— Оставайтесь на месте и ждите моей команды! — нарочито громко, так чтобы его услышал и понял отец Кресск, сказал Альдарион и направился к монаху.
Когда Ленкорион подошел к проходу в скалах, его встретили трое. Возле Кресска, справа и слева от него, и чуть-чуть сзади, стояли еще два монаха. Высокие, широкоплечие — хорошая цель для эльфийских стрел.
Ленкорион презрительно улыбнулся, сколько бы здесь ни было монахов, какими они ни были бы сильными, им не устоять против решительности и упорства эльфов.
— Мир вам, — приветливо встретил эльфа отец-комендант. Лицо его лучилось добродушием: толстые губы были растянуты в улыбку. — Что делает так далеко от канцелярии бургомистра уважаемый Ленкорион? — с неподдельным интересом спросил он.
" А то ты не знаешь, что я здесь делаю, наглый притворщик! — возмутился эльф. — Как лживы все эти людишки. А этот Кресск — хуже всех".
— Собираем лечебные травы, святой отец, — также вежливо ответил он и тоже попытался изобразить что-то вроде улыбки. — А позволено ли мне будет спросить, что делают монахи так далеко от своей Обители?
" Он очень уверен, — отметил отец комендант. — Считает, что сила на его стороне. М-да... все они вооружены боевыми луками. Сегодня этот эльф опасен... Но, с помощью дважды рожденного драконоборца, управимся мы и с этими еретиками".
— Молимся, сын мой. Усердно молимся. Святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, внимает молитвам, как в стенах Святой Обители, так и вдали от нее. Не желаете ли и вы обратить свои помыслы к святому Фестонию, дарующему нам все блага, — любезно предложил Кресск, — и помолиться с нами?
— Мы не можем сделать этого, — заметно скривив тонкие губы отказался Ленкорион. — У нас свои боги, которым мы приносим щедрые жертвы, и своя королева, прекрасная и вечно молодая Эльсениор, которой мы поклоняемся.
— Жаль, жаль, — посочувствовал монах... — А что новенького слышно в канцелярии нашего славного бургомистра Слейга? Тебе, Ленкорион, ведь известны все новости.
— Ничего нового... — Ленкорион знал, что Кресск умен, хитер и если встал на пути вооруженных эльфов, то вероятно что-то задумал. Следовало выяснить что? И эльф инстинктивно тянул время.
— С городской казной, видно, плохо... — продолжал размышлять монах.
— Как всегда, — сообщил Ленкорион. С городской казной всегда было плохо.
— Чиновники много воруют?
— Все, что положено для оплаты городских работ расходуется согласно предписанию, — соврал эльф.
— Нехорошо обманывать, — монах добродушно погрозил эльфу толстым пальцем. — Уж если Слейг отправляет своих лучших работников, чтобы собрать травы, и потом продать их, значит казна слишком дырявая, и монеты из нее утекают слишком быстро... Интересно, куда это ни утекают?
Начальник канцелярии не любил, когда ему задавали подобные вопросы. Более того, начальник канцелярии терпеть этого не мог.
— Многие удивляются, откуда берутся монеты у Святой Обители? — стараясь сделать это как можно более ехидно, произнес эльф. — Обитель ведь недавно прикупила большую березовую рощу, что за Кущинским озером.
Отец Кресск не обратил внимания на выпад эльфа.
— Вообще-то, сбор лекарственных трав — дело очень подходящее для трудолюбивых эльфов... Знаешь, Ленкорион, мы можем вам помочь, — вдруг, как бы осенило монаха, и добродушное лицо его снова украсила улыбка. — Принесите собранные вами травы в нашу Обитель, и мы отсыплем вам за них хороший кошель полновесных медных монет.
Ленкорион чувствовал, что Кресск издевается над ним. Ему надоело выслушивать шуточки отца коменданта. Это же смешно. Какие-то монахи встали на его пути к славе и возрождению великого тысячелетнего царства эльфов. Глупые ничтожные людишки.
— Нам надо пройти, святой отец, вели освободить дорогу, — потребовал он.
Кресска, казалось, удивила настойчивость эльфа и нескрываемая угроза в его словах.
— Тропа узкая а братья заняты молитвой и не могут уйти с этой тропы... — сказал он негромко, будто пожаловался.
— Скоро ли они закончат свои молитвы? — Ленкорион ждал, что Кресск поймет: сила на стороне эльфов. Дорогу следует освободить. Иначе эльфы легко перебьют отряд монахов.
— Вся наша жизнь проходит в молитвах, — сообщил отец-комендант и развел руками, подтверждая этим жестом, что он бы с удовольствием пропустил эльфов, но ничего сделать не может... — Мы будем молиться весь день и всю ночь.
— Пусть монахи ненадолго прервутся. Молодые эльфы идущие за мной горячи и очень торопятся, а они — меткие стрелки, — припугнул Ленкорион святого отца.
Кресск опечалился.
— Эльф, — ты хочешь взять то, что не принадлежит тебе — перешел он к прямому разговору о сути дела. — Вернись к бургомистру Слейгу и напомни ему, что сокровища дракона принадлежат Святой Обители.
— Бургомистр Слейг не может приказывать вольным эльфам, — заявил Ленкорион. — Сокровища, что хранятся в башне, украдены драконами у наших предков. Мы больше не служим бургомистру Слейгу. Мы пришли за тем, что принадлежит нашему народу.
" Вот как... Эльфы вышли из подчинения Слейга, — Кресска это не удивило. Он никогда не доверял эльфам: ни их словам, ни их поступкам. — Значит они не отступят, попытаются завладеть сокровищами силой".
— Если ты не боишься гнева их пресветлости, координатора Хоанга, то побойся гнева святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, — посоветовал Кресск.
— У эльфов свои боги, монах, — Ленкорион был уверен, что сила на его стороне. — Нас привела сюда великая цель. Если ты не освободишь проход, мы убьем тебя, и твоих братьев. Ты ведь знаешь силу стрел эльфов.
— Выполнение помыслов каждого из нас, в руках святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, — сообщил отец Кресск. — Святой Фестоний может защитить братьев от смертоносных стрел эльфов.
Вероятно, именно святой Фестоний, внушил монахам мысль, что надо надеть под балахонами прочные, выкованные гномами в старые времена, кольчуги.
Ленкорион понял, что отец-комендант готов пожертвовать жизнью, но эльфов не пропустит. Убеждать его не имело смысла. Упрямство должно быть наказано. Ленкорион молча повернулся и возвратился к отряду. Его молодые соратники были готовы к схватке с монахами. Они ждали команды. Ленкорион решил, что надо показать своим воинами, что должен делать эльф, когда кто-то пытается преградить ему путь к великой цели. Он взял из рук Олькандара свой лук и повернулся к Кресску.
— Освободи дорогу, монах! — приказал эльф. — Пожалей своих людей, уведи их! Если ты этого не сделаешь, я убью тебя и всех, кто попытается помешать нам.
Кресск не ответил. Рядом с ним, так же твердо, стояли оба монаха. Один справа от отца коменданта, другой слева.
Впереди было тысячелетнее царство, торжественное сияние семицветной радуги, улыбка прекрасной и вечно молодой королевы Эльсениор. Но путь ко всему этому преграждали какие-то монахи, потомки тех, кто лишил эльфов их величия. Разве это могло остановить Ленкориона!?
Вождь поднял лук и натянул упругую тетиву, чтобы послать смертоносную стрелу в сердце монаха. Он не испытывал жалости к этому человеку.
— Ти-и-ин-н-нь... — тетива лопнула. Тетива лопнула!
Эльф с изумлением и растерянностью глядел на смертоносное оружие, которое превратилось в слегка согнутую палку. Тетива не могла лопнуть. Такое никогда у него не случалось... Такое никогда не случалось ни у одного эльфа. Такое не могло случиться... Но тетива лопнула.
— Убейте его! Убейте всех троих! — закричал Ленкорион.
Чтобы убить троих — достаточно трех стрел. Трое эльфов вышли вперед, вскинули луки. Три стрелы уставились в приговоренных к смерти монахов.
— Ти-ин-н-нь... Ти-ин-н-нь... Ти-ин-н-нь...
Три тетивы лопнули почти одновременно.
Это было настолько невероятно, что бывший гордый вождь, затем уважаемый начальник канцелярии бургомистра, а сейчас, снова повелевающий эльфами гордый вождь, растерялся. А, растерявшись, вместо того, чтобы увести отсюда отряд и разобраться, как могло произойти такое, он отдал совершенно глупую, в данных обстоятельствах, команду.
— Стреляйте в них! — приказал Ленкорион. — Стреляйте все, и убейте всех!
Эльфы дружно вскинули смертоносные луки. Но стоило кому-нибудь из них попытаться выстрелить, как тетива рвалась. Ни одного пригодного к бою лука в отряде не оказалось.
— Братья, нечестивцы грозили нам смертью, но святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, защитил нас от их стрел. Следует арестовать эльфов-изменников и предать их суду, — сообщил своим подчиненным отец Кресск.
Из-за скал выбежали монахи. Были их вдвое больше чем эльфов. Каждый был вооружен увесистой дубиной.
Эльфы обнажили кинжалы. Но что такое кинжал против хорошей дубины? И разве устоит молодой, не приученный к воинским упражнениям эльф-канцелярист, против монаха, посвящающего львиную долю своего времени молитвам и тренировкам?
Сержант Нообст смотрел на то, как Ленкорион и Кресск разговаривают. После недолгого разговора эльф вернулся к своему отряду. Поднял лук.
Схватка казалась неминуемой. И исход ее был предопределен: никто не мог устоять против стрел эльфов.
— Это уже слишком! — возмутился Нообст. — Эльфы перебьют монахов. Их надо остановить.
Он поднялся, собираясь идти к враждующим и восстановить порядок. Нообст никогда не забывал, что он сержант городской стражи и должен следить за порядком.
— Ты куда?! Ничего ты там не сделаешь. Видишь, эльфы озверели, все поставили на кон. Раз они решили перебить монахов, ты их не остановишь. Первая стрела будет твоей. Жить тебе надоело.
Тем временем эльфы подняли луки. Каждый из них сделал по выстрелу. Но два монаха, во главе с Кресском, почему-то, по-прежнему стояли в проходе у скал. Это выглядело странно и непонятно.
Потом из-за скал выбежали монахи. Эльфы почему-то отбросили свои смертоносные луки и вынули кинжалы. Но что они, могли сделать со своими кинжалами, против дубин монахов, которые постоянными молитвами укрепляли свой дух. Дух оказался сильней стали.
— Смотрите! — восхищался монахами Хитрый Гвоздь. — Как они дубинами работают! Мастера. И все у них продумано. Как будто они остроухих здесь и ждали, даже веревки припасли. Вязать они умеют. Крышка эльфам, погонят их в Геликс и там повесят. А Ленкориона выше всех. Придется Слейгу новую канцелярию набирать.
— Если сам Слейг удержится в своем большом кресле, — подсказал Нообст.
А гости к проходу в скалах все прибывали.
— Еще один спешит, опоздать боится, — обратил внимание, своих спутников, на одинокого всадника, Деляга.
Теперь весь отряд Гвоздя смотрел на этого всадника. Тот вылетел из леса на длинноногом коне и мчался к монахам, которые ловили эльфов, глушили их дубинами и вязали. Всадник и сам был монахом, в таком же балахоне, как и все остальные, только грязном и запыленном, и статью пожиже: гном или мальчишка. Монах не спрыгнул, не сошел, а сполз с коня и пошатываясь подошел к отцу Кресску. Конь на ногах не удержался. Жалобно заржал и лег.
Монашек что-то сказал, вынул из-за пазухи лист бумаги и передал его отцу коменданту. Тот прочел бумагу, снова сложил ее вчетверо, отдал братии какую-то команду и скрылся в скалах. Курьер посмотрел ему вслед и лег. Монахи быстро довязали эльфов, сложили их рядком, выстроились в цепочку и поспешили вслед за отцом-комендантом. У начала тропинки остались обессиленный конь, обессиленный всадник и десять аккуратно связанных эльфов.
Глава тридцать шестая.
Благородные рыцари не протыкают копьем даже злейшего врага, если тот беспомощно лежит на земле, уткнувшись мордой в камень, и глаза у него закрыты, а хвост не шевелится. А Калант Сокрушитель Троллей, был благородным рыцарем. Он подскакал к растянувшемуся во всю немалую длину дракону и остановился.
Дракон чувствовал себя преотвратительно: болела морда, болели передние зубы, болела грудь, болела подвернувшаяся передняя левая лапа. А главное, он не мог понять, что произошло: почему он лежит на земле, почему все у него болит?
Он открыл один глаз и увидел рыцаря. Рыцарь сидел на лошади, на поясе его висел большой меч, в правой руке он держал копье... И дракон все вспомнил. Этот рыцарь вызвал его на поединок. Потом они сражались. Дракон уже почти победил. Оставалось нанести последний удар, и в этот момент он поскользнулся и упал. А сейчас рыцарь стоял на расстоянии удара копьем. Надо было немедленно напасть, или отпрыгнуть в сторону. Но морда болела, грудь болела, голова кружилась и не было сил, ни отпрыгнуть, ни напасть, ни, даже, просто, встать. Рыцарь тоже медлил. Почему-то не нападал. Меч его был в ножнах, копье поднято острием вверх.
Дракон открыл второй глаз.
— Можешь ли ты продолжить сражение? — спросил Калант, когда понял, что дракон смотрит на него. — Или тебе надо оказать помощь?
— Не надо мне никакой помощи, — в голове у дракона по-прежнему гудело. — Подожди немного, дай отдышаться.
— У меня есть исцеляющая мазь, — предложил рыцарь. — Называется "Заморская Панацея". Останавливает кровотечение, снимает боль в костях, лечит от простуд и насморков, от коликов в желудке и всех остальных болезней. Я дам тебе эту мазь. Можешь ею воспользоваться. А поединок мы продолжим завтра, когда ты исцелишься.
— Да нет, обойдусь как-нибудь... — отказался дракон. Он поморщился, тряхнул головой, медленно приподнялся сел и стал оглядываться, пытаясь понять отчего поскользнулся на ровном месте. И увидел возле передней левой лапы кожуру от банана.
Дракон выругался. Взял в лапу кожуру банана, посмотрел на нее, затем отбросил в сторону и снова выругался.
— Все беды от баб, — пожаловался он Каланту. — Сколько раз я ей говорил: когда ешь бананы, бросай кожуру в мусорное ведро. Так нет, по всему полю раскидала. И так всегда: все у нее разбросано, ничего на место не кладет.
— Я И НЕ ОБЯЗАНА! — из окна второго этажа выглянуло очаровательное личико принцессы. — Ни одна принцесса НИКОГДА, запомни это, НИКОГДА, не станет убирать за собой. Для этого есть служанки. Сколько раз Я ГОВОРИЛА тебе: приведи мне служанок! А банановые корки ты сам разбросал.
— Я?! — возмутился дракон.
— ТЫ! ТЫ! ТЫ! Ты сидел на башне, с жадностью жрал бананы и разбрасывал кожуру.
— Да я уже полгода бананы не ел! — продолжал возмущаться дракон.
— Ел! Тайно от меня. Но я видела.
— Вранье.
— ЭТО Я, ЗНАЧИТ, ВРУ?!! — теперь возмутилась принцесса. — Я ВРУ!?
— Врешь!
— ГРУБИЯН! — заявила принцесса. — СТАРЫЙ ТУПОЙ И БЕССЕДЕЧНЫЙ ГРУБИЯН! НЕВЕЖА! НЕУЧ! ХАМ! ДЕБИЛ! Никакого уважения к девушке! — и окно опять со стуком захлопнулось.
— Истеричка, — пожаловался рыцарю дракон. — Вот так она реагирует на малейшее замечание. Не завидую я тому, кто ее замуж возьмет.
— Все-таки принцесса и в заточении, — стал оправдывать даму Калант. — Испытывает всякие неудобства...
— Она испытывает неудобства?! — дракон сердито фыркнул и в воздухе запахло чем-то паленым. — Это я испытываю неудобства! Мне, за каждый год, что она здесь живет, три года трудового стажа засчитывать надо. За то, что я каждый день с этой фифой общаюсь, мне спецпитание следует выдавать, и молоко за вредность. Живет на полном обеспечении, свежий воздух, хороший климат, здоровая пища, а думаешь, я хоть одно доброе слово от нее услышал? Все ей не так. Что бы я ни сделал — все не так, что бы ни сказал — все не то. А уж замечание какое-нибудь высказать ей — так уж лучше промолчать. Она, в ответ, на каждое мое слово, сто своих выдаст. Она же всегда права. Вот ты, благородный рыцарь, борешься за справедливость, скажи, может быть кто-то всегда прав? Понимаешь, всегда.
