Старк Ань Корратинг, советник хана пуников, отрезал:
— Ваша империя вырождается на глазах. Ты незаконно занял место канцлера Даналида, и он ушёл к нам. Командование выродков, а тем более их суд, приведут к позору и бесконечным дрязгам. Ответьте, честные степняки, желаете ли вы стать игрушкам в руках коварных имперцев?
Ханы поставили Корратинга командующим и судьёй, и не пожалели. Корратинг немедленно велел имперским войскам убираться, разрешив остаться купцам. И рекомендовал ханам не вырезать под корень опозоренных, а продавать их имперцам. Он рассуживал конфликты при делёжке кочевий и добычи так, что обе стороны были недовольны, но зато все остальные отмечали справедливость, А в следующем конфликте между другими оба "обиженных" уже вовсю поддерживали судью. За три месяца всё было кончено.
* * *
Тем временем в Дилосаре готовилось к отправке чрезвычайное посольство к Императору и Сейму Империи Старков. Послом, после долгих колебаний, царь всё-таки рекомендовал Однорукого. А тот собрал на посольские корабли всех Жёлтых с семьями, пользуясь своим высшим рангом. Он демонстративно ходил теперь с косой, скреплённой пряжкой Жёлтого высшего ранга. Царю наедине он сказал, что собирается выселить людей с другими взглядами на Агоратан, закрепив этим остров за Лиговайей и преодолев опасность агашской мирной и дружественной аннексии. Задание: изучить возможность укрепления колонии на Агоратане и принять необходимые меры — было затем утверждено Урсу Сенатом и Народом. Другие задания были очевидны: получить для страны статус королевства и титул короля для Атара, набрать новых колонистов, в первую очередь мастеров.
Перед отправлением посольства целых три дня наедине беседовал царь Атар с Урсом. Помимо обычных наставлений послу (если отвлечься от того, что посольство было необычное, начиная от персоны посла и кончая заданием), было ещё два вопроса,
Царь рассказал Однорукому о личных взаимоотношениях среди высшей имперской знати, причём с такими подробностями, которые никогда не выходили за круг королей пи принцев иначе как слухами, и на каждый такой слух немедленно запускалось несколько других, чтобы правды никто не знал. Система была отработана тонко, и никогда нежелательные слухи не опровергались прямо, порою, наоборот, запускались несколько всё более страшных обвинений. Так что народ, привыкший мыслить критически, переставал верить и тому, что было ближе всего к реальности. Хотя информация была четырёхлетней давности, но слишком часто обиды или эпизоды двадцатилетней давности влияют в критический момент на принятие решений. Атар был уверен, что Урс, предупреждённый о необходимости не выказывать это знание, не проговорится даже намёком или после выпивки. Но в некоторых случаях применит свои потайные сведения, зная, например, что два брата Клингор и Красгор, князь и король, при внешне неприязненных отношениях поддерживают друг друга в действительно важных делах, но никогда не упустят случая подставить друг другу ножку в делах не решающих. Далее, они очень ревниво относятся к находкам друг друга. Если какую-то идею пустить через Клингора, Красгор будет её топить, конечно, если не найти другие весомые для короля Старквайи аргументы. Но есть прекрасный приём: намекнуть Красгору на улучшение идеи, чтобы тот ехидно поддержал её с поправкой: "Конечно, мой братец ещё раз показал свой творческий потенциал, но вот такой тонкости он не заметил. А без этого его идея отнюдь не так хороша, как он нам показывает". Это ещё раз подтвердит его претензии не просто на ум, а на мудрость. Более хитрый, изворотливый и темпераментный Клингор, наоборот, клюнет на незаметное ухудшение, в дальнейшем торпедирующее идею брата, но сейчас выглядящее разумным и выгодным.
А второй вопрос возник неожиданно. В конце третьего дня, когда собеседники уже выдохлись и подкрепляли силы чашками шоколада, Атар задумчиво промолвил:
— И всё-таки я не понимаю одного. Вроде бы в сражении первым погибают храбрейшие, а умеренному трусу, незаметно прячущемуся за спинами товарищей, так, что его трудно заподозрить в прямом уклонении от битвы, выжить легче всего. Но у нас народ был всякий. И вдруг, вспоминая людей, я убедился, что такие умные трусы в большинстве своём оказались мертвы либо ранены, а оставшиеся не пользуются никаким уважением.
Помнить десяток тысяч людей, быстро оценивать их поведение и затем на досуге обрабатывать и обобщать информацию — умение, которому высшую знать обучали чуть ли не с двух лет. Именно на этих уроках чаще всего дети королей и принцев сходили с ума. Зато выжившие чаще всего становились превосходными властителями. Но неожиданно выбившийся в знать мужик дал недвусмысленный ответ.
— Царь, на самом деле ничего удивительного. Одни и те же люди за короткое время побывали в четырёх сражениях. Сначала Аулиссар в Мастраге, потом битва с ихланами, потом Лангишт, потом разгром тораканов здесь. Люди успели увидеть, кто помогает товарищам, а кто думает лишь о себе. И в последней, самой трудной, битве, когда надо было быстро восстановить строй против лавины конников, они уже знали, кого стоит выручать, а кто пусть отбивается сам, если сможет. Ведь большинство эгоистов пали именно в ней. А некоторые успели ещё раньше понять: помогай другим, если желаешь, чтобы они тебя выручили в трудной ситуации. Народ у нас без сантиментов, подонка спасать не станут: ведь если его всё время защищать, он сядет всем на шею и вонзит кинжал в спину. Неудачи, возможно, помогут ему одуматься. Ведь многие взялись за ум, в Империи они были вовсе не такими надёжными товарищами. И сейчас наш народ следует поговорке: "Если хочешь выжить в бою, сам погибай, а товарища выручай!" Если бы так не было, я думаю, Великие монастыри давно осудили бы войны непримиримо, а так они лишь порицают бессмысленное насилие и осуждают лишь излишние жестокости. Но в Империи часто люди просто не успевают понять, кто есть кто. Собирается войско на одну-две битвы. Причём воины всё время тасуются по соединениям. Вот элитные сотни именно таковы, как наши граждане: там ещё во время учёбы хитрецов выявляют и пинком выставляют.
— Так что же, получается, что у нас сто элитных сотен и плюс к этому ещё вспомогательные войска? — улыбнулся царь.
— Да. В этом секрет наших побед.
— А на всю Империю элиты не больше пятидесяти сотен наберётся. Пойти, что ли, Империю завоевать? — улыбнулся Атар.
Однорукий расхохотался.
— Может, и завоюем, потому что они при реальной опасности перессорятся и половина нас поддержит. Но потом тебя, Атар Император, паучья свора, о которой ты мне так цветасто рассказывал, сожрёт. Или, ещё хуже, опутает паутиной так, что ты пальцем шевельнуть не сможешь. А они будут из тебя сладострастно и потихоньку соки сосать.
Теперь расхохотался Атар. Он ещё раз подивился, насколько естественная мудрость бывшего крестьянина не хуже приобретённой Высокородных.
Перед отправлением посольства пришла весть о гибели Киссы. Царь и Сенат разрешили Урсу отправиться мстить за возлюбленную, но тот заявил:
— Кисса умерла как военачальник на поле славной битвы. За неё отомстят и другие. И я не пренебрегу своими обязанностями даже ради великого горя. Отложите отъезд на неделю, я помолюсь и как следует помяну свою любовь.
Каждую ночь Урс пьянствовал и плакал, но успел съездить в Аякар, забрать старшую жену с её детьми и оставить управление владениями младшей жене Лазиссе. В его глазах появилась холодная решимость. А царю он сказал:
— Привезу в Империю царевну, чтобы показать всем, как высоко может подняться у нас любой гражданин. Покажу жене и сыну нашу старую родину, пусть они станут ещё большими старками, чем были. Я знаю об опасностях аристократического света в Империи, но только там они смогут научиться быть настоящей имперской знатью, не четой южным аристократам-выродкам.
Последняя фраза насторожила царя: не собирается ли Урс завещать своему сыну сменить династию в Лиговайе? Но, поразмыслив, истолковал её как желание посадить сына на престол Южной империи, против чего возражений не было.
* * *
Караван посольства благополучно, хоть и не быстро из-за неблагоприятных ветров, добрался до Агоратана через Лангишт. На острове Урс, познакомившись ситуацией и поговорив с наместником Кирсом Атарингсом, покачал головой и задумался. Агашцев, союзничков и друзей, стало уже тысяч пять, и прибывали всё новые семьи. Жёлтые тоже были разочарованы. Они уже предвкушали свой полный контроль над островом.
Через пять дней после прибытия на Агоратан неожиданно появилось посольство ихлан во главе с царём. И ещё более неожиданным стало приглашение:
— Великий воин Однорукий! Мы не понимали, что старки-лиговайцы — возродившиеся богатыри-нарты. Мы желаем быть в союзе с вами и вместе идти к славным победам. Просим тебя посетить нас, насладиться нашим вином и нашим гостеприимством и дать несколько старков нам как союзникам.
Многие отговаривали Однорукого, но он твёрдо сказал:
— Царь ихлан Ахчалашта! Старейшины Ихилара! Я с женой и сыном принимаю ваше приглашение. Не возьму с собою ни одного охранника, поскольку доверяю честным воинам.
Две недели был Урс в Ихиларе. Он заметил, что в стране много незанятых наделов, целые сёла пустовали. Оказалось, что после разгрома на Агоратане на ихлан накинулись все соседи. Они отбились, но с громадными потерями. Стало понятно, зачем они рвутся в Южный Союз и зачем просят хотя бы пару старков. И у Урса созрело неожиданное решение.
— Я гляжу, прекрасная долина Нарткала почти обезлюдела от вражьих набегов. Не заселить ли её моими соплеменниками? — спросил он на прощальном пиру.
Реакция старейшин и богатырей ихлан была бурной. Они ликовали, и даже попросили Ликарина самого переселиться в Ихилар и стать царём. Однорукий пресёк эти разговоры. Тогда стали просить в цари его сына. Гроза Гор опять отказался, но как-то менее решительно. Его стали удерживать ещё на неделю, но он решительно ответил:
— Немедленно отправляюсь за своими людьми. Тридцать три семейства займут селение Нартцеркан. Их главы станут командирами в ваших отрядах, и пусть соседи попробуют теперь сунуться!
Жёлтым Урс сказал, что привезёт ещё Жёлтых из Империи, и что у них появляется теперь своё государство. Ихлане способны воспринять жёлтые идеи и претворить их в жизнь. Они без охоты, но выселились в Нартцеркан, переименовав долину в Жёлтую Старквайю, а селение в Жёлтый Зоор. Сам Ликарин принял окончательное решение насчёт себя и старшего сына, но говорить никому не стал.
Следующей остановкой оказалось Субарту. Его Сенат выслал флот перехватить старков и пригласить их быть гостями. Субарту не рвалось в Южный Союз, государство богатело, но тем более было заинтересовано в мирных отношениях с новой силой и в торговых договорах. Дипломатические способности Урса были не слишком велики, но он нашёл правильное решение: дал одного человека в сопровождающие и грамоту со своей печатью, где просил державный народ, сенат и царя отнестись благожелательно к тем, кто хочет быть друзьями и не напрашивается в союзники.
Затем была остановка на острове Хингланготайя, и оттуда наконец-то прямиком, при попутных ветрах, дошли до Имперского острова. Таможенники и портовая стража попытались было потребовать мзду за донесение императору и за право сойти на берег, но Однорукий решил сразу ответить по-южному. Его воины скрутили мытарей и мусоров, зарубив пару осмелившихся сопротивляться, выпоров ругавшихся и грозивших, и приказали немедленно доложить императору. Тот предпочёл не раздувать скандала и направил мажордома с приглашением обосноваться в гостевом доме императорского дворца. Аудиенция была сразу же назначена на завтра. Урс поднялся задолго до восхода и повторил вежливые формулы приветствия Императору и ритуальные ответы на его ритуальные вопросы. Предчувствия его были самыми плохими.
После необходимых церемоний Император Линстор принял верительные грамоты и послание имперского принца царя Атара Основателя. Он распечатал послание, пробежал глазами и отложил его в сторону, не приказав глашатаю прочитать вслух. Предчувствия стали ещё хуже.
— Вы совершили действительно великие дела. Послание заслуживает, чтобы его заслушали полный Совет Королей и Имперский сейм, на нём же преподнесёте ваши дары в присутствии лучших людей всей Империи, — неожиданно доброжелательно сказал Линстор. — Принятие в Империю нового королевства может быть оформлено лишь на Великом Сейме, Мы лично, Сейм и Совет королей могут это одобрить и посоветовать Великому Сейму. Собрать Великий Сейм Мы сможем через три года. А одобрение тоже требует торжественности. Надо будет созвать в столицу разъехавшихся по делам депутатов Сейма, чтобы был полный состав, и, самое главное, собрать полный Совет Королей. Наш брат король Колины Арнор сможет прибыть не ранее чем через семь недель, хотя Мы сейчас же пошлём ему гонцов. День Сейма будет назначен, когда в столицу придёт весть, что Арнор пересёк южную границу старквайской провинции Саколина и вступил в полностью лояльные имперские земли, так что ничто не сможет его более задержать. До назначения дна Сейма ты полностью свободен, но через четыре недели должен Нас держать в известности, где находишься, и не удаляться слишком от Имперского острова.
— Приказ исполню, твоё величество, — ответил Урс. Лиговайца покоробило, что этот Император всё время употребляет величальное местоимение "Мы", которым имели право пользоваться лишь он и Пресветлый Отец. Но принято было применять его редко, лишь в ритуальных фразах либо для подчёркивания важнейшей роли высказанного. А этот как будто наслаждается каждым своим предложением.
Придворные собирались возмутиться, что южанин назвал Императора как обычного короля или царя, но Линстор милостиво заметил:
— Давно известно, что на дальних границах люди не соблюдают все правила этикета.
После скудного, но претенциозного, угощения и вежливого обмена ничего не значащими фразами Урс наконец-то покинул зал приёмов. Его жену Кашиссу Агашита пригласили к себе жёны Императора. Если бы Однорукий был более искушён в тонкостях этикета, он понял бы, что такое приглашение — признание его потенциально очень высокого ранга, и насторожился бы.
* * *
На выходе из императорского дворца Урса поджидали три мастера, судя по всему, богатых и высокого ранга.
— Лазанец! Я Ас Арукотаринг, заместитель главы цеха портных. Слева от меня Олл Экторат, старший мастер цеха ювелиров. Справа Инь Арситрос, член Имперского совета цехов оружейников. Мы рады, что простолюдин по заслугам своим стал высокой знатью, — произнёс самый щуплый, но, судя по всему, самый речистый из трёх. — Завтра после полудня приходи в зал ремесленных гильдий, мы решили почтить тебя пиром.
— Но я же был не мастером, а простым крестьянином, — смутился Урс.
— Тем почётнее! Мастера довольно часто поднимались в знать, а вот крестьяне редко. — улыбнулся, иронически прищурившись, Ас. — Одно дело, когда жалуют знатность Великому мастеру-оружейнику, а вот крестьянину выше простого дворянина не подняться в Империи, какие бы подвиги он ни совершил. И доверить правление целым царством ему никто не даст.
