— Привет. — Свёрнутый спальник падает на песок. Вернуться в лагерь засветло мы уже не успеем, красное солнце лениво опускается за горизонт.
— Привет. — Это больше не лицо человека, это лицо духа со старинных гравюр. Жуткая и прекрасная маска. Но больше всё-таки жуткая. Полжизни и душу за то, чтобы под ней прятался мальчишка, которого я подобрала ночью на улице за пару месяцев до конца мира.
— Представляешь, у них тут есть парусник.
Поначалу смысл фразы до меня даже не доходит.
— Парусник?
— Да. Наверное, копия старинного корабля, явно держали для туристических прогулок.
— Покажешь?
Мы идём вдоль берега. Понемногу темнеет, ветер становится холоднее. Конечно, корабль уцелел не полностью — и то ему повезло, что неведомая сила забросила его подальше от берега, куда не достаёт даже самый сильный прилив. Он лежит на боку, зарывшись в песок единственной сохранившейся мачтой, и та часть корпуса, которую ещё не занесло, зияет чёрными кляксами дыр, различимыми даже в сумерках.
— Знаешь, в детстве мне не нравились корабли. Они были не такие, как в книжках. Без парусов, снастей, без... — Дэй бессильно замолчал.
— Без ветра странствий?
— Типа того. Я никогда не мечтал стать юнгой или там капитаном пиратского корабля. Хотя книжек про всякие морские приключения прочитал много. Мне больше нравились мотоциклы и поезда. Ну и на своих двоих бродить тоже интересно. А теперь, наверное, придётся полюбить и эту дорогу. — Дэй опустился на корточки и осторожно коснулся мачты, а потом вдруг без перехода добавил: — Ты знаешь, что мы — Хранящие Пути? Хозяева легенд, перекрёстков и дорог.
Он сообщил это буднично, как дату нашего возвращения на Базу. Нет, даже не так. Будто говорил, что неплохо бы зайти на склад и получить новые куртки.
— Что, сразу двое?
Почему-то этот факт поразил меня куда больше, чем то, что нам суждено занять место кого-то из Иного народа. Неужели с того момента, как мы прочитали то письмо, я всё-таки смирилась с предопределенностью собственной судьбы? Ну и где сейчас мой научный скептицизм? Где стремление искать подтверждение всему?
Да, как говорят в Столице, все чистильщики сходят с ума. Нам просто повезло свихнуться на пару, только и всего.
— Похоже. Кажется, этот дар слишком велик для одного. — Дэй кусал губы, мучительно стараясь подобрать слова, которых в мире не существовало. — Или некоторым силам необходимо два воплощения, женское и мужское.
— Когда ты понял?
— Когда разводил погребальный костёр. Смерть — это, оказывается, тоже дорога. И на ней иногда нужен проводник. Хоть это, кажется, не совсем наша работа.
Значит, не почудилось.
— Всегда ими были? Или случайно заняли их место?
— Похоже, что всегда. А несколько дней назад прошли финальный тест.
— И что теперь?
Дэй пожал плечами. Возможно, наши дни сочтены. Возможно, нам предстоит перейти грань только после того, как наши человеческие жизни закончатся. Возможно, мы даже не заметим этой грани.
Всё это ещё только предстоит узнать. Не осталось ни знаков на придорожных камнях, ни книг. Если повезёт, мы напишем новые.
Я развожу костёр. Прихватила с собой пару брикетов горючего из лагеря. Конечно, долго они гореть не будут и вряд ли дадут много тепла, но мне сейчас важнее просто разжечь огонь. Как в пещере первобытных людей, как на поляне, где собирались, загнав зверя, охотники Тёмных веков, как в камине, куда летели черновики неудачных стихов. Разжечь огонь и протянуть дальше цепь, отделяющую мир от непроглядной тьмы. Как огни на сторожевых башнях.
Дэй тянет руку к зарождающемуся огоньку, словно хочет его погладить. Я расшнуровываю ботинки и разуваюсь. Стягиваю скрепляющую конец косы резинку и устраиваюсь на расстеленном спальнике, скрестив ноги.
— У меня есть для тебя подарок. Ты ведь хотел вспомнить о месте, где родился, хоть что-то хорошее.
— Но я родился не здесь.
"А где — я и сам не знаю", — читается в его глазах. Дороги за спиной запутались, намертво сплетясь в узел. Когда-то мальчик с золотистыми глазами очень хотел убежать и спрятаться так, чтобы его никогда не нашли. Тогда он ещё не знал, что вернуться вообще невозможно. Либо придёшь к чему-то другому, либо сам станешь другим.
— Юг большой, и небо одно на всех. Посмотри вверх.
Над нашими головами раскинулся шатёр ночи с целыми россыпями крупных южных звёзд.
— Неужели ты никогда не выбирал для себя звезду? Но знаешь, — я прижалась к его плечу, голова закружилась, как шесть лет назад, когда я впервые поцеловала золотоглазого уличного парня, мечтая лишь о том, чтобы мирозданию не вздумалось его у меня отобрать, — я бы на твоём месте выбрала все.
Целый сноп искр рванулся в ночь — словно кто-то швырнул в темноту горсть мелких, быстро сгорающих звёзд. В дополнение к тем, что на небе.
И древнего духа здесь больше нет. Есть только смертельно усталый парень в пропылённом камуфляже, чьи распущенные волосы горько пахнут вечностью.
А потом небо обрушилось на нас, а пламя — не погребальное, а шумное и живое — кажется, взметнулось до небес. И всё наконец-то стало правильно.
Эпилог.
В море не было ничего величественного. Грязноватые волны накатывали на берег, тревожа потерявший форму и цвет мусор, и уходили обратно ни с чем.
Мы сидели на камнях. Рассвет вышел серенький и блёклый, не чета пышной красоте ночи.
— Знаешь, а ведь здесь, по сути, край света. Пока у нас нет средств связаться с тем берегом, — говорю я. Смешно: пока мы добирались сюда, я подсознательно ждала увидеть стену небесного купола.
— Реальность кончилась. — Дэй улыбается так по-мальчишески, так прежне, что у меня теплеет на сердце. Ветер играет выбившимися из его косы прядями. — Да здравствует мифология с метафизикой.
— Думаешь, о нас сложат легенду?
— Я уже был богом. Не понравилось. Надеюсь, о нас будет кому рассказать Историю. Нудную, скучную, целый раздел учебника. И чтоб интересно только отличникам. Вот тогда я точно поверю, что всё в порядке.
