— Хорошо, — согласился Станислав Альбертович, утратив запал лектора, стал просто рассказывать, — Обычно больные расслоением личности всё же имеют основную личность. Когда в их сознании ведущую роль играет другая личность, та, основная личность — не помнит ничего, что происходило за время его, так называемого, отсутствия. Тут же мы — просто не имеем основной личности. Никакой. Лишь маски. Которые он виртуозно, на ходу — меняет. И, внесу небольшую интригу — тайная личность всё же есть. Предлагаю вам её найти. Кроме этого — в наличии шарада. Кто из перечисляемых персонажей — реальная личность, а кто — плод воображения самого Бабуина? Подсказка и очевидное — все эти разговоры — с так называемыми 'майором' и 'полковником'. Не существующими и никогда не существовавшими. Они — плод его воображения, его иррациональной, наивной веры в 'органы', в какую-то мифическую, кристальную чистоту и во всемогущество 'чекистов'. Миф, созданный самим КГБ на закате его существования. На записях нет этих офицеров, нет видео, их голоса — изменённый голос самого Бабаева. Как вы увидите — двери камеры не открываются, он курит несуществующие сигареты. Естественно — в журнале посещений никого и ничего.
— Зачем же эти 'майор' и 'полковник'? — удивляется Виктор.
— Откуда мне знать? Может он просто хочет таким образов всё это рассказать? Якобы — автобиографию? Убедить нас в чём-то? А может это — его такой больной юмор. И всё это — очередное представление, спектакль, его очередная, хитровывернутая игра, чтобы убедить нас, что он реально видит несуществующих людей, фантомов. Этого я тоже не могу отрицать. Он — тот ещё фрукт! Обман, завёрнутый с загадку, спрятанный за ширму в тёмной комнате в доме, которого и не было никогда.
— Всё же, кем вы сами его считаете — больным психом или всё же изощрённым хитрецом?
— Ну не здоровым же! — пожал плечами Станислав Альбертович, в интимной обстановке съёмного номера снявший костюм и галстук, расстегнув верхние пуговицы рубашки, — Даже если всё это — такая игра — это тоже не исключает серьёзного психического отклонения. Он — самая большая удача за всю мою богатую врачебную практику! Такого богатого букета всего-всего, да — разом, переплетаясь, живя, перетекая одно в другое — я не припомню. Он же — самая моя большая неудача. Я просто бессилен ему помочь. Более того, я не хочу этого делать!
— Почему? — Виктор смотрел внимательными и хитрыми глазами журналиста.
— Сами увидите, — ответил Станислав Альбертович, — Тут есть пересказ им лично его истории болезни. Как и когда в сознании Саши Бабаева появился Бабуин, как он вытеснил оттуда сознание самого Саши Бабаева. Настойчивые видения и параноидальные бредни его преследовали, наверное, всегда. Я даже точно не могу сказать — осознаёт он реальность своих фантомов или нет? Ведь он человек, даже не с двойным, не с тройным дном. Сколько их там, подуровней сознания? Что, впрочем, не мешало ему оставаться крайне циничным и расчётливым типом. Гением, в своём роде. Все свои злодеяния он обставлял так, что в них виноват кто угодно, но только не он! 'Само так случилось'! Это — идёт лейтмотивом всей его такой вот автобиографии, его слоган, торговая марка, если хотите. Его особенность психопатии. Только до определённого момента всё это проходило как мелкое хулиганство или забавные, хоть и жестокие розыгрыши. Но вот после службы в армии — он начал убивать. Кстати, обрати внимание — никакого Стасика, упоминаемого им в слезливой, трагической басне — нигде не было. Можешь поднять документы. Описываемый им человек имел другое имя. Его нашли с перерезанным горлом на территории части. Убийца так и не был пойман, убийство не раскрыто. Убитый был зарезан не в боевой обстановке. Стасиком он стал — в пику мне, ведь впервые имя — Стасик — всплывает при нашем с ним разговоре, ведь я — представился, как воспитанный человек. Такой вот юмор — он на ходу перекраивает собственные басни с таким прицелом, чтобы уязвить меня. Будто он мне перерезал горло. Кстати — первое признание в убийстве. Первая метка на его личном кладбище. Дальше — больше! Если как следует копнуть архивы МО, то можно легко отследить, что именно Бабаев сдался в плен боевикам, а не Стасик, и добил всех своих сослуживцев он, сержант Бабаев, по указке боевиков, вымаливая себе жизнь. За это его оставили в живых. Он имитировал ранения, попытку самоубийства. И опять ему всё сошло с рук — никаких прямых улик! Никаких свидетелей.
Виктор смотрел огромными глазами:
— Я попал пальцем в небо?
— Именно этим вы меня и заинтересовали, молодой человек, — согласился Станислав Альбертович, запуская проигрываться нужный ему файл, — Оцените эту сцену — он признаётся своей жене и дочери, что именно он — тайный заправила города. Вроде, как и в шутку, но каждый ведь преступник хочет быть разоблачённым? Его — разоблачили. Настолько невероятным оказывались улики, что следствие упорно игнорировали очевидное! И всё же — вопросы были заданы теми, кому следует в первую очередь заподозрить неладное. Он подстраивает убийство начальника полиции города. Довольно ловко, должен признать. Ослепив случайного водителя лазерной указкой. Хотя, наличие свежевырытой могилы рядом с местом упокоения его собственных родителей говорит о том, что вариант с лазерной указкой был — экспромтом. Возможно, разговор пошёл не так или закончился не по его сценарию. Видимо, офицер полиции пытался сбежать с места собственной казни. Если бы Бабаеву удалось задуманное изначально, то начальника полиции искали бы ещё долго. Никто бы даже не подумал проводить вскрытие могил. Зачем? Опять — никаких следов, улик. Но, планы пришлось менять на ходу. Возможно, после этого он и запаниковал. Ведь даже такие расчётливые гении могут ошибаться? Или очередной приступ особо сильной паранойи. Потому он пытается зачистить за собой всех, кто так или иначе мог догадаться. О чём догадаться? Лишь он знает. Возможно, причина покушений на людей — именно обострение приступа паранойи. В большинстве случаев его хитрые ловушки захлопываются впустую. Но есть и жертвы.
Станислав Альбертович запускает ещё файл:
— А вот тут, впервые, проявляется его страсть к сжиганию людей. Когда он признаётся в убийстве, якобы сожалея о гибели в огне Пустобрюхова, тут же — восхваляя самого себя — восхваляя преступление, совершённое, как ритуал, как свою 'тризну по убитому', погребальный костёр. Оцените изощрённость этого урода! Убить, сжечь, признаваться в убийстве, не признаваясь! Но, с этого эпизода появляется его почерк. Попытки сжигания людей — его визитная карточка. Ты сам сможешь проследить. Горящие люди — на каждом его шагу. Особенно он старался, чтобы сгорали — заживо.
Станислав Альбертович выпрямляется, в предвкушении улыбается:
— Собственно, это — главная статья обвинений. Ну, это на поверхности. Следствие — ведётся. Но, есть и то, что не привлекает внимания, хотя и лежит на виду. Этакая изюминка штриха к портрету — кто такой Колян, как по-твоему?
— Его друг? — пожал плечами Виктор.
— Которого нет ни на одной записи, ни один очевидец и свидетель его не упоминает. Даже когда прямо спрашиваешь о 'Коляне', просишь описать данного человека — описывают самого Бабаева. Не было никакого Коляна!
— Как так? — удивился Виктор.
— И — был! 'Колян' — сам Бабуин, — улыбается, довольный собой Станислав Альбертович, — В отличии от просто воображаемых, со скуки, 'казённых', 'Колян' — ещё одна личность в этом же теле.
— Всё же — шизофрения? — спрашивает Виктор, качая удивлённо головой, — А его родные? Зачем они его в этом поддерживали?
— Теперь не у кого спросить, — развёл руками Станислав Альбертович, — Можем только строить догадки. Его жена пыталась оградить себя и ребёнка от прогрессирующей душевной болезни мужа. Но, как видим, её собственная болезнь основательно выбила у неё почву из-под ног. Как, впрочем, и у него. Он уже считал себя — Богом Всемогущим! И вдруг узнаёт о раке жены. То, что ему неподвластно. Приговор, неотвратимый и неизбежный, который вынес — не он. Унижение!
Виктор что-то помечал в блокноте. Станислав Альбертович, с видом глубокомудрого лектора, поучающего первокурсника, продолжал:
— Вы ещё увидите попытки достучаться до мира от Саши Бабаева. Эти попытки — тот 'сферический конь в вакууме'. Он каждому встречному излагает эту схему, прямо ставя Бабуина — в роль Главного Злодея. И что? Да всем — плевать! Бабуин знает, что всем плевать, для него всё происходящее — особое наслаждение. Он во всём всем — признаётся. И — ничего! Всемогущество! Неуязвимость! Тогда личность Александра, вероятно, осознающего, во что он превращается, прекрасно помнящий, что уже было совершено, попыталась не допустить геометрической прогрессии свершаемого, совершает отчаянный поступок — пытается закончить злодеяния Бабуина самым радикальным способом. Попытка суицида — провалилась, но имела огромные последствия для внутреннего мира Бабаева. Саша потерял влияние на совокупность личностей — полностью. После неудачной попытки суицида и начались сожжения людей. Тогда и появилась личность 'Коляна'. Сказочного 'добра молодца'. Полной противоположности доселе скрытой, подавляемой тёмной натуре Бабуина.
— Похоже, вы мне сами всю интригу же и сломали, — вздохнул Виктор, — Мрачный друг?
— Именно! С появлением 'Коляна' завершилось сформирование, с последующим обособлением в самостоятельную натуру — и тёмной псевдоличности. Обособив всё самое лучшее в себе — в личность почти святого 'Коляна', всё самое тёмное и тайное он выделил в отдельную личность, условно называемую 'Мрачный Друг'. И если Саша, Бабуин и Колян могли сосуществовать в одной голове единовременно, то вот правление 'Мрачного Друга' воспринималось Бабаевым — как провалы во времени. Именно после таких провалов в памяти и в самобиографии Бабуина и случались цепочки трагических случайностей, к которым Бабаев не имел — 'ну никакого отношения'!
— То есть — никакой мистики и сказочности? — спрашивает писатель.
— Проявления мистики и волшебства лишь в глазах одного, отдельно взятого человека — как раз наш профиль! — гордо возвестил Станислав Альбертович.
— Жаль! — огорчился Виктор, — Читатель падок на сверхлюдей, суперменов, полубогов и полудемонов, одержимых бесами, экстрасенсов и разную непонятную мистическую жуть.
— Разве жути мало в жизни Бабаева? — удивился Станислав Альбертович, — Особенно мрачной стороны его личности.
— Всё же жаль, что волшебство оказалось банальной психической болезнью! — вздыхает Виктор.
Но писатель не долго огорчался. Творческие личности вообще отличаются гибкостью и подвижностью психики. Вот и Вомбатов задумался о другом аспекте происходящей беседы.
— Да вы меня просто озолотили! — воскликнул Виктор, — Это какой полёт фантазии! Целая куча личностей в сознании одного человека! Я всю жизнь буду книжки тискать, не оскудеет жила эта! Чудаковатые злодеи нравятся публике, особенно если при этом злодей — крайне расчётливый и циничный сукин сын, но легко способный расположить к себе доверчивую жертву. Это трогает какие-то глубокие, самые глубинные, потаённые струны в душах. А в данном случае мы имеем даже более того! Злодей — не силой обстоятельств, не ведомый жаждой наживы, а воспринимающий свершаемые злодеяния — как форму развлечения! Как Джокер! А самое страшное — без Бэтмена! Джокер — измывающийся совершенно свободно, считающих свершаемые злодеяния — просто едкой насмешкой над остальными людьми. Вот уж кто настоящий Угнетатель Хомячков! Даже мне не хватило бы фантазии, чтобы такое придумать! А учитывая все эти расистские высказывания, разглагольствования об альтернативной истории, иного летоисчисления, расшифровки слов, всё это 'родноверство'! Каждый найдёт что-нибудь, что лично его — заденет, вызовет хайп и поток брани, начнётся самореклама моих книг! Каждый найдёт своё, родное, мозольное, что именно ему перцем присыплет на открытую рану! Кто увидит оголтелый национализм, кто — шовинизм, кто антисемитизм. Да тут — полный букет '-измов'! Тут прямую речь Бабуина можно приводить прямо целыми абзацами для тотального разрыва натруженных пуканов бедных хомячков!
— Вынужден вас преду... — начал Станислав Альбертович.
— Не стоит, — отмахнулся Виктор, — Я и сам не собираюсь никому показывать свою золотую шахту! Даже своему агенту, а тем более — руководству! Не дурак! Знаю, что меня запросто ототрут и пристроят своего, более родного пишущего негра! Нет! У меня и у самого прямо язык чешется каждому виду, сорту и породе хомячковых уколоть в нежное брюшко словами Бабуина! Хотят они гениального злодея? Надо вам не картонного персонажа, неоднозначного героя? Героя-злодея! На-ка! Со всего маха! Лопатой с навозом по сопатке! Кушай не обляпайся!
Станислав Альбертович покосился на Виктора.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся писатель, — Это давний спор с одним знакомым. Не нужен герой? Не время для героев? Сами не знают — чего хотят? 'Чего-нибудь — этакого' хотят? Хотят отсиженные в креслах нервы пощекотать? Бабуин — в полный рост! Ёкарный Бабай! Я сделаю так, чтобы Бабайка, которым пугают детей, заимел конкретное лицо и личность! Чтоб детки обсирались после недели запора! Пусть внимательно вглядываются в родных и знакомых — не прячется ли там, в глубине — Мрачный Друг с ехидной усмешкой и спичками наголо? Не спросит ли он тебя, однажды: 'А чё ты такой грустный?' Поигрывая ножиком в руках.
Станислав Альбертович встал, взял пиджак.
— И по властным хомячкам пройтись! — продолжал фантазировать писатель, — Серой тотальной массе бюрократии! Пусть в каждом избирателе, в каждом просителе под дверью кабинета — видят Бабуина! Который поднимется по пожарной лестнице в небо, сядет за стол, всей толпой — с Коляном, Мрачным Другом, взводом 'казённого' спецназа и вечноживой ротой ВДВ, и спросит вся эта толпа чинушу: 'А в чём сила, брат?' А тот, обосравшись, поймёт, что Бабуин не с ним разговаривал, потому как он — не брат Бабуину. Они — из разных, никак не пересекающихся народов! Инопланетяне, лишь изредка видящие в окно общие пейзажи, да один народ иногда видит другой — как серую копошащуюся массу червей — в тонированное окно своего лимузина. И будет бюрократ или олигарх гадать — кто ответит на этот вопрос — почти святой Николай Угодник — или Мрачный Друг? И будет молить, чтобы 'казённые' всё сделали по закону. Или вечноживой десант быстро и просто привёл приговор в исполнение! Только — не Мрачный Друг!
Тут испугался даже сам Станислав Альбертович:
— Так ведь и было!
Писатель помрачнел, мрачно выругался:
— Гля! И тут он успел! Когда это?
— В одном из городов, через который проезжал Бабуин, глава местного филиала одной из госкорпораций, он же — крупнейший собственник недвижимости и бизнеса в городе, сжёг сам себя прямо на своём рабочем столе! В тот же день так же сгорел в собственной бане и его лучший друг — недоказанный криминальный авторитет. Отец сгоревшего на работе чиновника, сам из высшего менеджмента этой корпорации, срочно улетел за границу, там признался заокеанским 'бондам' во всех своих грехах, чтобы оказаться за крепкими стенами чужой тюрьмы.
