— Так вы никого не любили?
— Давай на 'ты', — помолчав, сказал надзиратель. — И можешь звать меня Жан.
Вираэл помолчал. Шевельнул одной бровью — Свет, ну откуда у него эта привычка?! И так уже мэйнийские лорды достали! — и проговорил медленно:
— Как скажете... Жан, — с таким по-детски неприступным, явно притворным, видом, что Жан-Жак рассмеялся почти против воли. Почти.
В каком-то смысле он обожал этот танец уступок и отходов на покинутые позиции. Обожал, и ненавидел.
Смех стоил крошечной уступки. И потому он сказал:
— Любил.
Вираэл помялся, крутя в пальцах то ли кольцо, то ли камешек — какую-то безделушку, немагическую, слишком маленькую, чтобы быть опасной, и явно ничего общего не имеющую с отмычкой. В общем, пусть балуется. Всем иногда надо занять пальцы. Как иногда простая перемотка шерстяной нити успокаивает готового отдать концы пленника, стоит ненадолго снять его с растяжки! Потом, правда, клубок, заскорузлый, жесткий, неопределенно-коричневого оттенка приходится выкинуть. Но психологический эффект остается. Да и нищим прибыток — коли споро отмоют. Глядя, как тонкие, кажущиеся полупрозрачными пальцы — исключить из настоя отвар асфодели, а то он к заказчику, не дай Свет, совершенно проницаемым для солнечных лучей прибудет! — машинально плетут косицы из неровной бахромы по краю старого пледа, Жан усмехнулся снова.
— А... кого? — все же спросил пленник.
Паладин, если верить слухам. Но... ведь не просто так их отряд нагоняет страху на половину Империи, не так ли? Боятся, значит, уважают. Что ему какой-то паладин уничтоженного Храма? Жан искоса смотрел на его лицо, чуть чересчур точеное, чтобы воспринимать паладина, как должно. Темные — злобные и жестокие, их паладины — фанатики и варвары... Представить, как вот этот вот поднимается и планомерно разносит целый город, у Жана не получилось бы и под страхом смерти. Впрочем... Он как никто знал, что зачастую дьявол избирает для себя самую выгодную оболочку.
Дверь негромко хлопнула.
— Ведьмачку, — морщась, уронил Вик. — Эй, Жан, тебя командир зовет. Я посторожу.
Жан-Жак медленно поднялся. Вираэл усмехался, следя за ним краем глаза. Вик только фыркнул, да вздернул подбородок. Каблук делал его выше как раз достаточно, чтобы смотреть слегка сверху вниз, но Жана это не смущало. Он слишком быстрым для глаза движением опустил руку на тонкую сравнительно шею и толкнул, одновременно последовав за отлетающим телом. Навалился продумано мягко, и неумолимо. Не вырваться.
— Ответишь... головой, — прошептал на ухо и вышел.
Вик зашипел, прожег взглядом закрытую дверь, нервно растирая горло. Развернулся, негромко матерясь себе под нос, пнул подвернувшегося не вовремя пленника. И застыл. Пальцы сжимали его щиколотку и выворачивали легонько. Вираэл смотрел на него снизу вверх и улыбался.
— Ничего не хочешь мне сказать?..
— Нет! — яростно прошипел Вик, дергая плененной конечностью.
— Плохо, — признал пленник и резко крутанул его ногу.
Вир взвился в воздух, чувствуя, как чужие пальцы отпустили лодыжку. Крутанул сальто и приземлился на пол. Кто из них был больше удивлен — вот вопрос.
Вик нахмурился, разглядывая красивое как на картинке лицо, на котором, казалось, жили только брови, волосы да глаза. Так бывает — когда носишь внутри что-то. Плохое ли, страшное... Что-то, отчего, как кажется, можно рассыпаться на куски. Он это знал по себе.
Вираэл медленно пару раз сблизил ладони, извлекая ритмичные деликатные хлопки.
— Здорово, — признал, помолчав. — Научишь?
Ловец растерянно моргнул.
— Чему? — переспросил, часто моргая.
Вираэл не удержался.
— Ну как же! Бальным танцам, брейк-дансу, стриптизу в воздухе... — протянул с комично серьезным видом.
Вопрос на счет того, что такое брейк-данс, замер у Ловца на губах.
— Стриптизу?! — с начинающимся нервным тиком прошептал Вик, с трудом проталкивая звуки сквозь перехватившее горло.
— Угу,— кивнул Вираэл. И даже пальцем показал, невежливо и неумолимо.
Сзади обтягивающие брюки Вика треснули по бокам от шва, и радовали единственного невольного гостя кабинета видом то ли сиреневых стрингов, то ли просто очень узких трусов цвета фуксии, врезавшихся в тело.
Не дожидаясь дальнейших реакций, парень взвыл и бросился на пленника, с мыслью оторвать ему голову... или хотя бы сломать шею.
Когда вернулся Жак, мы делали шестой — или седьмой почетный? Тьма вспомню! — круг по разгром ленному кабинету, сцепившись намертво, будто сиамские близнецы. Вот странно — чем больше Вик бесился, тем сильнее меня разбирал смех... Удар по голове чем-то мягким и тяжелым. И темнота...
Казалось бы — ну, Комиссия и комиссия, что тут такого? А не тут-то было! Приходить в себя на этот раз до жути не хотелось. Что-то где-то капало, но совсем близко, в уши били далекие голоса, и жар ослеплял. 'Ослепляющий жар' вынудил меня осознать собственную неадекватность и все-таки проснуться. Или прийти в себя. Кому как нравится. Да и голова раскалывалась так, будто ее разрубили на две части, а потом сшили грубыми нитками. Узлами внутрь.
Я медленно приподняла ресницы, стараясь не показать раньше времени, что очнулась... И только выдохнула раздраженно, нос к носу столкнувшись с жизнерадостным ангелоподобным обладателем карих глаз и черных ресниц. Я почти позавидовала, но тут он открыл рот... и я отчаянно задергалась в путах. Или в чем там? Судя по звяканью и лязгу, цепи. Амбре дыхания этой ходячей химической атаки заставил меня мечтать о бегстве.
Несколько озадаченный моей неожиданно проявленной активностью, невезучий обладатель глубокого кариеса и, определенно, жутчайших проблем с желудком, немного отодвинулся, пропуская ко мне куда менее красивого мужчину лет сорока. Я обрадовалась ему как родному. Он пах дорогим табаком и мятой! Ммм, какое наслаждение... Глядя в мои постепенно туманящиеся от неземного восторга очи, мужчина почувствовал себя слегка не в своей тарелке.
— Командор шестого отряда ловцов, Ёган Лорх, Комиссия по надзору! — от полноты стесненных чувств браво гаркнул он, встав навытяжку, справедливо в чем-то решив, что привычные действия успокаивают.
Мы с любопытством поморгали друг на друга, причем я косила почему-то под блондинку, а он — под 'анекдотичного' прапора, но совершенно с одинаковым эффектом. Чарующие своим скудоумием лица не омрачала ни одна дельная мысль. Не дельная тоже. Воцарившийся 'раздрай' первым надоел бравому офицеру. Еще бы, с таким именем у него просто выхода иного не было, как быть примером образованности, интеллигентности и интеллектуальности. Не удержавшись, я снова втянула полной грудью приятный запах.
Ёган вдруг покраснел и, сбиваясь, забормотал, что с боевого выезда и не успел переодеться и принять душ. Когда он понял, что бормочет, его сотоварищи смотрели на него с видом, сделавшим бы честь бывалым баранам, а у меня челюсть никак не вставала на место. Слишком низко легла на грудную клетку от потрясения.
Впрочем, военный значит военный. Одной ладонью небрежно вправив мне челюсть, он одновременно оглядел свою команду и хорошо поставленным начальственным ором быстро раздал всем сестрам по серьгам, всем квакушкам по кочкам, и всем солдатам по чрезвычайно ценному поручению. В воцарившейся суете только мы двое являли образчик спокойствия и разумности в безумном и суетном мире.
— Так вот, собственно, о чем это я? — попытался вернуться к теме дознаватель.
Но я к теме вернулась раньше. Правда, к другой.
— А чем ты пахнешь после душа?
В воцарившейся тишине вдруг с грохотом стали падать застывшие на середине движения солдаты. Лишь трое кое-как устояли на ногах, причем один проявил такие чудеса акробатической ловкости, что командор Лорх не мог этого не оценить, похлопав его по плечу и тут же отвесив отческую оплеуху.
Дознаватель посмотрел на меня. Потом, почему-то, на носки своих сапог. Красивые такие, как расписные. Из кожи горной виверны, почти исчезнувшей и потому особенно дорогой в Империи Света. Думаю, можно не упоминать, что у нас они плодились и размножались столь свободно, что вот уже лет сорок как ни один аристократический род не обходился без ручной виверны, которую носили на плече, или использовали как украшение при необходимости. Правда, мы почти извели белых единорогов, выведя вместо них слегка озабоченных, но очень похожих на белых, златорогих... и отправив оных всем табуном на территории вероятного противника. Но это совсем другая история!
— Ромашкой, — вдруг признался командор.
Я так задумалась, что без всякой задней мысли вздохнула и смущенно, вероятно, в свою очередь, заявила:
— Ну, если ты настаиваешь, я попробую звать тебя Ромашкой, но могу и сбиться! Боевой офицер-Ромашка это, знаешь ли... — мой голос так и сочился сомнением.
Договорить я не успела. В смысле, договорить я договорила, но мне себя саму было не услышать, такой кашель стоял вокруг. Буквально эпидемия кашля!
— У меня гель для душа с ромашкой... — процедил взбешенный командир сквозь зубы.
— Гель? — распахнула глаза я.
— С ромашкой? — преданно прокашлял доверенный личный состав, давясь очередным приступом.
Странно. Вот у мэйнов никого не удивишь, что у командиров и притирания, и драгоценности, и мази, и кремы, и еще сотни косметических препаратов для ухода за лицом и телом. Это не говоря об усладах души. Люди же — обычные короткоживущие люди — почему-то, напротив, как-то неадекватно воспринимают желание мужчины держать себя во всех смыслах в форме. Особенно в военной среде. Забавно, но часть наиболее ярких в плане облачений и внешнего вида мужчин в армии — либо разведчики/шпионы (смотря с какой стороны посмотреть), либо извращенцы. Интересно, мэйнам проще, потому что они извращенцы в той или иной степени все, или это просто такой вот выверт сознания?
Пока уже личный состав преданно уточнял у командования вид и свойства косметических средств, я позволила себе немного подумать [О, Вир, растешь! Ты еще и думать немножко научилась?..]. Кстати, может, кто мне объяснит, что такого в геле с ромашкой, пусть и медицинской, из натуральных компонентов? Я так и не сообразила.
Пока командир поспешно ликвидировал спровоцированный мною стихийный допрос с пристрастием и нарушением части армейских норм, но с соблюдением внутрикомандных, я упорно пилила стальной обруч на левом запястье. Почему левый? А у меня правое запястье чуть уже, в случае чего, вырвать руку из браслета проще. Кандалы здесь, не смотря на наш просвещенный век, антимагические, но одинаковые. Понятное дело, пилила я потому пилочкой, алмазной, для ногтей, а потому дело шло туго. Но все же шло.
Наконец власть имущее лицо устало от воцарившегося либерализма и безжалостно искоренило демократию на корню, применив авторитарные меры путем контроля и учета выполнения уже отданных приказов, и сверх щедрой раздачи новых. Лучше б он слонов раздавал. Вы можете представить себе того, кто способен за раз достать из карманов девять довольных жизнью слонов? Я нет. В лучшем случае им же будет тесно в карманах!
Личный состав с неохотой вернулся к несению службы. Проба пера (голоса) в роли стресс-журналистов их вдохновляла явно куда больше, однако командир не сдавался и полчаса спустя, одновременно с тем, как я распилила браслет, порядок и довольство в коллективе было восстановлено. Правда, командору Ёгану Лорху пришлось пообещать поделиться с ними гелем, причем в какой-то странно звучащей форме, но в подробности я не вдавалась, вместо этого наконец-то найдя время оглядеться.
Моим 'обиталищем' оказался небольшой подвал, который, в равной степени, можно было оборудовать в стационарном доме, либо зачаровать в каком-нибудь подходящем предмете, что позволило бы сэкономить время и деньги. Для Комиссии эти категории очень важны, потому я уже не сомневалась, что подвал мой спрятан где-то. Это могла быть лампа, кувшин, чье-то седло, ожерелье — но, судя по шероховатой кладке стен, местом моего заключения [надеюсь, временного] стал некий деревянный предмет. Игрушка? Точно нет. Командор Лорх себе такого позволить не может, а то даже его подчиненные про букву 'р' в его фамилии забудут. А значит, это меч. Деревянный меч, например, боккен, который везет кто-то в реальном мире, позволяя остальной команде не отрываться от 'производства'. Следовательно, их более десяти — неужели ко мне в комнату все не влезли? — и этот метод перемещения у господ отработан. Я не сразу сообразила, что ненароком раскрыла одну из тайн местной спецслужбы — наши все больше Коридоры Хаоса пользовали, а там жертву не допросишь. Жизнь бы сохранить.
Наконец, суета несколько стихла. Дислокация получилась следующая. Я стояла у стены, в одном наручнике и с половиной второго на запястье, упорно прикидываясь беспомощной жертвой служебного произвола. Наличный личный состав в мыле и пене, преданно пожирающий глазами высокое начальство, которое от такого внимания к своей, в сущности, скромной персоне нервничало и дергалось. Что можно делать в замкнутом помещении типа подвал, где даже лестница одна и та железная, к люку наверху? А что можно приказывать? Ненадолго я пожалела, что упустила суть этих команд. Это же надо иметь такое воображение, чтобы придумать сотню бессмысленных дел, а главное, с соответствующим видом все их выполнить, выказывая энтузиазм и глубокое понимание степени ответственности по поводу высокого доверия начальства!
Увы, начиналось самое неприятное. Допрос. Сообразила я это с запозданием. Сначала командор с улыбкой полного морального превосходства вбил мне колено в живот. На одном звене кандалов, едва касаясь носками пола, я получила море ощущений! Отчаянно хватаясь пальцами за цепь над наручником — благо, кольцо я все же только распилила, а не разогнула, я пыталась заново научиться дышать, одновременно бормоча ругательства сквозь зубы. Правда, без должного вдохновения, как решил командор Лорх, от всех щедрот ударив меня еще раз. Потом еще, и еще... удары сыпались один за другим, с такой частотой, что я даже зон поражения толком не ощущала. Тело как-то слишком быстро сделалось распухшим и вялым, воздух обжигал горло, перед глазами поплыли круги, а сознание переключилось на сугубо формальные категории, потому, когда командор Лорх, закончив первичную обработку, с милой улыбкой отводящего душу беса ласково так спросил:
— Ты кем будешь, что мы за тобой два месяца по всей Империи гоняемся? — я не нашла ничего лучше, как выпрямиться, с презрением сплюнуть ему под ноги (чтоб не захлебнуться) и с ядовитой насмешкой процедить:
— Полагаю, даже человек со столь говорящей фамилией способен признать простейший факт того, что у окружающих есть иные занятия, чем с покорностью и смирением, присущим скромным инокам, табором следовать за его бравым отрядом с целью мгновенного облегчения поиска своих незаменимых персон, буде такое желание или необходимость у господина командора появится?
Как я все это выговорила, не задохнувшись, не представляю! Легкие как жгло изнутри. Значит, побили сильно, но, кроме боли, почти безопасно. Ребра не сломаны, ничего не отбито. Так, разве что зуб шатается.
