Все свидетели нашего конфликта упорно твердили то, что как только король произнес, что я начал эпидемию, я превратился в чудовище и, оскалившись, стал говорить о том, что меня вывели на чистую воду, что я планировал захватить королевство... Не знаю скольких подкупил Рафиус, скольких уговорил, произнес угроз, но я знаю одно — многие магистры и аристократы выступили на его стране. Конечно, кто пойдет против власти, особенно если предавать его так невыгодно... Кто я, а кто — он. У простого целителя просто не было шансов.
А Элиза, эта женщина, которой я доверял так же сильно, как и Филу предала меня. Она яростнее самого правителя кричала на всю страну, что я убил ее родных, чтобы захватить ее в плен, что я заставлял ее смотреть, как люди умирают, что я планировал убить короля, когда тот великодушно решит выдать мне медаль, что я хотел обратить всех в рабство и пустить на эксперименты...
Слова Азеля, Фила, моих друзей и коллег, которые знали, что я и мухи не обижу, терялись за пафосными выкриками правительства... Слабоумие охватило всю страну. Ярость народа, как и хотел Рафиус, устремилась в мою сторону. Историю же пишут победители, а как может отстаивать свою честь человек, сидящий в тюрьме в запечатывающих кандалах, тем более, если почти все факты против него.
— И чего ты добивался, нападая на короля?
Я фыркнул, не желая отвечать на очевидный вопрос Фила. А как бы он поступил на моем месте? Спокойно бы стерпел оскорбления, дал и дальше ухмыляться этой мрази и приставать к твоей любимой?
— Я не жалею. Если бы мне дали еще один шанс я бы поступил также...— я поморщился, слегка дотрагиваясь до скулы. "Прощальные подарки" Его Высочества еще предстоит исцелить. — Только с некоторыми дополнениями. Я бы точно его убил.
— Придурок... — обреченно закатил глаза магистр, присаживаясь на краешек своего стола.
Мы находились в кабинете Филгуса во дворце совета. Темные бархатные шторы на окне задернуты, образуя приятный полумрак. Я и не представлял, что всего за неделю глаза могут отвыкнуть от солнечного света.
Друг только что вытащил меня из тюрьмы, мне сняли запечатывающие кандалы, из-за которых я чуть не потерял рассудок, лишившись своей энергии, и я расслабленно сидел в кресле, которое находилось рядом со столом и лечил свои побои. Ну, хоть есть одна приятная весть за всю эту кошмарную неделю — я снова чувствую свою магию.
— Фил, дай зеркало, а то ни черта не вижу труды шестерок этой гниды.
— Тебе мало? — вздохнул друг, обеспокоено дотронувшись до моей щеки. Щека отозвалась на прикосновение пульсирующей болью, которая сразу же отдалась зубам. Названный брат резко отдернул руку, увидев, как я скривился. — Прости...
Я молча стерпел приступ уже почти привычной боли. За эту неделю в камере я узнал потрясающую новость про нашего августейшего монарха. Он не мужик, а изнеженная барышня, за которую мстят ее кавалеры.
Хоть меня и спрятали (какой у нас все-таки любезный Совет, так заботится о своих подданных) в камере, лишив магии и обеспечив компанией сходящих с ума сокамерников, Рафиус добрался и до дворца совета. Послал своих шестерок, чтобы избить беззащитного мага. Да король у нас само воплощение доблести, чести, и рыцарства.
Если тело после освобождения я уже успел немного подлечить, то лицо, для того чтобы исцелить, мне нужно увидеть. Хотя я догадываюсь — из-за того, что мне трудно дышать, мой нос сейчас, видимо, сломан и не дай Богиня в нескольких местах.
— Может позвать целителя? — смотрел меня Фил, достав из тумбочки стола зеркало.
— А я кто? — горько вздохнул я, взяв из рук друга зеркало и узрев в его отражении "писаного красавца", ухмыльнулся. — Хотя нет. Перед тобой же павший герой столетия или как там меня теперь называют? Злодей? Колдун?
— Ник...
— Не надо слов утешения, — я подмигнул другу, через силу скривив губы в подобии улыбки. — Злодей — это тоже хорошо. Все равно ведь прославился.
Что я несу? Пытаюсь развеселить себя, хоть на душе так погано, что хочется скорее сдохнуть.
Прошла неделя... С того момента как она сказала, что ненавидит меня, с того момента, как она повернулась ко мне спиной, прошла целая неделя... Может наврать Совету в три короба, чтоб казнили, так ведь будет всем легче, все равно смысл своей жизни я уже потерял...
— Ты что такое говоришь! — воскликнул Фил, схватив меня за грудки, да так, что ткань моего поношенного и грязного камзола затрещала. Я с ужасом осознал, что последнюю фразу произнес вслух. — Как ты можешь такое говорить? Ты подумал обо мне, Лире, Даре... Азеле... — он умоляюще смотрел на меня, дрогнувшим голосом закончив. — Брат, да как мне жить, если тебя не станет?
Я отвел взгляд, так ничего и не сказав в ответ. А что я должен был говорить? Врать, что я это ляпнул, не подумав, и никогда бы так не поступил? А какой смысл мне жить? Чего я добиваюсь своей жалкой жизнью? Спасаю людей? Тоже мне смысл.
За неделю физических и душевных страданий в камере я столько раз думал о людях, которым посвятил свою жизнь и понял одно. Люди — это неблагодарная толпа, которая пойдет за тем, у кого больше власти и денег. Они слепы в своей вере, они готовы растоптать любого, кто пойдет против устоявшейся системы, и им плевать на справедливость. Главное, чтобы жилось сытно и хорошо. А остальное... Они кормятся ничего не стоящими обещаниями, надеясь на лучшее. И зачем я ночами не спал, пытаясь спасти их жалкие жизни? Все равно им легче забить своего спасителя до смерти, чем пойти против слова одной царствующей сволочи.
Стать Верховным целителем, чтобы сделать жизнь людей лучше, чтобы предотвратить детские смерти... Я был так наивен и ослеплен своей детской мечтой, что совсем не замечал грязи нашего общества. Азель всегда повторял, что целитель должен спасать больных, даже если это заставит тебя страдать, не быть эгоистом, жить ради других. Но нуждаются ли они в спасении?
— "Альвер дэ верениум" — Расплата близка... магия смерти, — задумавшись, перевел Фил с древнего языка название самой разрушающей и почти не поддающейся контролю энергии, которой владели лишь полные целители.
Эта энергия была настолько опасна, что она легко могла убить не только все живое вокруг в пределах своей досягаемости, но и истощить мага, забрав его жизнь. Поэтому полные целители остерегались своих способностей как огня, лишь в состоянии аффекта, когда маг уже не контролирует себя, "магия грани" выходила наружу, стремясь поглотить через свой проводник как можно больше душ.
Я устало улыбался названному брату, залечивая побои. Он прав. Именно ее я и использовал. Да и отнекиваться не было смысла — все равно аура того места еще долго будет фонить смертью, если ее не почистят маги из Совета. А они ее почистят — кто захочет, чтобы у Его Высочества болела головушка, и он всегда был в дурном настроении?
Магия, которая легко могла убить высокоуровневого демона. Сила, которая не раз спасала меня в безвыходных ситуациях. Темная сторона сострадающих и всепрощающих целителей...
На душе было так тяжело, что я, больше не в силах держать все в себе, сказал, смотря в карие глаза друга:
— Почему, Фил? Почему, когда я впервые захотел побыть эгоистом, судьба спихнула меня в канаву? Я так люблю ее... я бы все сделал, только чтобы она была со мной рядом... А она — променяла меня на лощеного красавчика с короной вместо мозгов.
— Не волнуйся, дружище, — ободряюще улыбнулся друг. — Вот когда мы вернем твое доброе имя, то она...
— Не прощу, — отрезал я и так понятную мне фразу Фила. — Я никогда не прощу ей предательства... По крайней мере сейчас... Не хочу видеть ни ее, ни этого короля. Меня одна мысль о том, что она с ним... вместе, выводит из себя! Я ведь не сдержусь и убью его.
— Вот это молодец. В мире полно барышень, которые так и жаждут, чтобы ты им уделил хоть каплю внимания. Забудь эту дуру, она сама вырыла себе могилу.
— А ты бы смог забыть Лиру? — Фил отвел взгляд, нервно проведя рукой по светлым волосам. — Вот и я тоже... не могу... Может мне уехать? В какую-нибудь глушь, чтобы не видеть их счастливых рож? Ты ведь помнишь, что мне какой-то дальний родственничек завещал замок? Может переехать туда... ото всех назойливых.
— И все-таки надо позвать Азеля, — уверенно пробормотал друг.
— Не надо. Я впервые за все время прекрасно себя чувствую. Наконец-то прозрел после стольких лет слепоты.
Магистр, сдаваясь, покачал головой. Переубедить меня в чем-то было очень трудно, даже брату.
Вдруг в дверь постучались, и к нам заглянула черноволосая голова какой-то девчонки.
— Маг-гистр, — волнуясь, произнесла посетительница. — Вы меня в-вызывали?
Я с укоризной посмотрел на невозмутимого друга. Ну и зачем он решил вызвать себе на ковер бедную девушку? Даже невооруженным глазом видно, что она только недавно стала работать во дворце совета, а Фил, как строгий начальник уже решил ее за какую-то шалость наказать. Мучитель милых барышень...
— Конечно, Алия, — улыбнулся друг. — Проходи, не стесняйся.
— Я, пожалуй, пойду, — я поднялся с кресла, положив уже не нужное зеркало на стол. — Не буду тебе мешать, Фил.
— А ну, стоять! — рыкнул друг. Я и девушка, которая робко зашла в кабинет, замерли на месте, с недоумением посмотрев на магистра. — Это я тебе, Ник. Алия, проходи.
— С чего ли? Знаешь, наблюдать за тем, как ты отчитываешь эту милую юную леди, я не имею ни малейшего желания.
— Отчитывать? — непонимающе переглянулись Фил и темноволосая девчонка.
— Магистр Никериал Ленге, — прокашлявшись, подошла ко мне магнесса и протянула руку для рукопожатия. Я, удивившись тому, что она меня знает, пожал ее холодную и маленькую ладошку. — Меня зовут магистр Алия Эрлеан, и я, как представитель департамента дознавателей буду сопровождать вас до начала суда, который состоится ровно через год.
— Сопровождать? Целый год? — ужаснулся я такой перспективе. Оглянулся на вовсю ухмыляющегося друга. — Фил!!!
— А что, — развел руками интриган. — Знаешь, сколько мне сил пришлось приложить, чтобы убедить Совет, что ты не маньяк и тебя можно выпустить из камеры? Ты что, решил, что теперь до слушания дела ты будешь разгуливать без присмотра? Я тебя знаю, вляпаешься в очередную историю, а мне потом краснеть перед Председателем. А магистр Эрлеан — довольно ответственная дознавательница, недавно поступила в департамент с блестящими результатами на экзамене и собеседовании, — друг понизил голос до шепота, — и надеюсь, она хотя бы попытается тебя удержать от не обдуманных поступков.
— Тоже мне... — сдаваясь, вздохнул я и, через силу улыбнувшись робкой девушке, произнес. — Зовите меня Ником, магистр Эрлеан. Теперь мы ведь будем целый год в одной лодке? Скажите, а могу ли я вас пригласить на кружку чая, дабы мы узнали друг друга получше?
— Алия, просто Алия. — смутившись, улыбнулась дознавательница. — Конечно, но знаете там, откуда я приехала, не было чая. Что это за напиток?
— О-о-о, — коварно ухмыльнулся я. Возможно, этот год не будет каторгой, как мне казалось ранее. — Как вы можете не знать напиток богов, миледи?!
— Великая... — чуть ли не прохныкал Филгус, слушая наш разговор. — Ник, только молю тебя, не порти мне сотрудницу!
Я показал ему большой палец. Постараюсь, друг, постараюсь. Но ничего не обещаю....
* * *
Дверь кабинета главы госпиталя Парнаско открылась, и я, отвлекшись от тяжелых воспоминаний, повернулся на скрип дверных петель. На дорогой ковер ступила неброско одетая молодая женщина в положении, в руке неся плетеную корзинку, из которой ощущался пленительный запах еды.
Она была одета в длинное шерстяное платье, шуба из какого-то короткошерстного зверька доходила ей до колен, из-под подола платья выглядывали носки сапог. От посетительницы веяло морозной свежестью с улицы, а на одежде застыли холодные капельки растаявшего снега.
Женщина, сняла с головы нежно-зеленый шерстяной платок, показав собранные в косу пшеничные цвета волосы, остановилась, и, заметив мою фигуру, стоящую у окна, растерянно проговорила:
— Ой, извините... — к румянцу от мороза слегка добавилось смущение. — А где Азель?
— Азель? — я, удивленно разглядывая нежданную посетительницу своего учителя, показал рукой на дверь. — Он ненадолго отошел к больному... А вы, простите за грубость, кто?
— Я? — сразу оживилась она, расстегивая на ходу шубу, подошла к столу учителя и, собрав в стопку небрежно лежащие на столе наставника документы, отодвинув их на край, поставила на рабочее место главы свою корзину. — Я его жена. Хотя нет, — сразу исправилась она, махнув рукой, — еще не жена, а невеста... если это можно так назвать. Хотя какая разница, двух жен же не бывает, а Азель у меня уже давно-давно женат на своей работе...
У Азеля невеста, да еще и такая? И я об этом узнаю чуть ли не последний? Какой позор на мою голову... А он тоже хорош — и словом не обмолвился об этом событии при нашей встрече.
Пораженно кашлянув, я с новым интересом стал ее рассматривать, улавливая мелочи, которые спрятались от моего первого беглого просмотра. Обычная горожанка, коих сотни, женщина, которую нельзя назвать ни красавицей, ни утонченной аристократкой. Но я заметил разительные отличия, которое выделяло ее из толпы — это искренняя лучистая улыбка и добрые глаза, которые вызывали к ней только искреннюю симпатию. А уж с ее смешной, но и правдивой фразой "про жен" я готов был простить ей даже то, что она поставила на стол Азеля корзину, отодвинув наверняка важные документы.
— Как интересно... — пробормотал я и подошел к даме помогая снять ей шубу. — А можно поинтересоваться, зачем вы, в вашем-то положении, — она сразу же с улыбкой положила руку на приметный круглый живот, — да еще и с такой тяжелой корзиной явились на порог кабинета? Подождали бы главу в приемной или попросили бы милсестру вам помочь. Незачем было себя мучить и подниматься так высоко...
— Спасибо за заботу, господин, — она, все так же искренне улыбаясь, будто зная тайну мироздания, пристально смотрела на меня. — Я просто принесла ему обед, а то он, бедненький, забывает о еде. Азель совсем не заботится о себе, отдавая все силы больным... Совсем себя не жалеет...
Я вздрогнул, отведя взгляд от таких теплых глаз. Ее внутренний свет ослеплял, заставил Сердце на миг затрепетать, заполнив его тягучим теплом. Она колыхнула в моей памяти полузабытые детские образы. Будучи мальчишкой, мне всегда казалось, что только мама может так тепло улыбаться, что на душе становится так... Стоп! Что это со мной? Причем здесь глупые детские воспоминания?!
Я усмехнулся, по-новому посмотрев на посетительницу. Теперь понятно, почему ее так близко подпустил к себе учитель... Она так похожа на маму своей улыбкой, жестами, даже пахло от нее... особенно. Этот еле уловимый аромат васильков...
От госпожи Розали всегда пахло травами. Она целыми днями делала лекарства для больных, старалась помочь мужу. Женщина, которая приняла меня в семью, стала моей матерью и показала, что это такое, когда тебя любят, хвалят за успехи, крепко обнимают, шепча на ухо "сынок". А потом она умерла... и вместе с ней исчезла частичка моей души.
