-Я отвечу вам, господин министр, с солдатской прямотой. Ни одна страна в Европе не имеет в настоящее время такого неустойчивого внутреннего положения как Польша. Вовлечение Польши в какие бы то ни было авантюры может привести к развалу государства. Польша лопнет как мыльный пузырь. Вы всерьез рассчитываете на поляков? Польша только считается относительно мощной военной державой. Но она рухнет в случае войны в считанные дни. Мы сейчас, в нынешних границах, в нынешнем своем положении — образование в большей мере искусственное, удовлетворяющее некоторым доктринам и комбинациям, но не отвечающее действительным потребностям и здравым правам народов Центральной и Восточной Европы.
-Вы впадаете в крайности.
-Жестокий опыт научил меня, что только крайности бывают разумны. — мрачно возразил генерал Видронь. — Я не любитель аристотелевой середины. Предпочитаю крайности.
-Для вас, человека военного, крайность — это война?
-А для вас разве нет? — усмехнулся Видронь. — Война имеет свойство — она довольно быстро приобретает тотальный характер. И тогда, очень скоро после начала войны, даже крысы не смогут отсидеться в норах. И если кто — то надеется, постоять в роли наблюдателя, этот кто — то жестоко заплатит за свои иллюзии. А у вас, у англичан, полно иллюзий. Вы никогда не были большой военной державой, у вас нет сухопутно — военных традиций, и ваше воображение плохо воспринимает все те опасности, которые связаны с наличием у России громадной армии.
-Два великана теснят вас каждый со своей стороны, генерал. — сказал лорд Милн.
-Все идет к тому, что мир будет принадлежать русским, вы это хотите сказать?
-Вы получите твердые политические, экономические и военные гарантии, генерал.
-Гарантии от вас?
-Да.
-Зачем? Долгой войны 'великие демократии' не в состоянии выдержать. Но я допускаю, что Европа этого не поняла.
-Это пока только ваши гадания, генерал.
-Есть еще вариант. Поиск третьего политического курса. Уравновешивающего силы так, чтобы ни одна из сторон не отважилась начинать решительное наступление. Польша должна искать свой особый путь. Путь, отличный от русского или от английского. Путь гуманности и самосохранения.
-Вы придерживаетесь этого варианта?
-Я? Нет. Я военный человек и исполняю приказ. Третьего варианта придерживается князь Сапега, бывший министр иностранных дел. Он представитель 'старой' аристократической дипломатии, которых не беспокоит, что их мнение может остаться в меньшинстве. Скоро мы сможем вновь видеть его во главе министерства. Дело практически решенное.
-'Старая' дипломатия угасает.
-Представители 'новой дипломатии' должны ассоциироваться с профессионализмом и эффективностью работы конкретного дипломата в системе национального дипломатического представительства. Но я пока не наблюдаю подобного. — рассмеялся генерал Видронь.
Видронь вновь принялся раскладывать пасьянс.
-У меня складывается ощущение, что Польша по — прежнему не раскрывает всех своих карт. — усмешливо сказал лорд Милн. — Отчего?
-Я нисколько не сомневаюсь, что в варшавских салонах есть и те, кто считает важным помнить, что Польша расположена не на острове, как Великобритания, или отдельном континенте, как Соединенные Штаты. — внушительным тоном сказал генерал Видронь. — Что у Польши есть соседи, с которыми в любом случае приходится жить в одном пространстве. Например, среди соседей Польши не только Россия, но и Германия. У меня есть сведения о секретной встрече высокопоставленного сотрудника Форин оффис Бакстона с влиятельным германским дипломатом. Великобритания изъявляет желание заключить с Германией соглашение о разграничении сфер интересов?
-Вы неплохо информированы.
-Я только регистрирую информации.
-Итак, в салонах есть те, есть эти. А в правительстве? — спросил лорд Милн. — Я склонен полагать, что никакой самостоятельной политики у Варшавы нет.
-У Варшавы вообще нет никакой политики. Правительство не является самостоятельным. Оно возглавляется личностями, случайными в политике, и бесцветными. В лице нынешнего президента я вижу прежде всего исполнителя чужой воли.
-Чьей же?
-Разумеется британской. Но вы заметили, что Варшава уже просто игнорирует давление Англии? Уступки Лондону в 'русском вопросе' решительно сузили бы свободу действий для Польши с непредвиденными последствиями для будущего страны.
-Боитесь русских?
-А вы? Англия так и хочет загнать нас в 'антирусский окоп', но сама в него залезать не торопится. Тоже боитесь? Россия — это 'третий мир' старого света. — проговорил Видронь, — Россия не составная часть ни Европы, ни Азии. Россия — это отличный от них, но в тоже время соразмерный им мир, особый исторический мир.
-Причем все это?
-Причем же тут мы, господин министр, и англо — русские отношения? Совершенно очевидно, что в настоящее время какая — либо европейская экспансия на Восток остановлена и единственной подлинной силой, как и прежде, является Россия. Ни Англия, ни Франция, ни кто — то еще, пока ничуть не способны эффективно действовать в Восточной Европе.
-Россия усиливает свои позиции, а в Варшаве не видят опасности?
-Видят, князь, видят. И Европу, и опасность. Отношения России и Польши парадоксальным образом сочетают в себе взаимный интерес, постоянное общение, напряженность. Самой большой проблемой для русско -польских отношений является то, что двусторонняя повестка не наполнена существенными вопросами. Общение практически лишено смысла из — за значительных расхождений и различия ролей в международной политике. Хочу заметить: польский генштаб сейчас находится в средоточии интересов ряда европейских стран. Я, в частности, имею контакты с французами.
-Вот как?
-Так.
-А с нами ваша разведка является равноправным партнером?
Видронь покачал головой:
-Что вы хотите от меня услышать, господин министр? 'Вероятно так'? Не услышите. По крайней мере сейчас, после визита в Пырский лес* британского генерала Клейтона и подполковника Шелли, представляющих интересы Интеллидженс Сервис. О, да! Мы, конечно же, представляем для вас, англичан, определенный интерес. Да, складывается именно такое впечатление. Доказательством этого является заинтересованность английской разведки возможностями изучения русско — немецкого сближения. Но чтобы англичане с нами как с равными? Упаси Боже! Этого не может быть.
-Так почему же не изменить такой подход?
-Я никогда не был идеалистом. — тихо, устало, ответил генерал Видронь. — Я прекрасно понимаю, что в государственном аппарате чиновники совмещают пользу для страны с собственной выгодой. Собственная выгода — принять именно такое отношение англичан к Польше. Мы для вас расходный материал в случае чего. С тем и живем. И пока будем жить. И, предупреждаю, дружески...В Варшаве сейчас мало кто разделяет мнение о том, что нам надо подружиться с англичанами в ущерб отношениям с русскими.
-Отчего же так?
-Просто многие уверены, да и вам не мешало бы знать, что Россия ни при каких обстоятельствах не начнет войну первой. Ее нужно будет хорошенько спровоцировать. Это настолько важно, что я лично хочу повторить это вам.
================================
Пырский лес* — недалеко от Варшавы. Место расположения польского радиоразведывательного центра Второго отдела генерального штаба.
15 сентября (2 сентября по русск.стилю) 1932 года. Четверг.
Польша. Варшава. Уяздовские аллеи.
Профессор Янош Новак представлял собой линию польской великодержавности. От него доставалось не только России, но и Западу. Новак решительно не соглашался с концепцией помещения Польши в некий буфер между Россией и Европой.
-Варшава имеет такое же право определять Европу, как Париж, Рим, или Берлин. — заявил он лорду Милну во время короткой личной встречи.
-Чем больше начинаешь вглядываться в Польшу, тем больше возникает вопросов, нежели ответов. — ответил лорд Милн.
-Это плохо или хорошо для вас? — грубовато поинтересовался профессор.
-Это говорит о том, что, к сожалению, пока нельзя сказать, насколько серьезный подход демонстрирует Варшава во внешней политике.
-Достаточно серьезный. Мы достаточно серьезны. В отличие от вас.
-От нас? — искренне удивился британец.
-Что происходит с Европой? Похоже, что ваши элиты расколоты противостоянием финансового и промышленного капитала?
-Некоторые ваши соплеменники говорили мне тут, в Варшаве, что Польша могла бы обратить внимание на маленькую по сравнению с ней Чехию, или Венгрию. — сочувственным тоном произнес англичанин, пропустив саркастический вопрос профессора мимо ушей. — Прага и Будапешт успешно разыгрывают русскую карту, что дает им основания более решительно разговаривать с Европой.
-Это все разговоры для слабых. — отмахнулся профессор Новак. — Россия в большей степени евроазиатская держава, отказавшаяся от европейской системы, и, соответственно, политически отошедшая от европейского континента.
-А какие разговоры у вас?
-О восстановлении старой границы. 1686 года. Лозунг восстановления границы, как известно, один из самых устойчивых программных постулатов польского национального движения. Также необычайную популярность приобретает идея федеративной связи с Литвой, основанной на унийных традициях Речи Посполитой и на допущении политического самоопределения народов русско — польского пограничья. Россию в Варшаве помещают за пределы европейского культурного круга.Собственно, вопрос ставится широко — о большей развитости, культурности нерусской западной периферии русского государства по сравнению с ее русским ядром.
-Такие разговоры востребованы?
-Конечно! В дискуссию включаются белорусы, украинцы, галичане...Сегодня Польша снова стоит на перепутье, она пытается выстроить политику, в которой будет чувствовать себя равноправным партнером!
-Это отвечает чаяниям и мнениям Лондона, господин профессор. Здесь я полностью с вами согласен. Как бы вы оценили мнение о необходимости создания европейского треугольника, ну, назовем его Бельведерским, в составе Парижа — Лондона — Варшавы?
-Такое возможно? Вы знаете, франко — польский союз больше не интересует Польшу.
-Такой треугольник вполне может состояться.
-Только не забудьте, господин англичанин: Польша противопоставляет себя России, сделав ставку на западных союзников. Заигрывая то с Римом, то с Парижем, то с Берлином, то теперь с Лондоном, Польша всегда оставалась в одиночестве. Запад то и дело разыгрывал нас как утешительный приз. А у нас развивается травма. Травма одиночества... мы, поляки, очень трудно переживаем эту травму.
-Так что вы желали бы получить от нас? — спросил лорд Милн.
-Твердых гарантий. И что вы не станете договариваться поверх наших голов и о них. Мы желаем решения главного польского вопроса...Мы желаем твердых гарантий безопасности...Что касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, какую у нас питают по отношению к ней. И вам, и нам не нужны даже три четверти мира, пока существует Россия! — прорычал он.
-В Лондоне не настолько кровожадны. — ответил лорд Милн. — В Лондоне считают, что восточная граница Европы проходит не по Уралу, а по политической границе между Россией и ее соседями: Польшей, Литвой. Европа кончается там, где кончается европейская демократическая политическая система. Именно этим мы и должны обосновывать недопущение России до единого европейского пространства.
16 сентября (3 сентября по русск.стилю) 1932 года. Пятница.
Польша. Пружанское воеводство. Пограничная станция Береза — Картузская — Ружаны.
Несмотря на учебу в Голландии и наличие британского подданства, никогда не прерывалась прочная нить, связывавшая молодого польского аристократа, князя Евстафия Северина Сапеги с родовым домом, и благодаря этому обстоятельству он мог проводить там регулярно каникулы, в особенности зимние. В конце августа Евстафий Северин решил отправиться в Ружаны — родовое имение князей Ружанско — Черейской ветви Сапег, чтобы традиционно проведать отца и поохотиться. Что бы было не скучно в дороге, князь пытался пригласить в Ружаны своих приятелей и однокашников по колониальной школе в Антверпене, но желающих отчего — то не нашлось.
...Выпускники Антверпенской коммерческой колониальной школы составляли привилегированную касту правительственных чиновников, которых в Голландии называли 'коко'. Управленческая элита для голландских колониальных владений, которая, как оказалось, необходима и в самой 'стране тюльпанов', где правительства меняются с завидным постоянством, как времена года. Со временем школа 'коко' стала неким закрытым клубом, голландским Оксфордом, что ли...Выходцы из буржуазных семей, отпрыски громких фамилий, со всей Европы. Строгий отбор, рекомендации, конкурсные экзамены и прочее...Выпускники 'коко' отправлялись по всей Европе в ведущие учреждения своих государств: в государственные советы, в министерства, в концерны, в крупные фирмы, на ключевые посты в экономике, одним словом. Они поддерживали друг друга. Наподобие членов секты или масонской ложи. Антверпенские выпускники получали специализированную подготовку. В основе ее идея о превосходстве технократии. Идея о специалистах во всем, в том числе в управлении государствами. Будущий европейский объединенный промышленный клуб, технократический совет, который единственно способен решать судьбы Европы. Некоторые 'коко', особенно из числа выходцев из других стран, отсеивались в частный сектор, но сохраняли дух корпоративности и преданности школе.
...В последний момент, буквально в день отъезда, с Сапегой связался секретарь министра внешней торговли Великобритании лорда Милна, тоже выпускник 'коко' и, что называется, 'напросил' Евстана составить компанию британскому министру, — помимо того, что тот являл собой часть британского государственного механизма, он увлекался историческими и этнографическими исследованиями, вел свою колонку в британской газете 'Daily Herald', пописывая статейки и собирая всевозможные байки и сплетни.
Секретарь министра витиевато объяснил, что поездка чиновника в белорусскую глубинку и встреча с некоторыми влиятельными польскими политиками накануне официального визита в Россию, будет несомненно полезной. Министр и сам загорелся идеей посетить белорусскую глушь. По словам секретаря, для министра эта поездка могла стать исходной позицией. А вдруг в Ружанах он смысл отыщет для последовательной линии, коей британской делегации стоит придерживаться в Москве? Может получиться что — то интересное!
Лорд Милн совершил краткий вояж в Варшаву, где британский министр, никем не сопровождаемый, провел несколько встреч с президентом и чиновниками, сделал несколько обязательных визитов, имел приятную часовую беседу с папским нунцием, и на следующий день вместе с Евстаном Сапегой отбыл в Восточную Польшу.
Лорд Милн и князь Евстан Сапега отправились на станцию Береза — Картузская варшавским курьерским поездом. Местечко при одноименной железнодорожной станции, необычайно разбросанное вокруг станционных построек и подъездных путей, поражало своей однообразностью. Небольшие деревянные домики здесь тянулись длинными рядами, придавая всему местечку однородный, серый фон провинциального захолустья. Некоторую живость ландшафту местечка придавали живописный комплекс руин бывшего монастыря картузов, расположенный на расстоянии несколько сотен метров от Березы, да гостевой сапежинский дворец, когда-то предназначенный для приезда основателя, а ныне частично переделанный под гостиницу.
