— Скажешь, тоже, братец! — фыркнула девушка. — Кормить его, обогреть его! А может, ему ещё и женщину на ночь? Меня ему в девки отдать не хочешь?
— Да ты что, сестра! Что ты такое говоришь? Мне просто стало жаль его. Он не так уж и виноват, как нам поначалу казалось. И девок никаких не позорил...
— Ну, братец, делай как знаешь, — сказала она, всучив тарелку. — Да вот только если ты его упустишь, Дверной Косяк и Золотой Лук тебя самого повесят!
И девушка ушла, демонстративно хлопнув дверью.
— Не бойся, я никуда не сбегу, — сказал Асеро, — не хочу, чтобы у тебя из-за меня проблемы были.
— Прости, что я поначалу так... теперь мне и в самом деле стыдно, что я был таким жестоким. Я много лет осуждал тебя, но не думал о том, каково тебе было при этом. Человек, который должен был тебя охранять, собирается тебя убивать...
— Когда я заговорил о жене и ребёнке, твой отец понял меня... Может быть, он уже знал о тебе. Я помиловал бы его, если бы мог. Что мне было с ним делить, в сущности? Он просто совершил ошибку и это понял... Жаль, что слишком поздно.
Тарелка быстро опустела, хотя на полпорции на каждого было явно мало. Юноша на эту тему только грустно вздохнул:
— Ничего, до утра протянем, — сказал Асеро.
— Питьё моя сестра нам вряд ли принесёт, придётся воду брать, — сказал Птичий Коготь. — Теперь ты точно не убежишь, так что я сейчас ковш воды принесу.
— Разделив пищу, мы стали почти что братьями, и подставлять тебя под виселицу я не могу.
— Я тоже не позволю им тебя убить!
— Один ты тут ничего не сделаешь, — вздохнул Асеро. — Чтобы спасти мою жизнь, надо отмыть мою честь. Иначе я буду приговорён судом народа к смерти. А сегодня отношение ко мне народ вполне продемонстрировал...
— Но ведь это от того, что они считают тебя насильником! Если бы они убедились, что это не так...
— Не только, к сожалению. В первую очередь я опозорен тем, что упустил власть. Да, меня подло и коварно обманули, формальной вины за мной нет... Но в глазах людей я жалок и смешон. Как ни странно, порой люди более жестоки к жертвам, чем к палачам.
— Тебе было очень обидно, когда тебя била сперва Хрустящая Лепёшка, а потом старейшина?
— Да это что! — Асеро отмахнулся. — По сравнению с тем, что со мной сделали англичане, это пустяки. Следы от ударов ещё могут зажить. Но у меня на глазах сожгли на костре мою мать. Сожгли живьём ни в чём не повинную беспомощную старуху, которой и так немного на свете осталось. Она стойко держалась, даже не вскрикнула. А я в тот момент чуть умом не тронулся от горя и бессилия. И Золотой Лук во всём этом участвовал. А потом англичане ещё хотели привести мою жену и дочерей, чтобы надругаться над ними у меня на глазах. Думали, что я этого точно не выдержу. Но что-то у них не получилось...
— Но ведь твои же дочери не виноваты, что они твои дочери! — в ужасе воскликнул Птичий Коготь.
— Не виноваты, конечно. Не в этом тут дело. Англичане хотели, чтобы я дал им доступ к секретным документам — а это означало мучительную смерть для сотен людей. Я не мог пойти на это. Уж лучше бы палачи запытали насмерть меня самого, я понимал, что враги всё равно не пощадят меня. И мать моя знала, что её не пощадят. Но также я знал, что если я выдам секретные документы, то жёны и дочери тех, кого по ним найдут, тоже будут растерзаны этими зверями! А в конце Золотой Лук лично пытал меня, он сам вызвался. Я терпел, пока не потерял сознание, и меня бросили, решив, что я мёртв.
Юноша смотрел на Асеро с восхищением.
— Знаешь, когда твои добродетели нахваливали разные глашатаи, я не верил ей и в душе смеялся. А теперь вижу, что ты... ты даже лучше, чем тебя представляли. Я не думал, что ты способен жертвовать собой ради других. А теперь вижу, что ты действительно герой. Нет, ты должен жить! Таких людей как ты — очень мало. Ты действительно один из лучших людей на нашей земле.
— Да мне и самому умирать не хочется. Я очень надеюсь, что меня всё-таки оправдают. Но если не удастся, тебе не стоит пытаться защитить меня силой. Только погибнешь напрасно. Лучше если меня всё-таки повесят, то отомсти Золотому Луку.
— Отомщу! Клянусь! Хотя я много лет прожил с ним в одной деревне, я никогда не думал, что он способен на такое...
— Но ведь ты же сам говорил, что он людей бил? И унижал при этом. Так что чего уж тут удивительного?
— Ну... — юноша замялся, — нам в школе учитель говорил, что нам, мальчишкам, свойственно бить и унижать друг друга. Это, мол, оттого что у нас кровь буйная, не перебродила, оттого нас драться и тянет... Ну, то есть должны мы обижать друг друга, к девчонкам под юбки пытаться залезть... что это природа такая, и к тому же нам это полезно, чтобы выделить наилучших.
— И что, тот, кто сумеет избить или унизить другого, наилучший?! — спросил ошарашенно Асеро.
— А что, когда ты в школе учился, разве не так было? Ведь ты же в детстве среди простых людей жил.
— Да, жил. Но у нас никто никого не бил и не унижал. Нас с детства приучали ценить своё и чужое достоинство. А однажды произошла одна очень поучительная история. Мы писали сочинение. Помню, я очень старался, переписывал уже черновик, пытаясь не допустить ни одной кляксы. И вдруг мне в лицо кто-то плеснул чернила. Чистовик погиб совсем, на черновик тоже попало, а всё моё лицо и одежда были в чернилах. Я почти ничего не видел, почти на ощупь пришлось пройти к школьному умывальнику во дворе. Учитель сказал мне: "Промой глаза тщательнее, а то можешь повредить зрение. А о сочинении не беспокойся, можешь написать его потом дома".
Говоря это, Асеро внимательно следил за реакцией Птичьего Когтя. Юноша напряжённо слушал, приоткрыв рот.
— Умываясь, я слышал обрывки того, что учитель говорил моему обидчику. Говорил о ценности человеческого достоинства, о том, что людей нельзя унижать, тем более без причины... Ведь я не сделал своему обидчику ничего плохого, просто обычно у меня сочинения хорошо получались, а у него плохо. Он был каньяри, а у нас в школе занятия были на кечуа, так как каньяри был он один. И в общем-то он язык знал. Тут не совсем в языке дело, он в глубине души считал нас... ну, почему-то хуже. Я тогда не понимал, что можно к другим людям относиться хуже из-за их национальности. Ну знал я, что он каньяри, а я кечуа, ну и что с того?
Пустая деревянная миска уже выпала у его незадачливого стража из рук.
— Ну а потом, когда я вернулся в класс, учитель потребовал от того юноши, чтобы он признался, почему это сделал, и чтобы попросил прощения у всех и у меня лично. Но тот не хотел. И тогда учитель сказал нам, что тот счёл себя выше всех нас и потому готов оскорблять нас всех и каждого по отдельности. И что если он сейчас же не извинится, то мы вправе его наказать. Сказал, что даже побить его можем, но только не по лицу, и не по промежности, чтобы не искалечить. Тут юноша не выдержал, встал на колени и заплакал. В тот момент я подумал, что он раскаивается в своём поступке, и был даже готов его простить. Ну, бить его, конечно, не стали. Но потом мать и отец его пришли к учителю разбираться и доказывали ему, кажется, что он слишком жестоко поступил с их отпрыском. И что, мол, его лучше было вообще не наказывать, а простить ему шалость. В общем, он им так ответил, что вскоре те приняли решение о смене места жительства. А когда они уезжали, тот юноша, пользуясь безнаказанностью, кричал, что я сын шлюхи, и прочие гнусности про меня и моих родных. А учитель потом сказал, что если человек готов нас унижать и оскорблять, то ему не место среди нас.
— Странно это всё. Я и не мог себе представить, чтобы учитель был... таким. Хотя наш старый учитель нас тоже такому не учил... Больше письму и счёту, и прочему, что надо в школе знать. Как он нас воспитывал, я не очень помню... Старшие говорят, что у нас вообще какая-то ерунда со школой пошла. Раньше учились по четыре года, а дальше или в столицу доучиваться, или ремеслу учиться. Но потом решили школу продлить до армии. И в результате и младших должны дома доучивать или родители, или братья-сёстры, и старшие мучаются.
— Да, помню о таком эксперименте, но вроде для старших это добровольно должно быть?
— Должно. Но если родители хотят для детей карьерных перспектив, то не отвертишься. Впрочем, не могу жаловаться, мне поначалу нравилось слушать то что он говорит. А говорит он, что главное обучить жизни юношей, когда у них кровь пробуждается, а девушек не обязательно, а с малышами он чисто формально возится, иные ему советовали кого-то другого на малышей поставить, но у нас для этого только девушка есть, а он против чтобы женщина своим воспитанием будущих мужчин портила.
— В каком смысле портила.
— Ну хлюпиков из них воспитывала. Тапир, так нашего учителя зовут, говорит, что женщинам вообще надо запретить учить будущих мужчин, пусть только с малышами возятся.
— Что то странное у вас творится. И давно у вас так?
— Три года. Новый приехал с курсов подготовки учителей, а тут старый внезапно умер. Конечно, многие юноши Тапира с удовольствием слушали, всем же хочется настоящими мужчинами стать. Только вот я вижу, что ты... не такой... какими нас учили быть. Но ты... не хуже, а даже лучше. А я ведь терпел Золотого Лука потому что в глубине души считал его более мужественным, чем я.
— Только поэтому? Или... ещё потому что надеялся, что он поможет тебе отомстить мне?
— Нет, не в этом дело. Во-первых, я хоть и знал, что он тебя не уважает, но я не знал про заговор. Он ведь это скрывал, боялся, что дойдёт до Кондора...
— Кстати, о Кондоре. О нём ничего не знаешь?
— Не, со времён переворота он пропал без вести. Даже его мать, Кочерыжка, ничего не знает о нём.
— Жаль. Для меня он был почти что членом семьи... И ещё я ему заботу о своей жене поручил, надеялся, что он её у себя дома укроет.
— Странно, ты на волосок от смерти, а думаешь не о себе, а о жене и ребёнке.
— То же самое мне сказал и твой отец. Я просто не изменился в этом плане за эти годы! Так всё-таки, почему ты слушался Золотого Лука?
— Я.... считал, что так надо. Что если я взбунтуюсь, я поступлю неправильно. Один страх я бы преодолел, я не трус. Но я... боялся быть неправым. Слушай, а почему если учитель разрешил тебе побить своего обидчика, то почему при этом запретил бить по глазам и по яйцам?
— Потому что можно искалечить человека! А что?
— Да любит Золотой Лук в пах пнуть.
— Послушай, но ведь у меня охрана не просто на карауле стоит. Они ведь ещё и учатся. Начальные медицинские сведения им дают обязательно. Ну не мог он не знать, что если человека в пах пнуть, его потом можно на всю жизнь искалечить.
— А знаешь, он, кажется, и хотел бы всех евнухами сделать, чтобы все девки были его! А остальные бы не могли стать его соперниками. Я слыхал о владыках, которые таким образом калечили многих подданных, а сами имели многие сотни жён!
— Да, бывает такое. Несладко оказаться на месте его оскоплённых слуг. Но теперь ты понял, что он угрозу прежде всего для вас представляет.
— Понял. Впрочем, теперь ему не до наших девушек. У него столичные трофеи на уме...
— Значит, он прибыл из столицы с трофеями? А что он вообще делает здесь?
— Вернулся он всего пару дней назад, хотел обратно побыстрее, но родня уговорила его встретить здесь Райма Инти, и он согласился. Что до трофеев... какое-то барахло он вроде приволок, сегодня с утра он перед нами в жёлтой тунике вышел и тебя изображал... Встал в гордую позу и сказал повелительно: "Волоките ко мне побольше красивых девушек, я из них себе наложниц выберу". Ну а кроме туники он ещё какие-то блюда притащил, ковёр красивый, ну и ещё какие-то мелочи. Много-то не унесёшь с собой.
— Откуда так хорошо знаешь про трофеи?
— У него младший брат есть, Ловкий Топорик зовут. Ему десять лет. Так вот, он всё это рассказывал нам. Впрочем, основной трофей — девушка.
— Девушка? Расскажи подробнее! Как её зовут?
— Никто не знает. Она немая, но вроде не глухая. Её так "Немая" и зовут. Сам Золотой Лук говорит, что её на улице подобрал, ну а так кто знает.
— Догадываюсь, для чего он её к себе в дом взял...
— Не... этого нет. Ну, то есть он, скорее всего этого хочет, но Топорик рассказывал, что когда Золотой Лук привёл девушку в дом, то отец сказал так: "Как я вижу, ей вряд ли больше тринадцати лет на вид. Кроме того, она нема и даже пожаловаться не может. Так что если ты её тронешь — не сносить тебе головы! Пусть пока у нас поживёт, пообвыкнет, а тогда будем решать — жениться тебе на ней или нет. А без законного брака я тебе её портить не дам!".
— А старейшина у вас всё-таки неплохой человек. Может, и удастся мне убедить его в своей невиновности... Думаю, что если он узнает о "подвигах" своего сыночка, тому точно не поздоровится. Только вот поверит ли он мне? У меня нет сына, так что я не могу сказать, поверил бы я, узнай про своего сына такое... Да ещё от человека, которого сам считаю мерзавцем... Нет, наверное, не поверил бы!
— Да он про многое и так знает. Тот в школе часто безобразничал, а учитель его покрывал, но в семье знали...
— Расскажи мне об этом поподробнее. Я вот одного не пойму: мне ведь людей в охрану должны были людей подбирать тщательно, учитывая их лояльность, и это заверялось несколькими подписями. Требовались подписи старейшины айлью, подпись учителя, подписи ещё нескольких уважаемых в селении людей, в чьей лояльности нет сомнений... В общем, если такого человека мне пропихнули, это было сделано, скорее всего, нарочно. И измена свила здесь гнездо давно. И все эти гадости, которые про меня рассказывали, от кого ты всё это слышал?
— От нашего учителя. Он сперва рассказывал официальную версию, а потом собирал тех, кому доверял, и рассказывал им под страшным секретом Правду. Ну, точнее, то, что он называл правдой. Некоторое время я ему верил безоговорочно. А потом я усомнился в его порядочности, но до сего дня мне и в голову не приходило, что он может лгать в том, что сообщает под большим секретом. Мне казалось, что если человек рискует, рассказывая страшные истории, то он не будет лгать. Какой смысл рисковать ради лжи? Но то, что проделывал Золотой Лук....
— А почему учитель покрывал проделки Золотого Лука?
— Я думал, потому что племянник, но ведь и Золотой Шнурок тоже племянник... не знаю. Только это были довольно мерзкие истории. Сколько бы учитель ни говорил, что это нормально, всё равно...
Хотя в сумерках было трудно различить цвет лица, но даже так было ясно, насколько Птичий Коготь смущён.
— Вижу, что тебе даже стыдно рассказывать, — сказал Асеро, — но всё-таки хочется знать, что за скандал удалось покрыть.
— Ну, ещё в школе он как-то подкрался к одной девчонке сзади, внезапно задрал ей юбку и что-то ей там потрогал. И это было при многих свидетелях. Та чуть сквозь землю от стыда не провалилась, родители потом в школу пришли объяснения требовать, так учитель стал доказывать, что для юноши такое поведение нормально, младая кровь играет, значит, такое поведение надо терпеть. Ну а семья девочки сорвалась с места и уехала, мол, тут наших детей только дурному научат.
