— Победителя нет, — тихо сказал я. — Пока нет.
— Возможно, тебе следует отступить, — сказал Овсяница. — Ты организовал прекрасную встречу, мы все с этим согласны. Было бы жаль испортить ее сейчас.
Овсяница шагнул ко мне, по-видимому, намереваясь помочь мне сойти с пьедестала.
— Подождите, — сказал я со всем достоинством, на которое был способен. — Подождите и выслушайте меня. Вы все.
— У тебя есть объяснение этой пародии? — спросил Овсяница.
— Да, — сказал я. — Да.
Он остановился как вкопанный и скрестил руки на груди. — Тогда давай послушаем. В глубине души мне хотелось бы думать, что все это — часть твоих планов на тысячную ночь, Лихнис.
— Случилось что-то ужасное, — сказал я. — Это был заговор... Убийство. Один из нас был убит.
Овсяница склонил голову набок. — Один из нас?
Я оглядел толпу и указал на двойника Лопуха. — Это не Лопух, — сказал я. — Это самозванец. Настоящий Лопух мертв.
У двойника Лопуха сделалось испуганное лицо. Он посмотрел на окружающих его людей, а затем в ужасе снова на меня. Он что-то сказал, и зрители рассмеялись.
— Настоящий Лопух мертв? — спросил Овсяница. — Ты в этом уверен, Лихнис?
— Да. Я знаю, потому что видел его тело. Когда мы вломились на его корабль...
— Когда "мы" проникли на его корабль, — повторил Овсяница, заставив меня замолчать. — Ты хочешь сказать, что в этом был замешан кто-то еще?
Голос Портулак звучал ясно и правдиво. — Это была я. Лихнис и я проникли на корабль. Все, что он вам рассказал, — правда. Лопуха убили приверженцы Великой работы, потому что Лопух знал, что они сделали.
Овсяница выглядел заинтригованным. — Что именно?
— Они уничтожили целую культуру... народ Гриши... культуру, которая обнаружила данные, наносящие ущерб Великой работе. Уничтожили их с помощью гомункулярного оружия. Лопух пытался скрыть свое открытие, опасаясь того, что с ним могут сделать приверженцы. В сплетении Лопуха было несоответствие. Ошибка. — Портулак начала терять самообладание. — Он сказал, что был там, где его не было... где был Лихнис.
— Значит, это было слово Лопуха против слова Лихниса? — Овсяница повернулся к самозванцу. — Для тебя это имеет хоть какой-то смысл?
Самозванец пожал плечами и посмотрел на меня с чем-то средним между жалостью и злобой.
— Выслушайте нас, — настаивала Портулак. — Все, что Лихнис надеялся сделать, это спровоцировать установку защитных экранов. Корабль, уничтоживший людей Гриши... у нас были данные о резонансе его поля, но нам нужно было увидеть все наши собственные поля, прежде чем мы сможем установить соответствие. — Портулак сглотнула и немного успокоилась. — Передаю данные о резонансе на все корабли. Посмотрите сами. Посмотрите, что эти ублюдки сделали с людьми Гриши.
Наступил момент затишья, пока толпа оценивала данные, которые Портулак только что обнародовала. Она пошла на страшный риск, раскрыв эту информацию, потому что теперь у наших врагов были все основания выступить против нас, даже если это означало убийство всех остальных на острове. Но я согласился с тем, что она сделала. У нас не было других вариантов.
Кроме одного.
— Очень впечатляет, — признал Овсяница. — Но у нас нет доказательств того, что вы не подделывали эти данные.
— Клеймо подлинности привязывает его к Лопуху, — сказала Портулак.
Овсяница выглядел огорченным. — Подлинность всегда можно подделать, проявив достаточную изобретательность. В конце концов, вы уже признали, что проникли на его корабль. Отрекись от своего участия в этом, Портулак, пока не стало слишком поздно.
— Нет, — сказала она. — Я не буду.
Овсяница кивнул нескольким людям вокруг него, в том числе нескольким старшим приверженцам.
— Задержите их обоих, — сказал он.
Я нащупал металлический предмет под своим костюмом огненного цвета. Моя рука сомкнулась на рукояти и вытащила пистолет Гриши. Толпа замолчала, когда зловещая маленькая штуковина блеснула в свете фонаря. Ранее, никем незамеченный, я направил оружие на Лопуха. Я нажал на украшенную драгоценными камнями кнопку, и пистолет дернулся, словно в невидимой хватке, почти выскользнув из моего кулака. Он повернулся к Лопуху и застыл неподвижно, как змея. Даже если бы я отпустил пистолет, он продолжал бы следить за намеченной целью.
— Отойдите, пожалуйста, в сторону, — сказал я.
— Не делай глупостей, — сказал Овсяница, когда толпа расступилась перед самозванцем Лопухом.
Момент сжался вокруг меня, как в тисках. Я видел настоящего умирающего Лопуха на борту его корабля — по крайней мере, верил, что видел. Когда я нажму на спусковой крючок, то убью безмозглый автомат, биомеханическую конструкцию, запрограммированную на то, чтобы с высокой степенью точности повторять реакции Лопуха... но не живое существо. Ничего, что обладало бы самосознанием.
Но что, если умирающий на корабле был самозванцем, а это все-таки был настоящий Лопух? Что, если вся история с Гришей и агентом-убийцей была ложью, и передо мной стоял настоящий Лопух? Я понятия не имел, зачем была разыграна такая сложная шарада... Но и исключить это я тоже не мог. И еще одна возможность пришла мне в голову. Что, если у Лопуха были враги среди линии, и они хотели его смерти, чтобы свалить вину на кого-то другого? Внезапно у меня закружилась голова, и я заблудился в хитросплетениях блефа и двойного блефа. Я должен был сделать простой выбор. Должен был довериться своему интуитивному пониманию того, что было правдой, а что ложью.
— Если это ошибка, — сказал я, — простите меня.
Я нажал на спусковой крючок. Луч частиц прорезал пространство, пронзив грудь фигуры.
Самозванец Лопух прикоснулся рукой к дымящейся ране, открыл рот, чтобы заговорить, и безжизненно рухнул на пол. Толпа в ужасе закричала, возмущенная мыслью о том, что представитель линии Горечавок убил другого человека.
Закончив свое дело, я отпустил пучковый пистолет. Он продолжал парить передо мной, словно приглашая сделать еще один выстрел. Самозванец Лопух лежал на боку, подняв сухую руку к небу. Он дотронулся до раны, и крови не было. Я позволил себе на мгновение вздохнуть с облегчением. Остальные увидели бы, что убитое мной существо было не человеком, а бескровным созданием. Но как только эти мысли сформировались, тело вырвало, и оно выплюнуло темную кровь на идеально белый мрамор террасы. На его лице застыла маска страха и непонимания. Затем оно затихло.
Толпа расступилась. Они набросились на меня в считанные секунды, отбросив в сторону пистолет. Они стащили меня с постамента и прижали к земле. У меня перехватило дыхание. Они начали стаскивать с меня одежду с животной яростью. Я услышал крики, когда кто-то из гуляк попытался оттащить от меня остальных, но коллективный гнев — коллективное отвращение — было слишком велико, чтобы сопротивляться. Я почувствовал, как что-то хрустнуло у меня в груди, почувствовал вкус собственной крови, когда кто-то ударил меня кулаком в челюсть. Я сопротивлялся, сработали инстинкты самосохранения, но их было слишком много. Большинство из них все еще были в карнавальных масках.
Затем что-то произошло. Как раз перед тем, как я был готов потерять сознание, приступ прекратился. Кто-то нанес мне последний удар в грудь, вызвав острую боль в позвоночнике, а затем отстранился. Я получил несколько случайных ударов, а затем они оставили меня там, распростертым на земле, с разбитым ртом и синяками на теле. Я знал, что они со мной не закончили. Они просто оставили меня в покое, когда что-то еще привлекло их внимание.
Сотнями они прижимались к низким перилам, окружавшим балкон. Они смотрели на море, привлеченные чем-то, что происходило за островом. Я поднялся на ноги и, спотыкаясь, подошел к поникшей Портулак. Они ранили ее не так сильно, как меня, но на губе у нее все еще был порез — там, где кто-то ударил ее.
— С тобой все в порядке? — спросил я, чувствуя, как во рту у меня запеклась кровь.
— Лучше, чем у тебя, — сказала она.
— Не думаю, что они с нами закончили. Сейчас есть отвлекающий маневр... Может быть, мы могли бы добраться до наших кораблей?
Она покачала головой и пальцем стерла кровь с моего подбородка. — Мы начали это, Лихнис. Давай закончим.
— Это Овсяница, — сказал я. — Он тот самый.
Мы последовали за зрителями на балкон. Никто не обратил на нас внимания, даже когда мы протолкались вперед. Все вокруг нас смотрели на море. Из полуночных вод выныривали стройные темные фигуры, черные, как сама ночь. Они барахтались на волнах, задирая к небу огромные плавники, выбрасывая белые струи воды из дыхалец.
Портулак спросила меня, что происходит.
— Я не знаю, — честно признался я.
— Ты спланировал это, Лихнис. Это должно быть как-то связано с тысячной ночью.
— Знаю. — Я поморщился от боли в груди, уверенный, что толпа сломала мне ребро. — Но не помню, чтобы планировал это. Я думал, что метеоритный дождь — это конец всему.
Теперь они были повсюду, появляясь во множестве. — Как будто они собираются, готовясь к чему-то, — сказала Портулак. — Похоже на начало миграции.
— Куда?
— Скажи мне, Лихнис.
Но мне не нужно было говорить ей об этом. Вскоре это стало очевидно. Поодиночке и по двое они начали покидать океан, поднимаясь в воздух. Водяные завесы стекали с их боков, когда они расставались с морем. Сначала по одному и по паре, потом целыми стаями, они поднимались в небо между нависшими над нами утесами наших кораблей, как будто были рождены летать.
— Это... невозможно, — сказал я. — Они обитают в воде. Они... не летают.
— Если только ты не сделал их такими. Если только ты не планировал это заранее.
Розовые отблески полярного сияния мерцали вокруг поднимающихся фигур, намекая на поля, которые позволяли им летать и которые, как я предполагал, будут поддерживать их, когда воздух над ними разредится. Какой-то призрак воспоминания пробился в мое сознание. Действительно ли я сконструировал этих обитателей водной стихии для полета, снабдил их имплантированными генераторами поля и наделил достаточной животной мудростью, чтобы ими пользоваться? Воспоминание привлекло мое внимание, а затем исчезло.
— Возможно, — сказал я.
— Хорошо, — сказала Портулак. — Но теперь следующий вопрос: почему?
Но нам не пришлось долго удивляться этому. Внезапно небо надвое рассек метеорит, более яркий, чем все, что мы видели во время предыдущего показа. Он прогремел, отразившись от земли до горизонта, и оставил зеленоватый след.
За ним последовал другой, еще более яркий.
Как будто метеорит что-то спровоцировал, море всколыхнулось огромной волной удаляющихся водных обитателей. Теперь их были тысячи, они сбивались в огромные и неповоротливые косяки и стаи, и каждое скопление двигалось со своей собственной неясной идентичностью. Моря пустели от жизни. Еще один метеорит прорезал небо, на время осветив место происшествия. Зловещий ложный рассвет над горизонтом предвещал какое-то ужасное столкновение. Что-то большое обрушилось на мой мир. По мере того, как небо прорезали новые полосы света, я почувствовал, что это не последнее.
Остров задрожал у нас под ногами. В этом не было никакого смысла: конечно, ударная волна еще не успела дойти до нас, но никто из нас не представлял себе такой вибрации. Я ухватился за поручень.
— Что... — начала Портулак.
Остров снова содрогнулся. Это послужило сигналом для толпы, которая вновь проявила интерес ко мне, отвлекая свое внимание от удаляющихся акватиков. Портулак придвинулась ближе ко мне. Я крепче прижал ее к себе, а она прижалась еще крепче.
Толпа двинулась вперед.
— Стойте, — прогремел чей-то голос.
Все остановились и повернулись, чтобы посмотреть на говорившего. Это был Овсяница, и он стоял на коленях возле человека, которого я застрелил. Его рука глубоко, до запястья, была зажата в ране, которую я пробил насквозь. Он медленно вынул руку, до манжеты скользкую от крови, но держащую что-то между пальцами, что-то, что извивалось в них, как маленькая серебряная морская звезда.
— Это был не Лопух, — сказал он, поднимаясь на ноги, все еще держа в руках отвратительную, извивающуюся штуку. — Это было... нечто. Точно так, как нам сказали Лихнис и Портулак. — Овсяница повернулся и посмотрел на меня с серьезным и всепрощающим выражением лица. — Ты сказал правду.
— Да, — сказал я, собрав все дыхание, на которое был способен. Я понял, что был неправ насчет Овсяницы, совершенно, совершенно неправ.
— Значит, это правда, — сказал он. — Один из нас совершил преступление.
— Тело Лопуха все еще находится на его корабле, — сказал я. — Все это можно доказать,... если нам позволят.
Земля снова затряслась. Метеоритный дождь над головой стал непрерывным, и горизонт запылал огнем. Не успел я это заметить, как небольшой осколок упал с неба не более чем в пятнадцати километрах от острова, оставив в море яркую пенящуюся рану. Почувствовав опасность, на острове автоматически включился экран, приглушивший звук удара, превратив его в непристойный рев. В пятидесяти километрах от нас еще один след пронесся вниз, подняв огромный столб перегретого пара.
Удары становились все сильнее.
Овсяница заговорил снова. — Мы все видели доказательства, представленные Портулак. Учитывая правду о Лопухе... считаю, что нам следует серьезно отнестись к остальной части этой истории. Включая ту часть, где говорится об убийстве целой культуры. — Он посмотрел на нас обоих. — Полагаю, вы хотели увидеть наши защитные поля.
— Это скажет нам, кто это сделал, — сказала Портулак.
— Думаю, ваше желание вскоре исполнится.
Он был прав. По всему острову корабли снова подняли свои экраны, чтобы защититься от бомбардировки. Сначала корабли поменьше, затем более крупные — вплоть до самых больших кораблей из всех, которые уже выходили в открытый космос. Экраны задрожали и стабилизировались, и на них отразился град мелких ударов.
— Ну что ж, — сказал Овсяница, обращаясь к Портулак. — Ты видишь совпадение?
— Да, — сказала она. — Я вижу.
Овсяница мрачно кивнул. — Не могла бы ты сказать нам, кто это?
Портулак моргнула, парализованная грандиозностью того, что ей предстояло рассказать. Я взял ее за руку, желая, чтобы она нашла в себе силы. — Я подумала, что это можешь быть ты, — сказала она Овсянице. — Твой корабль соответствовал размерам... и когда ты разрушил план Лихниса...
— Не думаю, что он хотел этого, — сказал я.
— Да, не хотел, — сказала Портулак. — Теперь это очевидно. И в любом случае, его корабль — не лучшее совпадение. С другой стороны, корабль Критмума...
Внимание толпы, как один, сосредоточилось на Критмуме. — Нет, — сказал он. — Произошла ошибка.
— Возможно, — согласился Овсяница. — Но есть вопрос об оружии, о котором упоминала Портулак: оно использовалось против людей Гриши. Ты всегда интересовался древним оружием, Критмум... особенно оружием времен войн гомункулов.
Критмум выглядел удивленным. — Это было более миллиона лет назад. Это древняя история!
— Но что такое миллион лет для линии Горечавок? Ты знал, где можно найти это оружие, и, вероятно, имел более чем смутное представление о том, как оно работает.
