"По поводу того, чем легче пахать, плугом или сохою, я не знаю, не разбираюсь в этом. Но, как нам быть, когда твои селяне отработают долг, да в поисках лучшей доли, уйдут на новые земли? Сибирь она большая, они, наслушавшись сказок, уверены что бесплатных наделов на всех хватит. Как предотвратить этот исход?"
"Да. — остановившись перед братом, и впервые за время спора улыбнувшись, ответил Саша. — Некоторые из них, в поисках лучшей доли обязательно уйдут. Поделят меж собою новое имущество, погрузят свой скудный скарб на телегу, или волокушу и в путь. Но это их выбор и их ответственность. Да, ещё. Уйдут самые молодые, непоседливые, так сказать пассионарии. Но многие останутся, те кто согласен пахать от зори до зори и не роптать. Эти люди будут работать на моих землях, выплачивая мне умеренную арендную плату. И ещё, в их распоряжении будет бесплатная медицина и обучение их детей грамоте. Как ты думаешь, многие ли из этих землепашцев захотят искать ещё лучшей доли? То, что в обучении грамоте они своего блага не увидят, это факт. Это уже задел рассчитанный на их детей и внуков. А мне это выгодно потому, что некоторые из обученных отроков, чтоб не дробить семейный удел земли, пойдут в одну из моих же артелей".
"Всё это бред. Разбалуешь ты своих бывших крепостных, обанкротишься, да "по миру пойдёшь". Так будет, это и к гадалке не ходи. Все наши соседи так живут, жизнеспособность такого образа жизни проверена веками".
"Нет брат, позволь с тобою не согласиться. Не разорюсь я. Даже не надейся на это. Так как основной доход я буду получать не с земли, а с заводов, когда, с твоей помощью, разовью свои артели да их уровня. Вот так-то, братишка. В дальнейшем, ты, перед тем как делать в отношении крестьян подобные щедрые жесты, со мною советуйся. Договорились? Мир?"
То, что в ученичество, братом были взяты слишком малые дети, Саша за беду не считал. Как пример, достаточно взять Османскую империю, там, подобным образом, формировали свои самые грозные и преданные военные подразделения — янычар. И какое-то время, это воинство было самым грозным оружием в руках правителей, пока те не стали перед этими воинами заигрывать.
Глава 48
Александр стоял у окна своего кабинета и, прибывал в задумчивом состоянии, он хмурился и по-детски закусил нижнюю губу. Молодой человек наблюдал, нет, это больше походило на то, что граф подсматривал за отъезжающим со двора санным караваном купца Кокорина. И объяснение этой ситуации было бесхитростным, из-за сильного мороза, стёкла всех окон покрывал ледяной узор, именно поэтому, чтоб не открывать окно, приходилось смотреть через небольшой не замёрзший участок. Сашка даже усмехнулся этой мысли, когда сравнил себя с любопытным малышом, подсматривающим за взрослыми дядями, когда те удалили сорванца из зала, дабы обсудить какие-то не предназначенные для детских ушей темы. За спиною графа стоял не менее задумчивый Митяй и также, прибывая в задумчивости, неосознанно поглаживал пальцами правой руки шрам на своём лице. Так делал он обычно тогда, когда начинал сильно нервничать. Например, как сейчас.
— Ну что Митя, как тебе Данькины сказки? — не оборачиваясь к другу детства, поинтересовался Саша.
— Какие-то не весёлые они у него. Послушал его, и сразу в душе заскреблись кошки.
— Да-а, это точно подмечено. Вот только мне, от таких новостей, даже выть хочется. Как одинокому волку по ночам, в самую голодную зиму.
— Да, все его рассказы страшны, но один особо мерзок. — пробурчал Митя, обычно, по жизни флегматик, не интересующийся ни политикой ни экономикой. — Я, честно говоря, даже представить не мог, что кто-то будет хаять нашего императора. Да как? Делая это прилюдно. А наши, русские мужики станут таких гнусов спокойно слушать, а не бить этому мерзкому охальнику по морде.
— Согласен с тобою друг, но всё в этом мире когда-то происходит впервые. А эти господа революционеры умеют испошлить любое хорошее начинание. Вот как сейчас. Ну, пошли эти умники в народ, бесплатно учат мужиков грамоте. Казалось такому нужно только радоваться. А н-нет, не получается, они с зерном познания, сеют в людские головы сорняки кровавой смуты.
— А чему тут радоваться? Не нужна мужику эта ваша грамота! Нет ему от неё никакого толку, кроме мучений. Коль на нём весит хомут холопства и не видно в такой жизни никакого просвета, то это хомут.
— Тут ты Дима не прав. Мужика нужно учить, но с одним условием, что после этого дать ему свободу. И не просто освободишь, а к хорошему делу приставишь, нужному. Кому землицы нарезать, а кого-то, кто будет разбираться в механике, и изъявит такое желание, можно и в наши артели пристроить. А без учёбы, такие таланты ни у кого не откроются.
— Ага. Это только ты этой "идеей фикс" страдаешь. А другие землевладельцы нет, им и без того хорошо. Вот, например, можно взять меня. Выучили меня твои родители грамоте, а в довесок морду изуродовали. Заметь, получил я это увечье из-за твоей не любви к латыни. А затем, когда во мне отпала нужда, приставили к такой работе, с которой любой неуч справится. Спасибо хоть не приставили к стаду коров, "хвосты им крутить". Это мне просто повезло, что в некий момент, обо мне неожиданно вспомнили, да вновь приставили к тебе. Ну а ты, в свою очередь, не предал нашей детской дружбы. Вон, даже смилостивился надомною, да вольную дал.
— Ладно, брось прибедняться. Тоже мне, жертва крепостного права и барского произвола. Я вон вижу, как ты "страдаешь" — от Авдотьи ни на шаг не отходишь. Весь уже истомился, отощал даже. Да и сама девка, с тебя глаз не сводит.
— Глазками то "стреляет", кручинится, вот только замуж за меня идти не желает.
— Это ещё почему?
— Буд-то ты сам не знаешь. Ведь это она тебе, твоею матушкой, была для плотских утех подарена. Вот Авдотья и боится, что я буду ревновать к прошлому и после свадьбы, коль выпью, то начну рукоприкладством заниматься. Говорит что порченная она, грязная и поэтому не достойна моей любви. Вот так-то. А всему виной наша чёртова грамотность. Будь мы простыми, тёмными крестьянами, не читай мы книжек разных, у нас не было этой проблемы. Мол, так испокон веков заведено, барин он благодетель и многое ему дозволено. А ты терпи, коль уродился чернью: "Христос терпел, и нам велел".
— Прости меня, дурака такого. Кто ж знал, что так оно "повернётся"? Не думал я, что всё так получится.
В этот момент, Дмитрий резко отвернулся от Александра чтоб сдержать рвущееся из его уст ругательство. Да и граф почувствовал, что с этой темой пора заканчивать. Поэтому, он, подойдя к другу, по-дружески положил ему руку на плечо и тихо сказал:
— Вы люди вольные, а это значит одно, как дальше жить, решать только вам. Если чувствуешь, что не сможешь принять её такой, какая она есть, то не мучай девчонку, отпусти. А если наоборот, скажи ей что тебе важно только то, что будет во время вашей совместной жизни. А всё остальное, что было до вашей встречи, это уже не важно. Всё. На этом закрываем тему, сделанного не переиграешь. Лучше вернёмся к тому, о чём уже говорили ранее, я хочу предложить тебе и Авдотье заняться образованием наших крестьян. Я уже переговорил с батюшкой Иоанном и он дал согласие на то, чтоб под его патронажем мы открыли церковно-приходскую школу. Нужно опередить наших господ народовольцев ...
Когда, после долгого разговора с уточнениями, где, когда и чему учить крестьянских отроков, Митя ушёл, то, как только за парнем закрылась дверь, граф закрыл глаза и просидел так около пяти минут. Он не прибывал в дрёме и не придавался медитации, а мысленно прокручивал рассказанные Кокориным новости. И при этом, было от чего задуматься. Пока он и его ближники — работники экспериментального цеха артели, испытывая новые станки и прессы, приводимые в действие через систему валов, ремённых передач и шестерён. Пока собирали новый паровик, для замены используемой конной тяги, да изготавливали новое оружие с боеприпасами, время буквально "утекало сквозь пальцы", как вода. Единственное было неизменным, Кац, готовился к ответному удару, он выявлял сеть рейдеров, планирующих захват его банка. И никто из них не обращал внимания на то, что по всей империи начиналась нездоровая возня. Хотя, на этом фоне, народовольцы, так Саша окрестил пошедших в народ революционеров, выглядели безобидными овечками, мирно пасущимися на зелёном лугу.
И вот сейчас, послушав безрадостные рассказы купца, Александр ужаснулся. Он, увлёкшись своими идеями о плавной ликвидации крепостного права на отдельно взятой, небольшой территории, и созданием новых станков, не видел того, что творилось в обществе. Здесь, воочию просматривалась усталость народа от перешедшей в затяжную фазу позиционной войны. Трудно продолжать испытывать любовь к власти, когда на фронте постоянно погибают солдаты. Как следствие, для восполнения боевых потерь, рекрутируют соседей и просто знакомых, а ярких побед над врагом нет, и не предвидится. Спрашивается: "За что погибают люди?" — Сильно тревожили и постоянно ползущие вверх цены на жизненно необходимые товары. Временами просто бесила жадность многих купцов, которые в погоне за прибылью, придерживали некоторые из своих товаров, создавая искусственный дефицит. Пусть необходимые людям вещи исчезали с прилавков ненадолго, однако это подстёгивало рост цен, что только усиливало негативное отношение к власти. Ведь люди были вынуждены отказывать себе во многом, наблюдая как "элита" по-прежнему ведёт разгульный образ жизни. Чем нагло пользовались закопошившиеся революционеры всех мастей. Они, в своих гневных тирадах, написанных как под копирку, обличали руководство, обвиняя его во всех бедах, исподволь науськивая людей, что надо наводить порядок, свергать "загнившую верхушку". Мол, только тогда, когда всенародный бунт, в едином порыве сметёт гнилую верхушку, резко наступит мир и всеобщее благолепие.
Саша удивился тому, что даже такой ушлый, смышлёный мужик как Даниил, начал проникаться этим идеям, даже не пытаясь задать самому себе несколько главных вопросов. Вот граф ему их и задал:
— Я тебя услышал, купец. Вот только ответь мне на несколько вопросов. Сможешь?
— А как же, Александр Юрьевич, спрашивайте. На всё отвечу. Вот те крест.
— Вот всё у вас получится, прогоните вы с трона царя. Что будет дальше?
— Ты это, барин, не балуй. Я супротив царя не пойду!
— Вот как? А как же быть со словами, что империи нужна новая, сильная и честная власть?
— Ну, это. Значит нужно прогнать от власти тока всех бояр, что скрывают от царя батюшки истинную правду. Не говорят ему о бедах, кои свалились на его народ. И енту самую войну нужно кончать, она никому не нужна.
Кокорин сник, нервно заёрзал на стуле, разгладил бороду и затравленно поглядел на Митьку, нарочито расслабленно стоявшего у окна и пристально рассматривающего гостя. Купец проклял тот миг, когда решил пооткровенничать с графом, не ожидая того, что его обвинят в сговоре против императора. Видимо этот испуг был столь явным, что Александр сдержано улыбнувшись, заговорил показательно спокойно — как с малым дитя, которое заигравшись упало и чтоб на него обратили внимание, собиралось расплакаться. А прозвучали следующие слова:
— Ты, Даниил, Ерофеев сын не пугайся так. Слова, сказанные в этой комнате, за её приделы не выйдут. А такие вопросы я тебе задаю, дабы понять, разобраться в том, что происходит за приделами моих поместий.
— Так, Александр Юрьевич, а зачем вы тогда меня сразу обвиняете в том, что я против царя смуту удумал?
— Даня, я, тебя, ни в чём не обвиняю. Ещё раз повторюсь. Я. Просто стараюсь понять, чего желают добиться те правдолюбы, чьи слова ты сейчас повторял. Вот представь. Ты хозяин своего дела и у тебя работает множество приказчиков. Так?
— Ну да, у меня много дел и складов, в одиночку за всем я не услежу.
— А мы, сейчас возьмём и сошлём почти всех твоих помощников на каторгу. Или даже всех сразу. Имея дело с деньгами, ведь они обязательно проворачивают и свои мелкие делишки. Ну, даже если не на каторгу отправим, то просто их выгоним. Потянешь ты всю свою торговлю один?
— Нет. Сыновья мои ещё учатся и не готовы к самостоятельному ведению дел. Что ни будь, но обязательно напортачат, или кто-то их объегорит.
— Во-от, видишь? А если мы тебе, взамен старых, новых приказчиков наберём, будет с этого толк?
— Нет. Пока они во всём разберутся, "я по миру пойду".
— Значит, мы с тобою поняли, что если мы бездумно погоним всех плохих чиновников да бояр, от этого, империи будет ещё хуже. Так? Так. Ведь мы не желаем становиться её врагами?
— Упаси бог! — купец спешно перекрестился, троекратно.
— Во-от, определились, что к перевороту, да ещё во время ведения тяжёлой войны с сильным агрессором, призывают или дураки, или коварные враги нашей империи. И делают это тогда, когда против нас воюют не только Османы, но и множество других стран. Не открыто, как те же турки, а снабжая нашего недруга оружием и хорошо обученными наёмными солдатами.
— Выходит что так. А всё равно, что-то же надобно делать. Так, далее жить не в мочь.
— В этом ты прав. Вот только если твой дом требует ремонта, ты не схватишься за топор и огниво, а приглашаешь мастеров. Они его осмотрят, подумают, после этого закупят стройматериалы и приведут твою хату в надлежащий вид.
— Я не в хате живу.
— Извини, оговорился. Но не в этом дело. Как ты посмотришь на человека, кто из-за прохудившейся крыши, поддастся завладевшим им эмоциям и до основания разрушит свои хоромы. И только после этого, постояв на руинах, начнёт возводить новое жилище?
— Он дурак.
— Вот и не уподобляйся подобным скудоумным людям. Ты купец хваткий, умный, вот и обдумывай всё, что тебе говорят различные "доброжелатели". Даже если они говорят о наболевшем ...
Неизвестно, насколько долго Александр мог придаваться воспоминаниям и осмыслению недавнего разговора с купцом, но от этого занятия, его отвлёк негромкий стук в дверь. Что не принесло графу ни капли положительных эмоций.
"Да! Войдите!" — Зло выпалил Саша. Дверь почти сразу отворилась и в неё, не выражая на лице никаких эмоций, вошёл Увельский и с ходу доложил: "Александр Юрьевич, тут ваш старший брат, Виктор Юрьевич, к вам, в гости пожаловали". — Граф, совладав с эмоциями, ответил, но уже намного спокойнее: "Так веди его сюда, поскорее. Да распорядись, чтоб сюда скорее принесли горячего сбитня. Морозец то какой лютый, никого не щадит". — "Тут это... — Пётр немного замялся, но через секунду продолжил говорить, только уже не так уверено, — Мы то, как это и заведено, налили им по чарочке, для согрева. Но, вы бы сами посмотрели на Виктора Юрьевича, перед тем как вновь угощать его чем-то крепче чая. Да и не один он приехал, с ним эти, ... господа офицеры, его однополчане". — "Хорошо. С этого и надо было начинать, сейчас выйду их встречать, заодно посмотрю, что там с Витькой случилось, отчего и мне, необходимо на него немного внимательнее взглянуть".
Благо, что Саша, после ухода купца, погружённый в думы о состоявшемся меж ними разговоре, не стал переодеваться, поэтому сразу же, не теряя времени, неторопливо отправился встречать гостей. Он уже спустился на половину этажа, когда увидел, что перед парадной лестницей стоят пятеро хорошо знакомых ему офицеров, шестым был его старший брат. По ним было заметно, что ранее, господа уже успели "воздать должное Бахусу", но в своих возлияниях, не переусердствовали. Все стояли ровно, не шатались, и не балагурили. Хотя.... За долгое время поездки из имения, где в последнее время главенствовал Виктор, алкоголь должен был немного выветриться. Немного позади от своих командиров, уподобившись терракотовым статуям китайских воинов, стояли восемь солдат, а рядом с ними покоились два удлинённых, увесистых сундука. Не стоит говорить, что Александр сразу же догадался, что может в них находиться. Ну, конечно же, трофейное оружие.
