Заняли столик, тут же подошел официант — седые бакенбарды, фрак, манишка, перчатки — все как в фильме про эмигрантов. Геолог для начала заказал всем горячего пива с перцем:
— А поесть потом выберем. Вы, главное, новости смотрите. Скоро повторение выпуска, там все и увидите.
* * *
— ... Видите! Все точно, мы так и стояли!
— Все же дальность не по уставу, между машинами надо пятьсот, у нас вдвое меньше...
— Так особые условия, тарщ майор.
— Все так думали.
— Посмотри, Анкер, это же ты!
— Точно... Гы, Брат, а здесь ты пытаешься створку ТПК сдвинуть... А мы все секретно да секретно! А тут вона как: на весь мир.
— Здоровый телевизор. С выпуска такой матери куплю.
— Не. Я лучше сережки сестре...
За столиками, по зимнему времени, сидело немного народу. Люди и фавны вперемешку. Пока ждали повторения выпуска, конкистадоры более-менее научились различать их по форме скул и вертикальным зрачкам, потому что уши по случаю зимы многие прятали под капюшонами. Честно говоря, куда больше фавнов лейтенантов удивило наличие оружия — в каждой компании непременно винтовка или двустволка, а пистолеты вообще у всех. Прямо тебе пиратская таверна, но никто себя в грудь не колотит и стволами не размахивает, все кино смотрят. Сейчас пела сущая девчонка, блондинка-снежинка, но принимали ее с удивительным единодушием, хлопая в ритм, втаптывая каблуки в пол с отчетливым рычанием. Да и голос... Лейтенанты языка не знали, но чувствовали: не про ссору с мальчиком тут поется.
Перед экраном столпилось около сотни разного народу, все они возбужденно переговаривались, и ничуть не удивлялись, что конкистадоры тычут пальцами в экран с радостными возгласами, потому что сами делали то самое, а вопили еще и погромче.
Флюкт вытащил фотографию Руби с косой, луной и волками — ну, беовольфами! — и считал там осколки луны, сосредоточенно сопя, сравнивая с настоящей луной, лениво выглядывающей из-за несомых по небу потоков снега. Доходил до сотни, сбивался, ругался и бросал дохлое дело. Потом собирался с силами, отпивал пива для силы, и делал следующую попытку.
Кортес тянул подогретое пиво с перцем, погрузившись всем существом в оценку вкуса.
Геолог сидел, как летом, прикрыв глаза, словно от жары, словно и не метель вокруг. Ну да "Геология Арктики", вот что значили буковки ГА в нарукавном ромбике. Привычный, черт. Что значили "НИИ", советскому человеку объяснять не нужно.
Под звон короткой мелодии развернулась заставка: студия новостей с логотипом "города Ноль". За столиком желтоглазая девчонка с черным бантом на черных волосах косится вниз, видимо на бегущую строку. Позади ведущей экранчик "прямого включения", именно с него обычно вещают местные корреспонденты. На втором экранчике девчонка в белом — все узнали в ней ту самую певицу, поднявшую на ноги зал несколько минут назад — но на заставке она просто заслоняется от ливня, за ней бушующие волны.
Заставку все приняли с оживлением. Флюкт сказал:
— Ого! — и даже отложил фото.
Заставка перевернулась, крутнулась и пропала. Стихшее кафе уставилось в экран, где пошли вполне знакомые лейтенантам кадры. Перебежки, рывки камеры, пыль, кувырки, фонтаны пыли, снопы кирпича, когда снаряд прошивает здание. На экране шла битва за Вейл. Волна черных тварей. Тревожный блеск аур. Ночной бой: смазанные силуэты, ослепительное пятно горящего дома, стрельба в упор. Потом высотка, шпиль — видимо, съемка с винтокрылов. Алые трассеры, внезапная откровенность попаданий, размытые пятна на самых жутких кадрах — конкистадоры уже знали, что так работает здешняя цензура.
Экскурсовод подобрался:
— Вон ту черную хрень видите?
Конкистадоры сглотнули.
— ... Справа команда CRDL, две другие команды я не знаю. А то, что они пытаются удержать, назвали драконом. Вы сожгли именно такую тварь. Скорее всего.
Лейтенанты переглянулись и молчали до конца ролика, когда все понемногу вернулись к разговорам, заполнив кафе привычным ровным шумом.
Тогда Анкер покрутил носом:
— Чтобы цензурировать, сколько же надо иметь исходного материала? Нам показывали кадры фотопулеметов истребителей — черта лысого там поймешь. А тут прямо как настоящее. Здесь что, каждый с камерой ходит?
— Именно, я так и сказал, — геолог чуть улыбнулся. В самом деле не мерзнет, или просто не хочет ронять марку?
— Понятно, почему все с оружием, — выдохнул Брат. — Если тут в любой миг может выскочить такое... Черное.
— Я понял, что скажу маршалу на докладе, — Поручик вытер тарелку хлебом.
— Что?
— Позже. Тут... Секретность не соблюдена.
— Нашего языка здесь не знает никто.
— Сфига ли? Вот геолог знает. — Поручик вежливо салютовал поднятой кружкой. — А он такой не один.
С привычным уже клеканьем подъехал велопоезд. Из него выгрузился мужчина в синем рабочем комбинезоне с чемоданчиком электрика и принялся возиться в основании низенького светофора. Тут принесли заказанную еду: вполне обыкновенное и вкусное мясо, гарнир если не из картошки, так из неотличимого на вкус местного овоща. Конкистадоры погрузились в еду, не обращая даже внимания на снова запевшую девочку-снежинку.
Когда же с довольными выдохами перешли к остывшему пиву, то заметили, что электрик сидит напротив через стол, что лицом и статью он вполне человек безо всяких там "основ". И, наконец, что на груди его православный крест.
Геолог поморщился:
— И сюда пролезли долгорясые... Политика, чтоб ее... Додумался же кто-то!
После первого в жизни ракетного боя, да еще и удачного, конкистадоры только молча переглянулись. Один Кортес отставил кружку с пивом и потупился несколько виновато. Но и он промолчал.
Зато не промолчал сам иеромонах. Подошел, поздоровался:
— Александр Сеич, рад видеть.
— Не могу ответить тем же, простите. Мракобесы вы, отче Иване.
— Светобесы, с вашего позволения. Электрик ибо.
— Ай, садись уже, пей. — Геолог махнул рукой и пояснил конкистадорам:
— Мы часто спорим. Сейчас лениво просто.
— И о чем в последний раз?
— Что такое душа.
— О! — Кортес оживился. — Хороший вопрос. И что же?
Электрический иеромонах одним глотком выхлебал половину кружки, поставил на стол, как печать на указ и ответил столь же монументально:
— Душа, сыне, это то, чем ты любишь кошек. Опровергни!
Пока Кортес подбирал возражения, шум на террасе приутих. Спустился вечер, люди-фавны расходились кто куда. Подъехал поезд уже из пяти вагончиков, даже здоровенный быкофавн умаялся, пар столбом светился над ним в лучах фонарей. Репродуктор под ближним фонарем душевно выводил подозрительно знакомым голосом:
— ... Атланты небо держат на каменных плечах!
Прежде, чем лейтенанты вспомнили, где слышали почти такие же нотки, геолог сбил их с мысли вопросом:
— У вас до скольки увольнение?
— До утра! — лейтенанты не сговаривались, но получилось хором. — За меткую стрельбу.
— Солдаты, бродяга и поп, — буркнул Кортес. — О чем говорить?
— О бабах! — заржал Флюкт. На этот раз он угадал, его поддержал Брат:
— Правда, хватит с нас мировых загадок. Давайте просто выпьем. Завтра опять колесо крутить.
Геолог развел руками:
— Желание гостя для хозяина закон.
Он слышал, что где-то в городе имеется вполне легальный бордель, но сам туда не ходил. И уж тем более не собирался вести выпивших мальчишек; что они боевые ракеты запускали, для дури не помеха. Получишь потом от парторга за моральный облик... Нет уж, лучше пить здесь. Потом такси вызвать, в лучшем виде погрузят и отвезут.
И уверенно заказал на всех лучшей водки, а к ней соленых грибов, и маринованых побегов из Хедаммы, и вейлского мяса — Звездочет представительских оставил с запасом, на один ужин хватит.
— Да, — осторожно сказал Флюкт, — здесь девушки ого-ого...
Проводив глазами стайку этих самых девушек, земляне за столиком переглянулись: вообще-то, страна как страна. Мороженое не ест никто, что и понятно, зима все же. А так ничего необычного.
Ну, конечно, если не считать картинной красоты брюнетку, с деловым видом прошедшую по галечной дорожке и скрывшуюся в падающем снеге. Чисто тебе крейсер мелькнул на обрезе радара, восхитительно и страшно, волосы дыбом.
— Охотница, — буркнул геолог в ответ на немой вопрос. — Обычный человек против них что ребенок, силы несопоставимы. Такую любить сложно.
В голосе Кортес уловил то ли огорчение, то ли печаль, то ли тоску по недосягаемому, и проворчал больше из чувства противоречия:
— Ну и нечего за ними стелиться. Знавал я одну такую. Бери, мол, меня замуж, только каперство брось, в абордажах не участвуй, сокровища по полгода не ищи, но пятьдесят тысяч пиастров в месяц "на содержание дома" вынь да положь. Еще и в бордели, мол, ни ногой. Да ебись она Кракеном вперехлест через клюз!
Флюкт на правах самого безбашенного не согласился, конечно:
— Ерунда! Комаров бояться — в лесу не сношаться.
— Угу. Ты неделю назад провожал шифровальщицу с узла связи, и вернулся, вывихнув челюсть. Герой!
— Девчонка ни при чем! Мы до такси мирно дошли, она уехала.
— А челюсть?
— На спор языком до уха доставал.
— А вот у нас в Киеве...
Принесли заказанную еду. Стали пить — за тех, кто в море, за тех, кто в пути, и третий тост молча, не чокаясь, и потом за ждущих дома — и стали говорить, и смеяться громко, и подпевать репродуктору:
— ... Ты забудь про меня, ты забудь про меня, не заламывай тонкие руки!
И снова лейтенанты подумали: ну вот знакомый же голос, ну где-то рядом же звучало! — но водка минского разлива вступила в свои права, и Брат ради смеха пропищал, насколько десантник с обхватом легких два метра может изобразить женский голос:
— Ой, да все боевые вертолеты одинаковые. Смотрят свысока через тепловизор, плюются ПТУРами. Могут стрекотать о любви, но им нужен только боекомплект. И то, сразу расфигачат по каким-то там целям. Ждешь его всю ночь, а он прилетает под утро, без ракет, с дырками от пуль. Где шлялся? Военная тайна... И никаких серьезных отношений. Только заикнешься, что пора нам уже завести десант, или построить опору ЛЭП — сваливают на запасной вертодром. Хотя с теми из них, что постарше, еще можно десант завести, не то что молодежь.
— Да, — говорил иеромонах, воздев наставительно палец, — женщине важнее всего ребенок.
— А мужчина?
— Мужчина — будущий ребенок и важен в этом качестве, а не сам по себе.
И майор соглашался вполне глубокомысленно:
— Главное для мужчины — не дерево посадить, построить дом и родить сына... Главное: сделать все разными инструментами!
— Женщин понять невозможно! И нечего мне тут разводить. Вот можешь ты представить, чтобы девушка сперва тебе отказала, а потом пришла тебя же просить помочь?
* * *
— Отчего же, — Капитан потер виски. — Могу представить. Но тут нюанс. Я за Вайолет не ухаживал, она и не отказывала. Пример мимо.
Хоро хмыкнула:
— Тогда пусть она сама и объясняет.
Объяснила Вайолет просто и коротко:
— Я хочу вытащить майора Гилберта. Прямо из боя, до разрыва снаряда. Обстановку я вспомнила и нарисовала. Одна я не справлюсь. Прошу помощи, и готова отплатить любой ценой.
Хоро помотала головой недовольно: любой ценой! Разве можно такое говорить кому попало? И тотчас поняла: Вайолет знает, что Капитану так сказать можно. Вот он все поймет правильно.
Капитан подтвердил догадку, не став ловить Вайолет на слове. Только поморщился:
— Черт знает, а если там какие причинно-следственные связи? Надо ученых спросить, пока не уехали.
Тогда Хоро приказала подать большой сервиз и попросила Капитана заварить много чаю, а заодно послала "садовников" пригласить братьев из Лазоревого Павильона — сюда, в тесную комнатку с мозаичным столом, с резными панелями стен, за которыми скрывался люк синей стали.
Будить братьев не пришлось: истосковавшись по дому, они второй день сидели на чемоданах, ожидая открытия перехода. После экстренной переброски ракетчиков Большой Портал города Ноль оккупировали ученые, и потому пару человек Хоро легко согласилась провести по старой памяти. Просто не сразу: звезды Сад-уль-Забих, понимать надо.
Так что на приглашение братья радостно вскочили; вещи их взяли посланные служители; по резной галерее под красивой, полной, белой — наконец-то нормальной! — луной Страны Цветных Облаков все прошли к Хоро.
Вещи сложили пока в угол. Капитан перелил чай из заварника в разливной чайник, удовлетворенно выдохнул:
— Готово!
Поднял взгляд на вошедших и спросил:
— Съездить с вами для моральной поддержки?
Младший нахмурился:
— Не советую. Съедят.
Старший покрутил носом:
— Сферы, мать их в купол.
— А цель вызова?
Братья развели руками. Ответил старший:
— Формально доклад в Институте Коммунизма. Ефремов, Афанасьев, наверняка и Серов будет. А что по сути, не знаю. Самое вероятное, что просто истек срок. Тут же со временем каша полная. Мы перемещаемся мгновенно, а луч света идет восемь лет.
— А, вы же положение вычислили.
Выпив чаю, братья синхронно покривились:
— Вычислили, только дичь получилась. Система Ремнанта поперек диска летит, у нее траектория — ум сломаешь. А так да, восемь световых. Всего-то вдвое дальше, чем до Проксимы...
— Вот, мы через портал мигом, а луч света пока еще доползет. И попадаем не день в день, и не год в год, а так... Сезон в сезон примерно. Расхождения небольшие, что хорошо. Но бессистемные, что совсем плохо. До сих пор непонятно, причина тут на планковских длинах или на эйнштейновских...
— Стоп, стоп, не вали все комом.
— Точно. Простите, Вайолет. Извините, Хоро. Капитан...
— Какие еще есть версии вашего вызова?
— Беспокоишься?
— Меня не вызывают пока. Имеет смысл уточнить, к чему готовиться.
Братья снова переглянулись и ответил старший:
— Что угодно. Может, замечания к расчету положения Ремнанта. Но тут гадать можно до бесконечности. Не спрашивать же у начальства.
— Ведь начальник умный не может быть. Потому что — не может быть.
Капитан поглядел на луну сквозь пар над чашкой. Нет, нисколько на Ремнант не похоже. Неужели кончилось?
— Фрондируете, мушкетеры.
— Мы интеллигенция, положено. Второй день учимся фиги в кармане вертеть.
— И как, получается?
— Цепляется за что попало.
Младший прибавил еще вариант:
— А может, и твоя гипотеза Праха как хранилища знаний первой цивилизации. Хотя непонятно, почему все бессистемно и почему не запись на кристаллической решетке.
— Чтобы читалось без специального прибора, мне кажется.
— Ну да, писатель, — Капитан ругнулся в нос, — дозамечался тайных знаний.
Подумал, что ругался зря и попытался сгладить шуткой, но шутку взял из "тех документов" 2012 года:
— Вы как сестры Вачовски, только братья!
Разумеется, юмора никто не понял и потому не поддержал. Старший брат ответил вполне серьезно:
— Что делать, не знаю. Но бездействия сердце не выдерживает. Коммунист обязан что-то сделать.