— Банн Теган упоминал что-либо о семье Хоу? — перебил друга Командор, непроизвольно оглядываясь назад. Хотя в темноте среди повозок и плетущихся в мохнатых верхних одеждах гномов узнать кого-то было трудно, еще издали ему довелось разглядеть конного Зеврана, возвращавшегося к голове колонны в сопровождении Дюрана Эдукана, для которого, как видно, откуда-то тоже выпрягли лошадь. Гномий лорд вынужден был ехать в повозке из-за сильной простуды, что он подхватил третьего дня, и которую даже чародейство Морриган, как оказалось, все же могущее исцелять и гномов, не могло излечить до конца. Кусланд видел принца несколько часов назад, изнуренного жаром, и та поспешность, с которой Эдукан пожелал встретиться с потомком Тейринов, явно свидетельствовала о том, какое значение он придавал этой встрече.
— Эрл Хоу сейчас — один из главных приближенных регента Логейна и его правая рука, — обрадовал Алистер, тоже оглядываясь на приближавшихся всадников. — Он назначен эрлом Денерима вместо Уриена Кенделса, павшего, насколько смог узнать Теган, в битве при Остагаре. Сын и наследник Кенделса Воган же бесследно исчез. По некоторым сведениям, исчез он — на веки вечные. Люди Хоу умеют заметать следы.
— Я еду с вами, — мысль о том, что горячая вода, поздний завтрак, постель и отдых после долгого и утомительного пути, вновь отодвинулись далеко в бесконечность, уже не волновали Айана в сколько-нибудь значительной степени. Упоминание имени Хоу словно придало ему новых сил. — Когда мы выезжаем?
— На рассвете, — еще раз напомнил Алистер. — Это где-то через две полных временных меры. Малым отрядом, дабы не привлекать внимания и двигаться как можно быстрее. Рысью на четвертый день должны быть уже в Денериме и...
— Приветствую достойного сына людей, потомка Мэрика Тейрина, что род свой ведет от благородного Каленхада! — грянуло со стороны, и гномий лорд Эдукан выехал вперед с приветственно поднятой рукой. — Да будут благословенны пути, что свели нас, как союзников, и пусть в нашем великом деле высшие силы даруют нам победу!
Часть 66
Капитан храмовников и правая рука должного со дня на день прибыть из башни Круга рыцаря-командора Грегора Бьорн Хосек закрыл, наконец, дверь в отведенную ему комнату, поставил свечу на заваленный самым разнообразным хламом стол, и теперь только позволил себе с шумом выдохнуть. День выдался тяжелым. Тяжелее, чем предыдущие. Хозяин замка, благородный эрл Эамон, покинул Редклифф ранним утром четвертого дня, а вместе с ним уехали королевский бастард и Командор Серых Стражей, перевалив все заботы о приеме гномьего войска и расположении его на лагерную стоянку на плечи управителя замка и капитана храмовников. Хорошо справлявшийся с людьми и эльфами, сэр Бьорн едва понимал пришлых гномов, стараясь обойти их военачальника так, чтобы тот не знал ни в чем обиды. Попутно приходилось следить за распределением провианта, содержанием и умножением оружия, лошадьми, коих с храмовниками прибыло немало, а труднее всего — не дать глядевшему исподлобья друг на друга разношерстому войску Стражей сцепиться друг с другом ранее битвы.
Бьорн дернул щекой, делая шаг внутрь комнаты, к укрытой медвежьей шкурой постели. Мигом позже он выхватил меч, выставляя его перед собой.
— Я знаю, ты там, — сообщил он шкафу, темневшему в дальнем углу комнаты. — Выходи. И не вздумай... дурить. Меня магией не проймешь.
Слова, обращенные будто бы к пустой комнате, не остались без ответа. Почти сразу после того, как отзвучал голос храмовника, тяжелая штора, ниспадавшая по обе стороны от окна, без шелеста выпустила из-за себя тонкую женскую фигуру. В несколько быстрых невесомых шагов она вышла на свет и остановилась напротив капитана, поигрывая магическим посохом.
— Не так от магии ты защищен, как мыслишь себе, храмовник, — насмешливо проговорила гостья, поглядев на острие клинка. Хосек опустил меч и поднял бровь.
— Кто ты? — без сомнения, с полным правом вопросил он, обходя стол так, чтобы горящая свеча оказалась между ним и стоявшей в стороне женщиной. — Я не помню тебя среди отступников.
Гостья усмехнулась, делая шаг вперед. Храмовник вновь переместился так, чтобы между ними оставалось пламя свечи.
— Ужель меня не помнишь ты? Тебя узнала сразу я, увидев только. Как ты такого, забыть непросто. Сколько лет бы ни прошло.
Сэр Бьорн нахмурился, в неясном колеблющемся свете единственной свечи напряженно вглядываясь в красивое лицо той, что, усмехаясь полными губами, стояла напротив него. Одно за другим из глубин памяти проступили и ушли в небытие лица молодых крестьянок и юных магинь, припомнилась даже уже сильно подзабытая, полнотелая, еще нестарая горожанка, в доме которой пришлось заночевать на последней стоянке перед многолетним заточением в ферелденском Круге. Но этого именно лица — ни искаженного нечестивой страстью, ни перекошенного в гадливом, беспомощном страдании — он так и не припомнил. Капитан храмовников готов был поклясться перед Создателем, что никогда за всю свою греховную жизнь не держал в своих объятиях этой молодой женщины.
— Вспоминаешь не о том. Гораздо раньше мы встречались, чем стал обнимать женщин ты. Не узнал неужто? Припомни ночь, что изменила жизнь твою.
Некоторое время в комнате висела тишина. Ее прервал храмовник, непроизвольно издавший короткий выдох, явно свидетельствовавший о том, что он вспомнил, наконец, где мог видеть свою позднюю гостью.
— С чем ты пришла? — ничем, впрочем, больше не показавший своего волнения, он качнул мечом уверенно и спокойно. Отблеск огня пробежал по длинному широкому острию, на миг высветив выгравированный на лезвии знак Андрасте.
Молодая ведьма, что ребенком еще заманивала в болота на верную гибель целые отряды храмовников, сделала еще шаг вперед. Но капитан так же уверенно переместился за свечу.
— Не стоит, — спокойно предупредил сэр Бьорн, указывая глазами на огонь. — Я знаю ваши уловки. Разговор будет только так. Или убирайся.
— Удивлена я, что уловки знаешь, всю жизнь лишь комнатных магов пестуя, — больше не пытаясь приблизиться, женщина сложила руки на груди. — Прямо тогда говорить я буду. Назад зим множество, вломившись в дом наш, вещь унес одну ты. Что тебе не принадлежала. Когда хватилась мать моя, что с тобой вместе исчез гримуар черный, в котором мудрость вся ее хранилась, в гневе была она сильном. Проклинала тебя за выходку твою и себя за мягкосердечие, свободу тебе подарившее. Утешала лишь она тем себя, что недолгую жизнь тебе пророчила. Не живут с проклятием, что на тебя наложила. Гримуар же до сих пор не уничтожен. Не порван, не сожжен. То чувствовать может каждый, связь кто с Тенью имеет и касался хоть раз его. Оттого, увидев тебя, и узнав, кто ты, вспомнила я про то, что у тебя осталось и, бросив Стражей, в Круг магов поспешила. Догадывалась, что там только мог книгу эту ты спрятать.
Напряженно слушавший речи ведьмы капитан невольно усмехнулся.
— Потом свою поняла я глупость. Коль скоро так мало храмовников осталось стены Круга охранять, то ценности, что там хрянятся, спрятаны должны были быть крепко. Так и оказалось. Сторожей башни обмануть смогла я легко. Но сколь ни искала я, гримуар черный был мной не найден.
Хосек поднял брови, опускаясь в деревянное кресло. Меч он положил перед собой на стол.
— Рыцарь-командор Грегор, по-видимому, опять был сильно пьян. В Круге остались только его люди. Теперь любая нечисть может пробраться в башню безнаказанной. Забирая оттуда всех моих храмовников, я совершил ошибку. Благодарю тебя за то, что ты указала мне на нее.
Молодая ведьма шагнула к столу. Ее желтые глаза сверкнули.
— Так долго я оставалась там, что почуять могла книгу, будь она в башне. Ее не было. Приставлена я Стражей Серых оберегать в пути. Оставила я так надолго не затем их, чтобы с руками пустыми мне быть. Где книга матери моей, храмовник?
Так же спокойно капитан разгладил короткую светлую бороду.
— Ты смелая женщина, дочь ведьмы. Явиться ко мне, чтобы требовать мою книгу, — особенно выделив слово "мою", он качнул головой. — Зная, что я вспомню, кто ты и что делала, — Хосек поднял глаза. — Ты, вероятно, действительно очень спешила. Иначе могла бы узнать, что захоти я разобраться с тобой, тебя не спасет таже заступничество Стражей, о котором говоришь.
Он резко поднялся. Ведьма непроизвольно сделала шаг назад. Но вызванное неожиданностью, ее замешательство тут же прошло, уступив место раздражению.
— Храмовник, не угрозы твои выслушивать пришла. Вернуть ты должен то, что без права взял.
Капитан хмыкнул.
— Или что? Наложишь на меня еще одно проклятие? Ты опоздала, ведьма. Этим меня уже не напугать, — он забрал свечу и, обойдя стол, направился к своей поздней гостье. Женщина оставалась на месте, явно не желая отступать, но по ее напряженному лицу было видно, что она была готова к чему угодно.
Подойдя вплотную к ведьме храмовник некоторое время молча стоял напротив нее. Собеседники взаимно пожирали друг друга глазами, но если желтый взгляд ведьмы горел ненавистью, ее противник был внешне спокоен. В неприятном, узком лице храмовника читался глухой, въевшийся в естество гнев и какое-то понятное ему одному внутреннее торжество.
По-видимому, посетительница что-то решила для себя. На миг прикрыв глаза, она, усилием воли, отрешилась от ненависти ко всем таким, как ее собеседник. Ненависти, что была вызвана противостоянием, начавшимся задолго до рождения их обоих.
— Не ругани ради я здесь. Предложить тебе хочу, — она окинула рыцаря с головы до ног понимающим взглядом. — Не знаю, как смог в живых ты остаться. Проклятие матери моей — тяжкое бремя. Не снять магу простому. Но в этом могла бы тебе я помочь.
На этот раз молчание длилось дольше. В лице стоявшего напротив ведьмы храмовника нельзя было прочесть ничего, но она знала, что рыцарь не мог не думать над ее предложением.
— Ты утверждаешь, что сможешь снять проклятие, — наконец хрипло пробормотал сэр Бьорн, по-видимому, больше для себя, и прокашлялся. — Откуда мне знать, что ты не лжешь? Впрочем, я могу это проверить. Сними его сейчас. Хоть на недолгое время. Чтобы мне убедиться, что в твоих словах нет обмана.
— Я не лгу, — молодая ведьма усмехнулась уголком рта. — Но для того, чтобы проклятие снять, нужна мне книга. В ней есть запись об этом чародействе. Я...
— Все, довольно, — до того прислушивавшийся храмовник как-то сник. Во всем его облике появилась едва ощутимая горечь. Сэр Бьорн сделал шаг назад, не отрывая глаз от ведьмы и не опуская свечи. — В книге нет ничего о природе моего проклятия, — он зло дернул головой. — Должно быть, только твоей матери о нем известно. Ты же — молода и знаешь мало. Кто ведает, вдруг, книга тебе нужна только затем, что с ее с помощью ты сможешь сжить матушку со свету и самой сделаться полновластной владетельницей всех болот? Вы, ведьмы, как пауки в одном сосуде — одна обязательно желает пожрать другую, — он медленно вернулся к столу. — Благодари судьбу за то, что я помню тебя среди Стражей, иначе бы тебе не уйти отсюда живой.
Он кивком указал на дверь.
— Уходи, ведьма. Плети свои интриги, пока можешь. Но я — не стану тебе помогать.
Горящие желтым глаза гостьи сузились. Она шагнула вперед, вновь оказавшись в непосредственной близости от капитана.
— Не отворачивайся ты, храмовник. Должна я получить книгу эту. Не себя — мира ради я стараюсь. Понять тебе стоит.
Хосек взглянул на нее исподлобья. Теперь он уже не скрывал своих настроений, искренне тяготясь обществом назойливой посетительницы.
— Рассказывай, — тем не менее, серьезно и терпеливо потребовал он.
Какое-то время женщина молчала, точно прикидывая, стоит ли утерянная важная книга того, чтобы открыться врагу. Потом с усилием мотнула головой.
— Не могу. Нельзя. Верни мне гримуар, храмовник. Взамен проклятие сниму. Слово мое.
Капитан устало хмыкнул.
— Если я не буду знать, зачем, ты попусту тратишь время, ведьма. Лучше... уходи сейчас. Пока ты не сказала чего-то такого, после чего я не смогу тебя отпустить... живой.
— Верни гримуар! Для тебя ценности нет в нем. Ты не способен все равно понять, что там, даже если бы читал его. Я же...
— Я читал эту мерзкую книгу, ведьма, — возвысил голос долго сдерживавший гнев сэр Бьорн. — Именно поэтому пока я жив, она не попадет больше в руки таких, как ты или твоя мать. В последний раз говорю тебе — уходи! Или я...
Он не договорил, но этого и не требовалось. Загорелая кожа гостьи пошла красными пятнами. Однако вид возвышавшегося над ней тяжело дышавшего храмовника внезапно будто успокоил ее. Она подняла руку на уровень глаз капитана. Тот следил за движениями тонких пальцев, точно каждый из них мог его укусить.
— А ведь знаю, каково сейчас тебе, — как будто устав спорить, почти ласково проговорила вдруг ведьма, меняя разговор, но не опуская руки. — Нести тяжело бремя это, рыцарь могучий. Годы, месяцы, дни, каждый сердца удар... — она улыбнулась. — О да, умею я чуять... желаний тысячи разрывают теперь даже. Но самое жгучее, что жжет сильнее, чем лириум, что пьешь как воду ты... Что сильнее пламени, которому магов предаете вы неверных... Что жарче светила дневного... — она качнулась вперед, словно принюхиваясь и чуть прикрывая глаза. — Да, это похоть, храмовник! Теперь даже желаешь пустить это пламя... И спалить им нас обоих, — гостья открыла глаза, оказавшись вдруг очень близко от замершего Бьорна. — Вижу, тверд. Иной не смог бы слово матери перебить волей только. И книгу не отдашь, задумал так если.
Хосек сглотнул. Внимательно вглядывавшяся в его лицо ведьма ухмыльнулась.
— Думаешь, победил ты, рыцарь, Церкви верный? Пусть так. Но книга матери моей ненайденной пусть останется. Ни мне. Никому, — она повела плечом. — Ну? Что медлишь ты? Горишь ведь так, что и без магии почуять можно. Так освободи пламя, тебя пожирающее, храмовник. Дай свободу ему!
С последним словом молодая ведьма вдруг резко подалась вперед, впечатывая кончик пальца в покрытый испариной бледный лоб рыцаря и, одновременно, задувая свечу.
Перед взором сэра Бьорна точно одновременно взорвались все звезды. Бросившаяся в его лицо распавшаяся в свирепую пыль ведьма запотрошила глаза, на несколько мгновений лишив зрения и слуха, заставив забыть обо всем. Когда он снова смог видеть и чувствовать, в комнате уже никого не было. Сэр Бьорн встряхнул головой, точно желая сбросить последние крупицы несуществующей пыли, и — вдруг почувствовал знакомое жжение.
К постоянным болям, усиливавшимся после приема очередной порции лириума, он уже успел притерпеться и, как правило, почти их не замечал. Однако, на этот раз исушавшая его изнутри мука не была ровной. Она делалась все сильнее, постепенно из нутра пробирая все мясо до последнего его волокна. Палящий жар поднимался из глубины его естества, пробивая путь на свободу. Не веря себе, сэр Бьорн посмотрел на свои руки. Незащищенная металлом кожа дымилась. Из-под доспеха тоже валил густой дым.
— Проклятая ведьма!
Пламя вспыхнуло, как на просмоленой пакле. Храмовник взвыл, завертевшись, точно гоняющийся за хвостом молодой мабари, более походящий теперь на живой факел. В последних крупицах соображения он бросился к ложу, подхватил с пола стоявший у изголовья кувшин с водой и — опрокинул его на себя.
