— Прости, мне так стыдно, что я напросилась в гости, а напрягла тебя ещё и им, — с покаянным видом извинялась Люся, — не думала, что он будет так цепляться ко всему.
— Не понимаю я парней. Вот чего он хотел-то?
— Думаю, он и сам не знал, — ответила гостья. — Мне кажется, он первый раз оказался в такой ситуации.
— Ну и не будем тогда о нём, давай учиться, у тебя не так много времени осталось, а объяснять я не умею.
Валяные поделки Люсе очень понравились, особенно то, что материалы не так дороги, и она загорелась желанием научиться. Оля по-быстрому скатала несколько бусин из остатков и дала ей их довалять. Разложила для неё в качестве примера пару цветочков и принялась за сумку. Пока руки работали, подружки успели обсудить множество вещей, вплоть до оставшегося обеим курсовика по истории. И даже выучить пару билетов, знанием которых Люся хвасталась ещё в институте.
За окном давно стемнело, когда проводившая подружку Оля заканчивала издеваться над для ручек сумки, ежеминутно проверяя часы на мобильном. Наконец-то в домофон позвонили. Обеими руками, мокрыми и мыльными, она попыталась поймать выпрыгивающее сердце. Охнула, схватила полотенце, да так с ним и осталась у открытой двери. Лёшка без шапки, раскрасневшийся, весь в снегу, шагнул сразу на середину прихожей, ставя по бокам от Оли две икейские сумки. Она чуть отшатнулась, спеша освободить место, но он, с улыбкой до ушей, придержал её за локти и ткнулся лбом в лоб:
— Лёля! Ну наконец-то добрался! Извинишь, что так поздно?
— Да-да, что ты! — Она уже упиралась обеими ладошками в холодную куртку, и, если честно, других желаний, кроме как простоять так до самой ночи, у неё в этот момент не было.
— Подожди минутку, в машине ещё одна. Эти без меня не трогай. Тяжёлые.
— Сумка? — опешила Оля. — Куда столько?
— Как обещал.
— А рука как же?
— Да я на плече нёс! И почти не болит, швы сняли, — лаконично ответил Лёша и заскочил в лифт.
Конечно, хозяйка попробовала не поднять, но хоть подвинуть набитую какими-то пакетами сумку. Отбуксировав её таким образом к входу в комнату, она добыла из-за второй папины тапочки. И вовремя, Лёша втиснул ещё одну сумку и хлопнул дверью.
— Замёрз? — спросила хозяйка, потянувшись за снятым им шарфом.
— Нет, не успел. Метёт ужасно, габариты у грузовиков видно с двух метров, противотуманки бесполезны, ехал на дальнем свете, и видел только пургу. — Лёшка потёр глаза и зевнул.
— Устал, да? — участливо кивнула Оля, разглядев синяки под глазами, которых утром вроде не было.
— Да, помотал нам этот умник нервы, но главное — я доехал! — И Лёша снова бесшабашно улыбнулся. — Чаем напоишь? Может сбегать за чем-нибудь, пока не поздно?
— Напою, пойдём. Сегодня ребята заезжали, купили печенья и пастилы, есть с чем.
— Ребята?
— Люсю Макс завез и сам зашел. Но не выдержал женских разговоров и через полчаса смылся, — с улыбкой выдала тайны парня Оля, — а может испугался Люсиного отца. Уж очень строгий дядька.
— Ты мне так и не рассказала, как вы вчера сходили.
— Вот придёшь чай пить, я всё и расскажу, что захочешь.
— Всё-всё? — шутливо уточнил он. — Ловлю на слове!
— Ну ладно, раз уж поймал, — смутилась Оля, и вдруг обнаружила, что Лёша смотрит куда-то за её плечо. Развернулась. Ну конечно. Эд изволил выйти и даже пожать поданную руку. Надо же, а Макса он почти проигнорировал. Интересно, почему?
— Привет! Смотри, я всё привёз, только надо осторожно вытаскивать, чтобы книги не намочить, в сумки снега намело.
Вытащив из первой сумки какие-то высокие коробки, Лёша перетащил остальное к дивану и, удерживая подмышкой пакет, аккуратно вытащил здоровый альбом, на суперобложке которого в северное небо возносила деревянные маковки церковь Преображения.
— Я тоже потом посмотрю, можно? — шёпотом попросила Оля.
— Конечно, зачем спрашиваешь? Тебе я что угодно привезу. Могу даже подарить.
— Нет, что ты, зачем дарить. Но посмотреть такую красоту — это здорово! Вот бы живьём увидеть...
— Ты не была?
— Нет. А ты что, был?
— Да, и альбом оттуда.
— Ух ты. Завидую.
— Давай съездим? Летом?
— Летом? Когда оно ещё будет!
— Будет же!
— Давай пока насущные вопросы решим, — не могла не улыбаться его решительности Оля. — Ты ведь наверняка голодный.
— Мне и чая хватит.
— Правда? А мне было бы приятно... хоть я не помню, что у нас есть.
— Если только я вас не объем. Тогда с удовольствием!
— Это любимый ответ моей бабушки, — заметила хозяйка, думая, что у неё этот ответ теперь тоже будет любимым.
— И у меня баба Валя очень любит всех кормить.
— Пойдём на кухню, не будем мешать.
Недолгие раскопки в холодильнике позволили откопать только один вариант горячего, так и не востребованный придирчивыми жителями.
— Вот, есть суп, то есть, борщ. Вегетарианский, без мяса. — Оля поболтала литровую банку, ловя стеклянными боками свет, чтобы убедиться в диагнозе. На удивленный взгляд Лёши смущенно добавила:
— Ну, мама привозит... считает, что я плохо питаюсь. Будешь?
— А... ага, — с небольшой заминкой согласился он, отведя глаза.
— Не будешь?
— Буду, буду, пойду руки помою, — попытался сбежать он.
— Постой! Что-то не так? Ты всё-таки есть не хочешь? — упавшим голосом переспросила хозяйка. — У меня горячего больше ничего нет... ну разве что кашу или макароны сварить, да и то есть их не с чем...
— Может, с сыром?
— Можно с сыром, грибами и луком, есть в морозилке шампиньоны, — растерялась Оля, с нервным смешком добавив:
— Просто папа всегда ругается на макароны, говорит, что это не еда, а мы с мамой их любим. Ой, — спохватилась она, — может, ты борщ не любишь?
— Не... — признаваться в том, что он так долго скрывал было сложно, но Лёшка пересилил себя и добавил:
— Только тебе, ладно? Не только борщ. Я свёклу натощак не переношу вообще, ни в каком виде.
— Как? — ахнула Оля, сочувствуя, — аллергия?
— Хуже, — надеясь, что она не рассмеётся, закончил он, — живот не принимает, потом буду полночи с белым другом беседовать.
— Бедненький, — ничуть не улыбаясь, она сочувственно погладила его сжавшийся кулак и проскользнула в туалет вместе с банкой, одним движением избавляясь от её содержимого.
— Зачем? Вы бы съели... — Лёшка опешил от её решимости.
— Да ну, — отмахнулась Оля, — Эд почти не ест, я столько не съем, а в среду мама опять будет ахать, что холодильник все такой же полный. Как я её не убеждаю, что мне достаточно — не верит.
Поставив греться воду, она деловито принялась шуровать по полкам в поисках стратегического запаса макарон.
— Грибы будешь?
— Давай, если не сложно.
— Не-не, они же резаные, только луковицу найду.
— А это что? — Лёша потыкал в мокрую только-только подваляную сумку.
— Сумка будет на новый год маме, к осеннему пальто, — Оля сыпанула макарон и повернула кружок таймера на четверть круга, прокомментировав:
— Не умею следить за временем.
— Слушай, я же там сумки бросил, надо их из коридора убрать, — и он пошёл потрошить принесённое.
— А это что? — Длинные коробки никак не напоминали книги и одна почти упала от небольшого толчка, Оля едва успела придержать, но из пакета всё равно посыпались диски.
— Вот видишь, — диски. Музыку слушать. Правда я не подумал, ему же классику, наверное, надо было, а у меня больше современная. Нет, есть там аранжировки всякие типа Ванессы Мэй или "2cellos", но прямо вот классического исполнения почти нет.
— "Три Алексея Белова" — прочитала Оля на одном из дисков. — Это что, кто-то из твоих родственников?
— Не, какое, так, приятель отца подарил как-то на днюху, типа прикольно. Старый диск, когда отец такое слушал, я ещё в сад, наверное, ходил. Хочешь, послушаем?
— А... на чём? У меня плеер МП3 и ноут без диска... то есть дисковода. У родителей съемный есть, они фильмы смотрят, а мне вроде и не нужен почти.
— Вот я балбес. Взял и запихнул стеллажи, чтобы не вытаскивать, а спросить, есть ли на чём слушать — забыл. Ладно, в следующий раз привезу.
"В следующий раз" — прозвучало настолько обыденно, что Оля забыла вздохнуть, словно это могло как-то подтвердить то, что будет этот "следующий раз". А Лёша тем временем добавил:
— У Вадьки маленький центр есть, возьмём на время.
— Ты что! Зачем у ребёнка отбирать, мы что-нибудь придумаем!
— Этот ребёнок поедет на неделю к бабушке он ему будет не нужен.
— Надеюсь, к бабе Вале?
— Нет, опять к бабе Свете. И еще у него в субботу детский театр в два часа, там и передам с рук на руки. Так что ему и терпеть не придется.
— Не надо, пожалуйста.
— Ладно, завтра с ним поговорим. Не волнуйся. Просто сейчас ему спать пора, а если мы его спросим, он до моего прихода фестивалить будет.
— Фестивалить? — прыснула Оля.
— Куролесить, ну...
— Да я поняла, ему очень подходит. Ой, таймер?
— Не слышал.
— Пойдём, от дисков сейчас все равно никакого толку, а ты голодный.
— Ужасно, — Лёшка снова зевнул. — Прости.
— Ничего, сейчас всё будет. — Оля кинула на сковородку грибы и они тут же мстительно начали брызгаться маслом, пришлось срочно прикрывать крышкой. Лёша отобрал у плачущей хозяйки луковицу и моментально её порубил на квадратики, крупно так.
— Ты любишь крупно лук, да? — только и удивилась она.
— Разве это крупно? Нормально.
— Тебе виднее, ты же есть будешь, — согласилась. Спрятавшись за крышкой посолила, поперчила. Тут и таймер прозвенел.
— Помочь слить? — Как-то легко Лёша предугадывал её действия, впрочем они не отличались загадочностью.
— Да, а я сыр пока порежу. Тебе побольше?
— Ага. А мы трём на тёрке.
— Так на горячую сковородку, какая разница?
— И правда, я не подумал, а так-то проще.
— Ой, убрать-то забыла! — Подхватила икейский коврик, на котором валяла, завернула в него мокрые заготовки и в полотенце отправила на подоконник. Покромсанный сыр упал в макароны и всё вместе оказалось на сковородке.
— Я щаззз захлебнусь! — протягивая тарелку, заявил Лёшка.
— Подожди еще пару минут, пожалуйста. — Оля покрошила чуть укропа и неуверенно прокомментировала:
— Мне кажется, что так вкуснее.
— Так о чём вы с Люсей говорили?
— Обо всём и не о чём конкретном, — улыбнулась хозяйка. — Учились валять и выучили два билета на историю.
— Ужас, а я ещё за курсовик не садился.
— И мы. Он же последний, вот и откладывали.
— Не знаю теперь, когда и делать буду. А давай ты мне расскажешь билеты? — Как он успевал говорить — непонятно, потому что макароны исправно с тарелки исчезали.
— Сейчас? Разве что только чтобы ты ел нормально! — Со скептическим выражением смотрела она на него. — А если ты не будешь есть, то от этих билетов уснёшь!
— Под твою лекцию — ни за что! — клятвенно пообещал Лёшка, пододвигая к ней тарелку. — У тебя там ещё есть, я видел! И рассказывай!
— Нет уж, давай ты поешь спокойно, — Оля светилась от удовольствия, накладывая добавку. — Ой, а я посолила? Не помню...
— Это же хорошо!
— Почему?
— Я могу надеяться, что ты в меня влюбилась, — глядя честными глазами, заявил Лёшка.
— Ну...
— Что, не надеяться?
— Нет... то есть, да... то есть ешь, не путай меня! — Оля окончательно запунцовела и вдруг добавила:
— И вообще, мне ещё довалять надо, подвинешься? — И она стала деловито сдвигать баночки и пакетики на столешнице к стене.
— Подожди, давай я сюда пересяду, мне не трудно, — он переставил тарелку на рабочий стол и чуть развернулся на табуретке — большего перемещения в малюсенькой кухонке и не потребовалось.
— Ага! — Оля подтащила к себе полотенце, добыла полуфабрикат и за минуту разрезала его по одной стороне, вытаскивая кусок пенки от туристического коврика.
— А это зачем? — спросил Лёша, с любопытством разглядывая голубой прямоугольник и потерявший форму мокрый мешок.
— Это форма.
— Такая здоровая?
— Сумка будет на треть меньше, я сильно уваливаю, маленькая вещь у меня может и в два раза сесть, — развела она руками.
— Это плохо или хорошо?
— Это индивидуально. Плохо или хорошо то, что получается. Если войлок тонкий и плотный, то это хорошо, а толстый и рыхлый — плохо.
— Этот толстый и рыхлый? То есть, не получилось? — с сочувствием спросил Лёша.
— Это только с шаблона снято, его ещё несколько часов уваливать.
— Часов?
Оля энергично кивнула, разминая швы руками и заправляя внутрь мешка самую большую свою раскатку. Закрутила и под неотрывным наблюдением Лёши начала катать. Остановилась, заправила прилипшую к щеке прядь. Вытащила раскатку, перевернула другим боком, продолжила. Потихоньку успокоившись, она снова смогла смотреть на гостя. А тот как ни в чём не бывало доел и, подперев щёку рукой, смотрел на её работу.
— А чай? — Пододвинула к нему чашку. — Наливай, в чайнике заварка. Вон, видишь коробочка с пастилой и жестяная банка с печеньем?
— Ем, ем. А ты считаешь, что ли? У тебя губы шевелятся.
— Ну да, считаю, до пятидесяти и переворачиваю. Терпения не хватает дольше, лучше чаще переворачивать.
— Пятидесяти? Чего?
— Катаний же. Сейчас выверну и буду с каждой стороны снова катать, потом опять переверну, ну и так до победного.
— А когда победный?
— Ну... когда кажется, что готово, тогда надо еще полчасика-часик покатать — и будет готово. Наверное.
— А у тебя есть готовое?
— Ага, я с сумкой в институт ходила же...
— Покажешь?
— Да ты видел, — Оля, обрадовавшись передышке, сбегала в прихожую и принесла свою любимую сумку с хризантемами.
— Это что, ты сама? Руками?
— Ну да. Ты же видел у меня на страничке?
— А где то, что ещё там показывала?
— Вон, на холодильнике коробка, достанешь?
— Слушай, — Лёшка перебирал немногочисленные поделки, — здорово. Это сколько же сил на каждую ты тратишь?
— Это мелкие, обычно дня два. Иногда три, если надо пришить что-то, а бывает и месяц, когда расшивать бисером. Я медленно очень вышиваю, свалять проще.
— Ничего себе проще. Я в шоке.
— Да ладно, мелочи, — Оле казалось, что она от смущенного румянца уже никогда не избавится. Но при этом ей было невероятно приятно. И очень хотелось ещё что-нибудь показать или приготовить, чтобы Лёша продолжал вот так же по-домашнему сидеть на этой табуретке и никуда не торопиться.
— Слушай, уже почти десять! Тебе же домой надо! — спохватилась она, понимая, что сама "тот самый" разговор никогда не начнёт.
— Гонишь, да? — с обиженным видом отозвался желанный гость.
— Нет-нет, — тут же пошла на попятный Оля, — просто беспокоюсь, как ты поедешь...
— Да доеду, не первый раз же, тем более вроде успокаивается немного, — попытался что-то рассмотреть в темноте за окном Лёша. Больше всего ему хотелось найти повод вообще не уезжать, но Эд не оставлял выбора, поэтому приходилось ограничиться поиском тем для разговора. И как перейти на обсуждение главного вопроса — он тоже никак не мог придумать.
