь, он никогда не возьмет то, что уже пробовали. Я ему неинтересен как любовник. Он найдет другую жертву. Или оставит Фредерика. Фредерик красив, умен, знает, как ублажить короля и дать ему то, что ему хочется. — Луис вдохнул побольше воздуха, чтобы привести в покой бушующее сердце. Он смотрел на Легрэ с удивлением — воин открывался герцогу в новом, необъяснимом свете, словно его окрашивала божественная доброта. — Ты понимаешь, что мы не можем любить не из-за сословной разницы? — спросил тихо. — Кристиан, я мужчина. И ты... ты вызываешь во мне слишком много незнакомых доныне чувств, но Бог запрещает даже намек на такие связи... — юноша закрыл глаза. — Боже милосердный! Как я должен поступать? — он схватился за руки мужчины. — Что я могу сделать? Что я вообще могу сделать? Фернандо и без тебя меня распнет. Тебе нужно это обязательно видеть? Прошу, Кристиан, просто не дай ему повода. Не лезь.
Легрэ склонился лбом к пальцам Луиса.
— Хорошо, — с дрожью в голосе ответил он, — я уеду... Завтра.
— И поступишь правильно. Спасибо. — можно было бы еще говорить, убеждать, но герцог точно знал, что никогда не отправит вести Легрэ, никогда не коснется больше его судьбы, не посмотрит в синие глаза, не посмеет испытывать лишних эмоций. Он сорвался. Один раз теперь. — Иди, ступай. Я прикажу снарядить тебя в дорогу. Уезжай теперь. Завтра здесь будет неспокойно.
Кристиан выпрямился и в последний раз любовно скользнув пальцами по щеке Луиса, отпустил руку.
— Это невыносимо, — сказал он, и, собравшись, ушел.
38
Весна полностью вступила в свои права — небо радовало синевой, ярко светило золотистое солнце. Сквозь гомон и шум переговаривающихся людей можно было даже расслышать птичье пенье. Был один из самых теплых за эту весну дней, а вот Микаэль мерз. Его лихорадило все сильней. Выпитые несколько дней назад, перед разговором с королем, а потом и инквизитором травы простыми не были. И хотя тогда была необходимость так поступить, сейчас монаху был совсем не радостно, так как он понимал, что заплатит положенную цену. И лихорадкой, и судорогами, и болью по всему телу... Да еще и в пути спешил — вот и опять пил снадобья, что б спать как можно меньше.
Но, если не обращать внимания на ухудшающееся самочувствие, — а Микаэль знал, что это пройдет, хоть и через несколько дней, — то, он был доволен. Удалось так вовремя уйти из непонятно к кому переходящего монастыря. Именно что — Бог опять отвел беду от головы травника. Теперь эта вот непонятная военная кампания... Можно на время спрятаться... и занятие будет, и крыша над головой... Весточку брату он тоже послал , да, к тому же, Сея удалось на несколько дней пристроить в тепле и достатке. Пусть отоспится — а то почти весь путь спал в седле перед удерживающим его Микаэлем... А еще, просто до абсурда, монаха радовала купленная у цыган большая чугунная сковородка с прикованной ручкой. Самое то для долгих переходов и готовки на костре. Из монастыря он уходил достаточно неожиданно для себя, и хоть у Микаэля было несколько схоронок с необходимыми вещами на случай побега, но всего предусмотреть не удалось. Вот и ели они с Сеем в дороге в основном лишь кашу, что травник готовил в маленьком казанке. Довольный покупкой, Микаэль обмотал ее веревкой и приторочил к поясу, продолжая неспешно обходить лагерь . Ему была нужна палатка с лекарями — там можно договорится о том, что б двое странствующих монахов за постель и миску похлебки в день помогали с ранеными — уж их то при военных компаниях хватало всегда. А потом, чуть поуспокоившись и послушав, что Господь велит, можно было и думать о том, что дальше делать.
Вдруг опять закружилась голова, да так сильно, что пришлось опускаться на колени — прямо в серую дорожную пыль, и смиренно возносить молитву Господу. Микаэль краем уха слышал смешки проходящих мимо гвардейцев, что, мол, монах совсем ума лишился -посреди дороги молитвы читать вздумал. Но, травник знал, что странствующие паломники и не такое вычудить могли, а, с другой стороны, лихорадило его сильно — так, что ноги не держали. Подождав, пока станет немного легче дышать и тело перестанет сводить судограми монах открыл глаза и вдруг увидел перед собой чью-то тень. Микаэль медленно поднял взгляд да так и замер — перед ним, разглядывая коленепреклонного монаха в упор, стоял никто иной, как настоятель Себастьян.
— Поднимайтесь! — мужчина ладонью приказал лекарю встать. Сейчас, облаченный в длинное алое блио, поверх которого был накинут тяжелые теплый плащ, который так не шел к этому теплому утру, Себастьян казался еще более грозным. — Идемте со мной, — добавил он и двинулся от гвардейцам ближе к центру, где располагались шатры знатных особ. Откинув полог одного, аббат пропустил Микаэля внутрь, а затем зашел сам. Теперь он не скрывал облегчения. — Слава богу, ты жив. В этой суматохе я так и не успел тебя предупредить, — мужчина обнял лекаря, расцеловал в обе щеки. — Видимо, сам Бог привел тебя в Аталью. Садись, сейчас прикажу подать завтрак. — аббат вышел и вернулся уже с подносом, на котором было порезанные сыр и фрукты. — Рассказывай, — строго глянул сверху вниз.
Микаэль отрицательно мотнул головой на предложение настоятеля Себастьяна. От одной мысли о еде его мутило.
— Спасиибо, я не голоден.
Травник лишь плотнее укутался в легкий шерстяной плащ, удивленно взглянув на аббата, после его последних слов.
— А что мне рассказывать, святой отец? Грешен я... Вот Господь и послал испытаний. Заблудившись в туннелях под монастырем я долго блуждал в темноте... А когда Господь смиловался и указал мне верный путь — я встретил юного садовника — брата Сея. И уже вместе с ним бежал из захваченого монастыря. Думал переждать лихие времена здесь... Хороший лекарь всегда людям нужен. И так неожиданно Вас встретил.
Микаэль плавно опустился на колени, русые косы спускались по темной пчльной рясе, доставая почти до пола. Он смиренно сложил руки для молитвы.
— Неисповедимы пути Господни... Но, бережет он верных ему... Ведет по дорогам праведным...
— Я рад, что так случилось. Мне как раз нужен лекарь. И всегда был нужен, брат Микаэль. Садитесь, я вижу вы устали, — мужчина пропустил все слова о Сее, которого он так и не нашел, когда покидал монастырь. — Знаете, именно Господь направляет нас.
В шатер заглянул гвардеец.
-Падре Ксанте, вас позвал герцог Аталийский.
— Спасибо. Передайте, что я скоро буду, — кивнул бывший аббат и опять повернулся к Микаэлю. — У каждого из нас есть маленькие секреты, у каждого путь предуготован богом. И мы зачастую блуждаем в темноте не только по тоннелям. Вы слышали что-нибудь о союзе двух держав? Христианских держав против арабского мира? История вражды сегодня может закончится светлым днем.
Микаэль вскинул голову, поднимая взгляд на аббата, — Я всего лишь скромный лекарь... Травы и полотна для перевязки — вот и весь мой удел... От утренней молитвы и до вечерней я, послушный воле Божей, помогал страждущим... Что я могу знать о деяниях великих, державных? Лишь то, что мой святой отец пощетает нужным поведать мне...
— Я рад, что ты до сих пор считаешь меня святым отцом, хотя служу я не только церкви, но и суду Господа на земле. Ксанте меня прозвали в папских кругах. Шесть лет назад я прибыл в Рим как преступник, чтобы исповедаться в ереси и принять суд... Но случилось чудо. Первое чудо в моей жизни. Я стал кардиналом Ксанте. Посланником добрых вестей. Не карающей рукой... Нет... Этот труд нести не по мне. Но суд человеческих споров. И мне будет особенно приятно видеть тебя моим помощником. На столько, на сколько тебе захочется... Пока ты не найдешь новое пристанище или не решишь уйти в мир.Микаэль поднялся с колен, одергивая рясу и придерживая норовящий упасть плащ. В солнечных лучах, проникающих в шатер сквозь неплотно задернутый полог, травник казался одним из праведных святых, которых так часто рисуют художники на стенах и сводах храмов. Лихорадило его все сильней — от того кожа была бледной, и лишь на щеках пламенел румянец. Взгляд искрился зеленовато-коричневым полумраком юного весеннего леса, когда сквозь молодую листву пробивается утреннее солнце. Должное смирение и вера слову настоятеля своего — вот что читалось в нем. — Пять лет тому назад, у постели умирающего наставника, я принял решение назвать нашу обитель своим домом, а Вас — отцом святым, что в праве указывать мне мой дальнейший путь. И пусть меняется мир — мирская суета не должна коснуться души истинно верующего. Травник опять опустился на колени, смиренно склонив голову перед настоятелем Себастьяном:— Благословите меня, святой отец... Я с радостью остаюсь с Вами."Заодно и решу — чего от меня Богу угодно. И чего угодно мне."— Да будет так, сын мой, — благословение Себастьяна было искренним и радостным. Он ценил людей во всем многообразии судеб и характеров. И не мог простить лишь тех, кто однажды сделал его игрушкой непослушной судьбы, но даже этот год — год боли, ужаса и страсти — не прошел даром. Аббат познал истинное понимание плоти. И теперь, последовательно уничтожая монахов ордена, в котором начинал монашескую жизнь, испытывал невыразимое удовольствие, когда одновременно вытаскивал заблудших и потерявшихся овец, спасал наследие, возможно, важное для потомков.Микаэль был для Себастьяна еще одним сыном. Таким же сыном, каким мог бы стать Этьен или Николай. Он любил этих людей одинаково — просто потому, что испытывал потребность о ком-то заботиться.— Тебе надо прилечь. Ты выглядишь очень уставшим, — Ксанте уложил лекаря на свое ложе и накрыл теплым одеялом из чистой верблюжьей шерсти. — Спи... Но прежде скажи, где оставил Сея. Его тоже нужно забрать. Мальчик нуждается в том, чтобы обеспечить его будущее.
Травник позволил уложить себя на ложе. Ему становилось все хуже и действительно желательно было поспать. К тому же, слову Себастьяна пока что он верил. Тот сможет забрать Сея и сумки с вещами. — Вы правы, мне нездоровится... А что до брата Сея... В двух милях южнее есть маленькое селище Талья. Славится стеклодувом своим. У него еще мой наставник емкости для снадобий заказывал. Вот там мы и остановились. Если пошлете кого за Сеем, то и вещи мои пусть заберут. Микаэль устало опустил гудящую голову на постель и, позволив себе легкую благодарную улыбку Себастьяну, закрыл глаза.
* * *
Как только Себастьян покинул шатер, где оставил спящего Микаэля, он приказал снарядить отряд, для того чтобы отправиться в указанное селение и найти оставленного там юного послушника.
Мужчине сразу указали на нужный дом. И провели к юноше, который явно не ожидал появления бывшего аббата. Когда тот распахнул дверь, Сей сидел за столом спиной.
— Мальчик мой, я тебя искал весь вечер. А ты сбежал. Нехорошо, — голос Себастьяна был спокоен, но внутри бушевало пламя раздражения. — Собирайся. И вещи брата Микаэля прихвати. Нам пора.
Сей медленно обернулся, услышав знакомый голос, не веря и мечтая, что ему просто показалось. Аббат его нашел, он здесь.. Человек, которого мальчик меньше всего хотел видеть.
— Я никуда не пойду с вами.. И что с братом Микаэлем? Где он? — за такое короткое время послушник успел очень привязаться к своему спасителю, и упоминание аббата о нем заставило мальчика забеспокоиться. Вдруг с травником что-то случилось?
— С ним все в порядке?
Забавно, в такой ситуации волноваться больше не о себе, а о травнике...
— Не пойдешь? — Себастьян усмехнулся на заявление и вопросы беглеца, затем решительно вошел в комнату, поднял Сея на ноги и заглянул в глаза. — Прежде, чем я отвечу на вопросы про Микаэля, ты ответишь мне, почему сбежал и почему не желаешь со мной идти. Я тебя почти три часа до отъезда по всему монастырю разыскивал. Значит ли это, что тебе противна наша близость?
— Нет, это не так.. — Сей отвел взгляд, боясь смотреть аббату в глаза. Сейчас, когда он был так близко, мальчик просто разрывался на части — ему хотелось одновременно и прижаться к мужчине, забыть все, и одновременно убежать и не видеть — не видеть его больше, чтобы не чувствовать эту боль.. — Просто у вас появился другой, более близкий.. — Сей все же поднял взгляд, сжимая руки в кулаки. — Поэтому я решил, что вам и без меня неплохо... Отпустите меня.
Сей хотел было сделать шаг назад, но только уткнулся в край стола и досадливо поморщился.
— Другой? Кто именно? Что за бред? — Себастьян сделал шаг вперед, зажимая юношу между столом и собой. — Считаешь, что отделаешься бредовыми заявлениями. Скажи, — пальцы схватили Сея за подбородок, — скажи, что считаешь нашу связь постыдной. Скажи, что я тебе противен. — он отпустил послушника. — Собирайся. Ты еще находишься под моим покровительством. И поедешь туда, куда скажу. Я устрою твою судьбу... А раз ты решил расстаться... что же, твоя воля... Давай, Микаэль ждет тебя.
Сей вспылил.
-Инквизитор! И не говорите, что у вас с ним ничего не было.. Вы... Да вы даже не дали мне и слова сказать! Думайте, что желаете, раз так! — Ужасно разозленный, Сей принялся собирать вещи — свои и Микаэля. Благо, они не успели устроиться.
Послушник замер у входа, держа в руках несколько сумок — свою и травника.
— Я готов. Где брат Микаэль? — мальчик даже не смотрел в сторону мужчины, и тон его был далеко не вежливым.
— Пойдем, — аббат последовал к лестнице, спустился вниз и уже вскоре усадил послушника на телегу. А сам разместился на другой стороне, где гвардейцы уже загрузили новые припасы для лагеря.
Теперь и телега, и всадники медленно ехали по дороге в сторону бесконечных полей и леса. Синевшего на горизонте. Аббат молчал, жмурился на солнце, изредка бросая на Сея злые и полные огня взгляды.
