И как быть?
Физически остановить и наказать девушку мужчина не мог. Понтифику претило насилие над любимой женщиной. Мало она перенесла от своего бывшего мужа, не хватало, чтобы и нынешний любовник, а в ближайшем будущем — супруг, применял к ней силу.
Можно было бы увезти в глухую деревню и оставить жить там. Пусть вдали от цивилизации, но зато жива и невредима. Но Марк прекрасно знал характер своей женщины, успел изучить за время совместного проживания. Если она что-то вобъет себе в голову, то пока не сделает — не остановится.
А значит, надо каким-то образом лишить Лину самой идеи изменения прошлого.
Заставить забыть.
Забыть?
На память пришла история появления в клане последней телепатки, этой выскочки Елизаветы Тихомировой. Ведь та тоже была лишена своих воспоминаний.
Но Лина — менталка, хоть и с утраченным даром, а рисковать памятью любимой женщины понтифик не собирался.
Но если попробовать внушение...
Лина сейчас простая смертная, без блоков, без талантов, а значит, как было указано в анкете Пауля, она не сможет сопротивляться действиям телепата.
И как кстати оказалась рядом телепатка, которой чрезвычайно важно, можно даже сказать, жизненно необходимо прощение понтифика.
Он усмехнулся своим мыслям.
Если поставить Тамару перед выбором — внушить Лине забыть про изменения или неделя в обществе безумного вампира, что она выберет?
Для телепатки это будет реабилитацией ее проступка перед понтификом и Марк уверен, что Тамара согласится.
Но, если вдруг та предпочтет камеру, может сработать еще одна занимательная идея. Новенькая телепатка оказалась хитра и не по годам сообразительна. Она тоже пришла к мнению, что Лине, кроме нее и Тамары, обратиться больше не к кому, а отказываться от своих новых способностей, Матвея и клана девушка не собиралась.
Марк одобрил ее идею вывести Тамару из игры, чтобы заменить ее в прыжке, если тот состоится, Тихомировой.
Правда позже, когда все успокоится, понтифик не преминет высказать Матвею о чересчур самостоятельном фамилиаре.
Можно было бы для этой цели взять сестрицу-ткущую, но это чревато другими, более серьезными проблемами, как минимум — возмущением отца Сергия по использованию его приемной дочери для нужд вампирского клана. Марк не боялся гнева старого священника, но тот мог заново поднять остатки разгромленного Ордена, а клан уже не в состоянии будет самостоятельно ему противостоять .
Еще одна ткущая...
Марк прекрасно понимал, что высшие других кланов обязательно зададутся, если уже этого не сделали, вопросом — а была ли Лина в семье единственным ребенком, ведь всем известно, что ткущие рождаются близнецами. В лучшем случае, понтифика ждет наплыв запросов о возможной продаже сестры Лины, в худшем...
А не за ней ли охотиться Александрос?
Да нет, глупая мысль. Отец Сергий навесил на свою подопечную столько отзеркаливающих щитов, что даже гарантированно зная о таланте Катерины, просто так ее не найти. Для этого необходимо иметь точные данные адреса, а без этого — найти ее в многомиллионной Москве непосильная задача. Иголка в стоге сена.
Но обезопасить себя не помешает. Как только хоть кто-либо заинтересуется еще одной ткущей, снайперские выстрелы мигом решат эту проблему. Главное, чтобы Лина раньше времени не узнала, что у нее есть... точнее уже была сестра-близнец.
...
— Вот он.
Светловолосый втащил Гюнтера в квартиру. Сбросил в комнате, словно куль с мукой, пнул напоследок под ребра.
— Гонял нас по всей округе, гаденыш! — шрамированый вошел следом за товарищем. Сплюнул на пол, высказывая этим отношение к погоне, — Вот же ублюдок!
— Вас кто-то видел? — спросил Александрос.
— Да кто? — хохотнул блондин, — Смертные по домам трясутся, бродяжников боятся как огня!
Европеец медленно подошел к Гюнтеру. Парень затравленно зыркнул на Александроса и безнадежно опустил голову. Рана в плече так и не затянулась, поэтому от любого движения куртка немного намокала кровью.
Высший сел перед ним на корточки.
— Ну, что ж ты? — ласково пропел Александрос, с мягкой улыбкой оглядывая рану вампира, — Думал, убежишь? От меня? — затем развернулся к магу и скомандовал, — Вацлав! Снимай с него "Иллюзию свободы".
— Нет! — не удержался от крика Гюнтер и дернулся было в сторону, но блондин резко и с силой ударил по больному плечу. Парень застонал и упал навзничь, панически смотря, как маг подходит ближе.
Защитный аркан был единственным, что не давало ищейкам понтифика обнаружить Гюнтера. Без него с вампиром давно бы уже развлекался Палач, а то и сам Марк.
— Лучше убей сам! — прохрипел вампир с ненавистью.
Александрос удивленно уставился на парня.
— Убить? Зачем? Мне это не интересно! А вот понтифику будет очень приятно получить тебя в подарок! Приступай, Вацлав!
...
— Где она?
Григор, сидевший на своем излюбленном диване в гостиной, кивнул в сторону спальни девушки, но Мила, заслышав шаги и разговор, вышла сама.
Дитрих окинул неприязненным взглядом свою бывшую любовницу и нынешнюю ученицу.
Сегодня она вызывала лишь раздражение своими глупыми поступками, истериками на пустом месте и общей стервозностью характера. Знал бы, как Мила изменится после обращения, категорически отказался становиться ее наставником.
— Что ты наговорила Ветровой? — без лишних разговоров Палач сразу перешел к делу.
— Ничего, — безразлично пожала плечами девушка.
Поняв, что Дитрих в плохом настроении, она развернулась было уйти, но следующая фраза вампирку остановила.
— Марк сказал, что ты ее оскорбила.
Григор присвистнул, он был уже в курсе, что понтифик собирает обратить свою любовницу и женится на ней.
— Ты что, совсем без мозгов? — обернулся он к Миле.
Девушка раздраженно хмыкнула. Ну, надо же, какие учителя нашлись?! Просто "!"
Она оперлась плечом о косяк двери и надменно вскинула голову, откидывая со лба светлую челку.
— Лина узнала все, что я о ней думаю, — пояснила девушка мужчинам и добавила, — И я не считаю, что обязана перед вами в этом оправдываться!
— Даже так? — обманчиво спокойным тоном переспросил Дитрих, — Ну тогда и нам расскажи, что же ты о ней думаешь? Как-никак, она будущая супруга понтифика нашего клана. Верховного понтифика, — он со значением выделил.
Григор извернулся на диване, чтобы полностью видеть Милу, Палач подошел на пару шагов ближе.
Вампирка смутилась, она понимала, что где-то перегнула палку, но бешенство от разговора с бывшим гемофагом понтифика и злость на сделанное ткущей изменение еще горело в девушке и ей безудержно хотелось хоть кому-то высказать все, что накипело.
Хотят узнать? Что ж, она им расскажет!
Все расскажет!
— Эта су..., — Григор вовремя шикнул на нее и приложил палец ко рту, показывая, что последнее слово лучше не договаривать, — Лина изменила мою судьбу, — гневно рявкнула девушка, — Она не имела на это никакого права!
Палач подошел еще ближе, буквально нависая над Милой с высоты своего роста. Смерил ее пристальным взглядом, отдельно отмечая дорогую одежду и украшения на шее и в ушах девушки. Обернулся к ученику и тот осуждающе качнул головой, полностью поддерживая наставника.
— Прости, дорогая, — тихо заметил Палач, поворачиваясь снова к Миле, — но кем бы ты была, если бы Алина этого не сделала?
— Человеком! — бросила ему в ответ девушка.
Яростно, словно и его обвиняя в своем обращении.
Дитрих мягко улыбнулся:
— Ах, человеком? — он дотронулся до бриллиантовой сережки девушки и повертел подвеску в пальцах, — То есть, жила бы сейчас в обшарпанной развалюхе с полубезумной матерью, или даже уже вышла бы замуж за религиозного фанатика? Ты хотела себе именно такой судьбы?
Девушка осеклась:
— Нет, конечно нет, — она замотала головой, — Но я бы нашла выход...
— Какой? Ушла бы к бабке? Старухе с больным сердцем? А когда та умерла, ты бы ...
— Да что ты сейчас вспоминаешь об этом? — снова разозлилась Мила.
Она даже не задумывалась над тем, как будет жить, если снова станет смертной.
Бабушка уже почти одной ногой в могиле, а значит, стань Мила снова человеком, ей пришлось бы либо возвращаться к матери, либо жить самостоятельно. Но первый вариант вампирка даже не рассматривала. А поэтому наверняка пришлось бы бросить университет и идти работать, но без образования шансов выбраться из нищеты не было.
Защита вампиров, да и обращение в итоге, давали очень много преимуществ.
Мила досадливо прикусила губу.
— А что ты имеешь сейчас? — встрял в разговор недовольный Григор, — ты бессмертна, живешь в богатстве, ученица самого Палача...
— Да в гробу я все это видела!
— Ну да, — покладисто согласился Дитрих, все еще нависая над девушкой и пристально ее разглядывая, — Из гроба Лина тебя как раз вытащила. Ты не забыла, что она жизнь твою спасла.
Мила оскалилась на это напоминание.
— Неправда! Меня спас ты!
— Я заметил, как высоко ты это ценишь, — съязвил Палач, — Нет, моя дорогая, тебя спасла именно Лина. Тогда при штурме резиденции, когда ты оказалась настолько глупа, что бросилась защищать гемофага, я бы и пальцем не пошевелил, но она сказала, что твое обращение завершит созданное ею, так что...
Мила остолбенела.
То есть как — и пальцем не пошевелил?
— Что? — шепотом переспросила она, не в силах поверить в услышанное.
Дитрих продолжал, не обращая внимания на ее реакцию.
— Ты удивительно эгоистичное и неблагодарное существо, Мила. Ты не испытываешь благодарности ни за спасение своей жизни, ни за ее улучшение в обмен на требование всего лишь жить по законам нашего клана. Ты даже не задумалась ни разу о том, что мы все — Марк, я и Лина, нарушили свои принципы, чтобы дать возможность тебе жить дальше. Понтифик не принимает в клан таких, как ты, бесперспективных и ненужных, — Мила с каждым сказанным Палачом словом выглядела все беспомощней — горькая правда била навзничь, — Я никогда не связываюсь с молодыми учениками. Алина... Да, ей пришлось насильно изменить твою жизнь, чтобы ты жила, какими бы мотивами она не руководствовалась. И пострадала Ветрова от этого сильнее всех, — он замолчал, давая девушке пару секунд на обдумывание сказанного, — Но тебе все равно. Тебе это не нужно, ты этого не хочешь, — мужчина поднял руку.
Девушка съежилась, ожидая удара, но Дитрих лишь пригладил свои вечно встрепанные волосы.
— Я не требую какой-либо благодарности, моя дорогая. Но оскорблений не потерплю!
...
— Ты же говорил, что любишь меня! — выкрикнула Мила, надеясь, что все сказанное Дитрихом окажется ложью.
Григор недовольно наблюдал за тяжелым разговором, но больше не пытался вмешаться. Как только речь зашла об отношениях между Палачом и его ученицей, он попытался вообще уйти из комнаты, но Дитрих его остановил, не видя ничего тайного в разговоре с Милой.
— Дорогая, не путай, пожалуйста, любовь и страсть, — болезненно поморщился Дитрих.
— Страсть? Всего лишь страсть? — тональность ее голоса повысилась на октаву.
Высший отвернулся от бывшей любовницы и бросил Григору:
— Марк требует наказания. Сам понимаешь, что сделает с ней он, если я передам полномочия. Поэтому — завтра с утра отвезешь ее в Мюнхен к Розалии. Она умеет правильно воспитывать молодняк.
— Нет! — Мила испуганно схватилась за горло.
Только не к Розалии! Не к этой пышущей ненавистью вампирке!
Девушке довелось пообщаться со второй ученицей Дитриха, пока гостила в Мюнхене, и она зареклась даже на километр подходить к злобной язвительной стерве.
— Дитрих, пожалуйста, не надо к Розалии! Она же меня ненавидит! — умоляла девушка, вцепившись в рукав Палача.
Тот слегка дернул рукой, высвобождаясь, и ответил:
— А Марк за оскорбления его будущей жены вырвет тебе язык. Регенерировать придется очень долго и болезненно. Хорошая альтернатива? Поэтому для тебя лучше будет пока покинуть Москву!
Он направился к выходу.
Нет! Нет, только не к Розалии!
Девушка не могла придумать ничего, чтобы позволило ей избежать фактически ссылки.
— Я могу изменить прошлое! — выкрикнула Мила в глупой попытке хоть как-то заставить Дитриха изменить решение.
— Что? — он остановился на полпути и развернулся к ученице, настороженно глядя на нее.
— Я могу, понимаешь? Могу! — Мила всхлипнула и не выдержав, залилась слезами, — Надо только прыгнуть назад, с ткущей...
— В клане больше нет ткущей, — настороженно откликнулся Григор со своего дивана, — Последнюю изуродовали Адам с Владимиром.
Мила сквозь слезы испуганно глянула на него.
Что значит — изуродовали? Лина ничего такого не говорила.
— Лина больше не ткущая, — с нарастающим напряжением повторил Дитрих, тревожно переглянувшись со своим учеником, — Но... Как бы там ни было, сущность невозможно изменить. Нельзя снова из вампира превратиться в человека, — Он качнул осуждающе головой и повторил, — Завтра с утра — в аэропорт.
— Можно! Можно изменить и ты не помешаешь мне снова стать смертной! — ошалело прокричала Мила, доставая из кармана носовой платок, — И у меня все получится! Я хочу обратно стать человеком!
Она кричала все громче, переходя в настоящую истерику.
— Я устала от вашего клана. От ваших идиотских законов! Я хочу быть снова нормальным человеком, женщиной в конце концов! Я хочу выйти замуж, родить ребенка! Я, в конце концов, хочу сдохнуть старой и немощной старухой! То, как я живу, это не жизнь!
Слезы лились рекой, но глаза ярко горели от ярости. Эмоции девушки были через край, она уже не следила ни за своим поведением, ни за тем, что говорит.
— Ты не сможешь мне помешать, Дитрих!
— Мила, успокойся, — испуганно поднялся Григор.
Девушка оскалилась на него и зашипела как кошка.
— Не подходи! Вы не посмеете остановить меня!
Палач качнул головой, жалея ученицу, озабоченную безумной идеей.
Почему Мила так себя ведет? Как с цепи сорвалась — оскорбила будущую супругу понтифика, забила голову сумасшедшими мыслями. Может Григор не уследил, и девчонка выпила кровь какого-нибудь ребенка?
Для молодой, можно сказать новорожденной, вампирки это чревато огромными неприятностями и не только из-за нарушения закона.
— В клане нет больше ткущей, — медленно и размеренно повторил он для беснующейся девушки, пытаясь ее успокоить, — Лина потеряла свой дар.
— Лина?! Да пошла эта Лина! Я нашла еще одну ткущую, она обещала...
Дитрих одним движением метнулся к вампирке и с силой придавил ее за горло к стене. Девушка захрипела и вцепилась в его руку, пытаясь освободится, но Палач был намного сильнее.
— Нашла еще одну ткущую? И кто же это? — он тихо поинтересовался у ученицы.
Мила испуганно вытаращила глаза на своего бывшего любовника. Если он сдавит ее шею чуть больше, то просто сломает ей позвоночник. И хоть девушка теперь бессмертная, страх смерти все равно никуда не ушел.
— Я не услышал, дорогая! — прошептал он ей на ухо.
— Ее сестра, — еле слышно прохрипела Мила
