На тот же миноносец поднялся и генерал-лейтенант Турбин. Теперь он был даже рад, что не исполняет должности коменданта крепости, а только командующего 5-м Сибирским корпусом. Поскольку две из трех дивизий корпуса находились вне Владивостока, охраняя побережье залива Петра Великого, а с 3-й Сибирской дивизией происходило что-то непонятное, то Турбину, естественно, надлежало выехать туда, где он смог бы наладить управление оставшимися у него войсками. Затем, как объяснил Турбин штабным офицерам, 1-я и 2-я дивизия двинутся усмирять мятежников с севера — от Раздольной и Шкотова через полуостров Муравьева. "Тревожный" переправил обоих генералов вместе с остальными беженцами через Амурский залив в Славянскую бухту, откуда они отправились на автомобилях в Никольск.
Во Владивостоке командование всеми правительственными силами перешло таким образом к коменданту крепости контр-адмиралу Тимиреву. У него, при штабе крепости, было под рукой всего две дежурные полуроты 12-го Сибирского полка, рота морских стрелков, конвойная сотня уссурийских казаков и солдаты железнодорожного батальона. Однако по-настоящему Тимирев мог рассчитывать только на матросов военной флотилии. Еще недавно бухты Владивостока были переполнены кораблями, но сейчас здесь остались лишь слабовооруженные суда минно-тральных отрядов, буксиры, катера, несколько транспортов, да дивизион подлодок АГ. Самыми сильными кораблями были два 1200-тонных эсминца, которые первыми вернулись из боя — "Сокол" и "Самсон".
Сил у Тимирева было немного, но он всё же решил перейти к наступательным действиям. Его войска медленно, но упорно продвигались от штаба крепости по Светланской и Пушкинским улицам, а также по набережной Золотого Рога. Революционеры пытались задержать это наступление, перегораживая улицы баррикадами. И тут по восставшим ударили морские пушки. Эсминцы "Сокол" и "Самсон", а также несколько старых миноносцев поддержали правительственные войска артиллерийским огнем. Корабли ходили малым ходом по акватории бухты и по указаниям, передаваемым с берега сигнальной связью, гвоздили орудий по опорным пунктам восставших. Кроме миноносцев в обстреле приняли участие и две подлодки АГ, но огонь их 47-мм пушек был малоэффективен, тогда как 4-х и 3-дюймовые снаряды эсминцев разбивали в щепки баррикады, а шрапнель выбивали искры из брусчатки и дырявила кровли домов. Обыватели, до того просто державшиеся в дальних от улиц комнатах, поспешили теперь укрыться по погребам и подвалам. Революционеров удалось оттеснить почти до самой Экипажной слободы
Если в центре города успех в уличных боях постепенно склонялся в сторону правительственных войск, то совсем по-другому складывались дела на северных и восточных окраинах. На севере Владивостока, в районе Первой речки дружинники и солдаты-социалисты легко захватили казармы 11-го Сибирского стрелкового полка, 1-го и 4-го полков крепостной артиллерии. Эти казармы располагались в гуще рабочих слободок железнодорожных мастерских, керосинового, кирпичного и винокуренного заводов, мыловаренной и кофетно-макаронной фабрик. Самым же большим успехом штабс-капитана Лазо, командовавшего революционными силами на севере, был захват Седьмого форта, официально именовавшегося фортом Наследника Цесаревича Алексея. Этот единственный полностью достроенный укрепленный пункт новой северной крепостной линии держал под огнем артиллерии и пулеметов железную дорогу и шоссе, связывавшие город с внешним миром. Пока практически неприступный форт Цесаревича был в руках у восставших, правительственные войска не могли получить подкрепление по суше.
Сходным образом развивались события и на востоке — в Гнилом углу, в рабочих слободах судоремонтных мастерских и портовых докеров. Здесь восставшие также без проблем заняли казармы 10-го Сибирского стрелкового полка, арестовав офицеров и перетянув на свою сторону большинство солдат. Правда затем революционерам здесь пришлось сражаться на два фронта — и против наступавшего с запада Тимирёва, и против появившегося на северо-востоке 9-го Сибирского полка, единственного полка 3-й Сибирской стрелковой дивизии, оставшегося верным присяге. Солдаты там были заняты на работах на недостроенных фортах северной линии и их в меньшей степени задело революционной агитацией. Получив переданные через радиостанцию Русского острова сведения о восстании, командир 9-го полка полковник Крежиминский поставил свои части под ружье и двинулся походным маршем в сторону города. Он дошел до старых фортов Суворова и Линевича, уже занятых восставшими, и даже отбил их назад, пока революционеры там не успели укрепиться, но далее, встреченный плотным обстрелом из Красных казарм, наступать уже не мог.
Луцкий и Башидзе, теснимые Тимиревым в центре города, запросил помощь от северный и восточных дружин. Ситуация в городе вновь стала меняться. Наступление правительственных войск в приморской части города было остановлена, а с севера, с фланг войскам продвигались по Алеутской и Китайской улицам дружинники и революционные солдаты. Их поддерживали пулеметным огнем наскоро забронированные железными листами и мешками с пешком грузовые автомобили и даже трамваи.
Миноносцы продолжали вести прицельный огонь по замеченным группам восставших. Внезапно среди кораблей встали шипящие водяные столбы. С противоположного, южного берега бухты заговорили 6-дюймовые пушки батареи на мысе Чуркина. Южные портовые слободы перешли под контроль дружинников Гульбновича и солдат саперного батальона. Они-то и раздобыли боеприпасы к стоящим на Чуркинской батареи нескольким старым, но, как оказалось, всё еще боеспособных орудий. Их снаряды ложились неточно, некоторые даже разрывались в саду Морского собрания. Однако для легких миноносцев оказаться под обстрелом береговой артиллерии было слишком опасно. "Сокол" и "Самсон" развернулись и полным ходом устремились к выходу из бухты. Туда же потянулись и старые миноносцы "Беспощадный", "Точный" "Твердый", "Скорый", "Сердитый", "Смелый". Подлодки АГ-25 и АГ-26 быстро погрузились под воду. Но "Статный", "Инженер механик Анастасов" и "Лейтенант Малеев" отделились от флотилии и направились вглубь бухты, к Гнилому углу. На их мачтах трепетали красные флажки. Красный флаг появился и над военным транспортом "Печенга", миноносцы напротив, отошли вглубь бухты, к Гнилому углу и подняли на мачтах красные флаги.
К шести часам вечера северные и восточные колонны восставших соединились и продолжили свое наступление к Вокзальной площади. Тимирев запросил поддержки у артиллеристов береговых батарей, которые могли развернуть орудия и стрелять в сторону города. Адмирал до последнего оттягивал ввод в действие береговой артиллерии, но медлить было нельзя — пули уже залетали в окна верхних этажей штаба крепости. Оставалось надеяться, что крупнокалиберные орудия образумят мятежников. Но надеждам этим не суждено было сбыться.
Первыми, получив приказ по радио, начали стрельбу дальние батареи на берегу Уссурийского залива. С оглушительным грохотом стреляли 11-дюймовые мортиры из бухты Горностай и только что построенная башенная 12-дюймовая батарея в Тихой бухте. Они вели огонь по рабочим районам Первой речки. Из-за сопок встало несколько дымных столбов. Однако ближайшие к штабу крепости батареи на побережье Амурского залива молчали, не отвечая на передаваемые сигнальной связью приказы.
Неожиданно на флагштоке над Тигровой горой, возвышавшейся над центром города, пополз вниз крепостной гюйс, а вместо него взмыло однотонно-красное полотнище. Следом за батареей Тигровой горы к восстанию присоединились соседняя Безымянная батарея, а потом Иннокентьевская, Саперная и Токаревская на полуострове Шкота. Красный флаг появился и на мысе Голдобина у входа в Золотой Рог. Древние тяжелые мортиры береговых батарей стреляли в сторону Уссурийского залива. От близких выстрелов тяжелых орудий зазвенели стекла в штабе крепости. 9-дюймовые и 12-дюймовые бомбы пролетали над городом и разрывались где-то в долине речки Объяснений, на позициях правительственных войск. Несколько попаданий было отмечено вблизи фортов Суворова и Линевича, что заставило солдат там отступить в бетонированные укрытия. Похожая на раскаты грома канонада заглушила винтовочную трескотню, к которой во Владивостоке успели привыкнуть. Владивостокцы в своих подвалах с ужасом прислушивались к звуку проносящихся над ними в разные стороны "чемоданов".
Правительственные войска были прижаты к вокзальной площади. Попытки Тимирева отбить назад хотя бы ближайшие береговые батареи кончились неудачей. Стрелковые цепи, наступавшие вверх по склонам Тигровой горы, попав под обстрел, отошли назад. Между тем охваченное паникой население Владивостока спешило как можно быстрее покинуть город. Горожане вместе с семьями уходили в сопки. В штаб крепости прибыла депутация городской думы, призвавшая Тимирева не допустить разрушения города. Ради спасения имущества и жизни мирных граждан адмирал был вынужден вступить в переговоры с восставшими — мертвенно-бледным растерянным генералом Бальтийским и оживленно-хищными Луцким, Лазо и Сибирцевым. Единственное, что мог выторговать себе Тимирев — свободный пропуск всех, кто того пожелает, на корабли и уход их из города. Солдаты разбежались, бросив оружие. Небольшая группа офицеров и матросов промаршировали между стоявших на тротуарах толп революционеров до Адмиральской пристани, где поднялись на борт эсминцев и катеров. Под дулами пушек с батарей полуострова Шкота и мыса Голдобина маленькая флотилия покинула Золотой Рог.
Тимирев был предупрежден, что при попытке пристать к Русскому острову его суда будут потоплены. Из отделяющего остров пролива Восточный Босфор корабли повернули на запад, в Амурский залив. Однако затем, вместо того чтобы идти в Посьет или в Славянскую гавань, Тимирев приказал следовать в бухту Рында на западном берегу Русского острова. К счастью для адмирала, у офицеров размещенных на острове 2-го и 3-го полков крепостной артиллерии оказалось достаточно времени, чтобы нейтрализовать революционных агитаторов. Артиллеристы оказалась верны присяге, поэтому у Тимирева оставались шансы удержать хотя бы южный, островной отдел Владивостокской крепости. Немедленно были приняты меры, чтобы предотвратить высадку на остров мятежников. Восставшие действительно уже готовили десант на Русский, заняв перед этим бухты Диомида и Улисса. В их руки попали.
Когда первые катера и лодки с дружинниками и восставшими солдатами стали переправляться на Русский через Босфор Восточный, офицеры на островных Поспеловской и Ларионовской батареях сумели выкатить в противодесантные капониры у берега несколько 3-дюймовых полевых орудий. Несколько их выстрелов отразили первый приступ. Но потом заговорили Назимовская и Петропавловские береговые батареи из бухты Улисса, метавшая через пролив 9— и 11-дюймовые бомбы. Солдаты на Поспеловской и Ларионовской батареях подняли белые, а затем и красные флаги, позволив, впрочем, своим офицерам бежать. Революционеры переправились на остров, но смогли занять лишь северную его часть до разрезавший Русский длинной бухты Новик, где попали под обстрел с форта Иоанна Грозного на господствующей над островом высоте. Батареи форта могли держать огнем всю площадь острова, а бетонные укрепления выдерживали попадание даже 16-дюймового снаряда.
Полный бурных событий день клонился к закату. Во Владивостокском восстании наступило равновесие сил. Провозглашенная революционерами Дальневосточная республика простиралась от реки Седанки на севере до Русского острова на юге. Она охватывала целиком город Владивосток и его ближайшие окраины. Правительственные силы удерживались только в крепостных укреплениях на юге — острове Русском и на востоке — у побережья Уссурийского залива. Уже в сумерках Луцкий, Лазо и Сибирцев хотели, было, развивая успех, захватить крайне важные Басаргинскую и Назимовскую батареи в бухте Патрокл, прикрывающие проход из Уссурийского залива в Босфор Восточный. Однако в сумерках по наступающим цепями революционерам внезапно ударили в упор скрытые башенные орудия батареи с бухты Тихой. Две башни, снятые с взорвавшегося в Севастополе линкора "Императрица Мария", по три длинноствольных 12-дюймовок в каждой, стреляли холостыми залпами — одними пороховыми зарядами, без снарядов. Тем не менее, шквал огня, хлестнувший из орудийных стволов, и мощная ударная волна настолько деморализовали восставших, что они полностью потеряли боевой дух. Стрельбу одними зарядами использовала и вторая башенная батарея — на острове Русском, не дав революционерам пройти по перешейку мимо бухты Новик.
Боевые действия затихли, лишь изредка обменивались снарядами батареи враждующих сторон. Тимирев понимал, что он может разрушить Владивосток огнем береговых орудий, но освободить город от мятежников сил его не хватит. Оставалось надеяться на помощь извне. Новости между тем были неутешительные. Генерал Турбин сообщал по радио, что, прежде чем идти на Владивосток, ему следует разобраться с собственными войсками. 3-й и 4-й Сибирские стрелковые полки в Шкотово замитинговали, были опасения, что они присоединятся к восстанию. Вызывал сомнения и 6-й Сибирский полк в Раздольном. Возможно, придется перебрасывать надежные казачьи части с фронта, а это означало приостановку наступления на японцев. Еще более тревожные сообщения приходили о положении на Тихоокеанской эскадре.
Ночь с четверга на пятницу на бредущих по Японскому морю дредноутах "Николай I", "Александр III", "Севастополь", "Гангут" и "Афон" прошла в тревожном ожидании минных атак. Корабли в нынешнем своем состоянии едва ли смогли бы отразить нападение большого числа миноносцев, а собственных эсминцев для прикрытия, после ухода контр-адмирала Порембского в рейд к Гензану, оставалось всего четыре. Ночь, однако, прошла спокойно, а днем медленно идущую колонну нагнал Порембский. Четыре эсминца-"новика" дивизиона капитана Белли вновь шли рядом с дивизионом капитана Вилькицкого, а гидрокрейсер "Нестеров" под флагом контр-адмирала Дудоров присоединился к авиаматке "Энгельс".
Но вот из трех легких крейсеров, ушедших с Порембским к Гензану, вернулось всего два — "Корнилов" и "Грейг". Третий, "Истомин" упокоился на дне морском у корейских берегов вместе с авиатранспортом "Нестеров". Зато и японцы потеряли все свои эсминцы, если не потопленными, то поврежденными. Атак вражеских минных флотилий можно было уже не бояться. Соединение эскадры, новости о разгроме вражеских легких сил и, главное, близость родных берегов, заметно подняли упавший было дух команд. Все надеялись скоро встать на якорь во Владивостоке.
В ночь на субботу эскадра прошла 42-ю широту и была уже практически на входе в залив Петра Великого. Внезапно пришла радиограмма от начальника порта контр-адмирала Тимирева — следовать в залив Америка. На "Корнилове" поднятый с койки контр-адмирал Порембский с недоумением изучал приказ. Почему Владовосток не хочет принимать у себя победоносный флот, отсылая в какой-то медвежий угол! Однако медлить было нельзя. Корабли в ночной темноте осторожно меняли курс с норда на вест-норд-вест. Большинство офицеров узнали новость только за завтраком, и сдерженно ворчали сквозь зубы. Матросы... Матросов никто не ставил в известность. Они продолжали думать, что идут во Владивосток, жадно вглядываясь в проглядывавшую сквозь плотный утренний туман полоску земли, показавшуюся на горизонте.
