Джеймс позволил себе пару минут отдыха. Всего пару, не больше — он всерьез опасался, что не сможет двинуться дальше, если пролежит тут слишком долго. Чувствовал себя он не очень: все тело болело так, словно его хорошенько отдубасили. Вдобавок, вновь появились сухость и металлический привкус во рту, а царапины, на которые раньше он не обращал внимания, горели, как обитые кипятком.
Очень хотелось закрыть глаза и чуть-чуть вздремнуть, но все мысли о сне Джеймс гнал от себя. Вместо этого он попробовал прикинуть, где же он ползет — по его расчетам трещина не должна была быть такой длины.
Насколько Джеймс помнил, ему по пути встречался не только камень и грязь. Иногда он натыкался на небольшие фрагменты покрытые остатками гравировки, иногда — на обломки металла или же на странный, крошащийся в мелкую пыль материал. Сначала он думал, что после землетрясения ту часть подземной базы, где он находился в коконе, просто завалило, но теперь уже не был уверен. Да и завал, что постоянно встречался по левую сторону прохода внизу, — выглядело это так, словно огромный нож рассек помещение на две части, и одна половина превратилась в месиво земли и камня. Или же наоборот: одна половина осела в схлопывающиеся после удара пустоты под ней. Неглубоко — иначе бы существо-кокон не выбралось из-под камней — и, вероятно, не совсем равномерно. Та часть, где очнулся Джеймс, провалилась глубже, а та, куда он не успел дойти — опустилась совсем чуть-чуть. И если предположить, что "кишка" — остатки раскрывшейся между двумя подземными уровнями трещины, то выбравшийся из нее Джеймс лежал на склоне своего рода подземного "холма".
Обнадеживало одно: если он прав — то движется в верном направлении. Наверху должны быть остатки тэш'шской базы — не то место, куда он сунулся бы, имей выбор, но ведь и выбора-то нет.
Снова начать подъем оказалось много труднее, чем он полагал. Тело как будто налилось свинцом, а на такое простое движение, как поднять руку, потребовались чуть ли не все оставшиеся силы. Джеймс, не сдержавшись, глухо застонал, когда преодолел первый метр после отдыха — сравнение с Сизифом опять пришло на ум, — и тут он заметил нечто, от чего из головы разом вылетели все мысли об усталости и пройденном пути.
Темнота изменилась.
Нет, она по-прежнему не давала ничего разглядеть, даже поднесенных вплотную к глазам пальцев, но теперь перестала быть однородной беспросветной завесой вокруг. Джеймс долгую минуту таращился вперед, потом оглянулся по сторонам: так и есть, хоть и не было пока намеков на свет, но уже улавливалась нечеткая граница между плотным, густым мраком позади, по обе стороны — и впереди.
Джеймс глупо и облегченно улыбнулся, ощущая неимоверное облегчение. Ползти без света, абсолютно незрячим, с мыслью о том, что он где-то случайно разминулся со спасительным выходом из кажущегося бесконечным подъема — только этого могло хватить, чтобы рехнуться.
Усилием воли подавив желание побыстрее рвануться вперед, Джеймс по-прежнему осторожно продолжил карабкаться вверх. Здесь доселе относительно ровная масса обрушившей породы и перемолотого толчком в хлам тэш'шских вещей сменилась чередующимися полосами вздыбленного камня, выпирающих из него колонн спрессованного, перекрученного похожего на металл вещества. Кое-где наоборот путь наверх пересекали провалы и трещины: Джеймс было испугался, что придется или возвращаться, или ползать в поисках способа перебраться на другую сторону. Но самая широкая из попавшихся трещин едва была шириной в метр, а в глубину и того меньше.
С каждым метром темнота разрежалась, истончалась — и, в конце концов, он был вознагражден мерцающей искоркой впереди, показавшейся после ползанья без света ослепительной зарницей. Тускло-багровая изломанная линия перед глазами чем-то напомнила горную гряду, из-за которой вставало рано утром солнце — только приблизившись почти вплотную Джеймс догадался, что видит неровный край того места, где заканчивался подъем и начинались остатки помещения, пещеры или туннеля, обрушенного землетрясением.
Свет был красным. Ярче аварийного освещения на кораблях Конфедерации, но много слабее привычного человеческому глазу. И все же первые минуты Джеймс провел, уткнувшись лицом в сгиб локтя: резь в глазах отозвалась сверлящей болью в затылке, а сквозь текшие слезы все равно ничего разобрать не получалось. Если бы остался визор — можно было бы смотреть одним глазом через фильтр прибора, пока зрение адаптируется. Но визор Джеймса, если и лежал неподалеку в момент землетрясения, то безвозвратно пропал.
Он рассеяно провел пальцами по бугорку разъема на виске, часто смаргивая слезы. Боль в глазах отступала и, наконец, Джеймс позволил себе осторожно поднять голову.
Тишина. Далекий гул здесь почти не ощущался, только звуки его собственного дыхания и редкие-редкие перестуки падающих капель. "Откуда здесь столько пара?" — не требовалось особого ума, чтобы понять: подобное требовало испарить огромный объем воды. И это произошло где-то поодаль: слабо верилось, что будь источник этого "испарения" рядом, тут вообще хоть что-то уцелело.
Никого. Пустой и скрытый полумраком остаток от большой пещеры, приспособленной тэш'ша под свои нужды — Джеймс видел остатки облицовочного черно-серебристого материала на полу, но все, что находилось под этим покрытием сотворила природа, а не "коты". И выщербленная стена рядом — оплывший, почерневший камень с одинокими уцелевшими "S"-образными плитками подсказывал, что тэш'ша просто сгладили возникшие естественным образом поверхности и обустроили получившееся помещение по своему вкусу. Внизу — пока был свет — Джеймс не встретил ни одной такой черной с серебристыми прожилками по краям плитки, но тогда ему было не до дотошного рассматривания каждого обломка под ногами.
Алое свечение лилось спереди, там, где свод и уцелевшие стены сходились, превращаясь в заворачивающий через несколько шагов широкий и высокий туннель. Нечто странное было в этом свете: не одинокий фонарь или лампа, не вытянутая осветительная панель, а реющее примерно в двух метрах над землей облако танцующих искр, казавшимися Джемсу яркими звездами. Облако непрерывно двигалось, растягивалось лентой, свивалось в двойную и тройную спираль, распадалось на сплетающиеся вокруг друг друга полосы, чтобы тут же вернуться в прежнюю бесформенную, хаотично кружащуюся форму. И все в полной тишине — ни единого звука не сопровождало этот танец, завораживающий и чуть-чуть пугающий.
Джеймс никогда не слышал ни о чем подобном. Ни на лекциях, ни в посвященной "котам" литературе, ни на Марите — никто о таком не рассказывал. Имело ли это отношение к тэш'ша? Джеймс был готов ручаться, что имело — на той самой Марите он уже успел получить хороший урок по поводу сюрпризов. Как сказал Бабай "если хочешь жить долго, следует научиться видеть во всем неизвестном угрозу". А неизвестное на тэш'шской полуразрушенной базе да еще под землей — это вполне определенная угроза.
Другое дело, что Джеймс не видел иных вариантов, кроме как идти вперед. О склоне за ним он даже старался не думать. Он готов встретить хоть всех "котов" лицом к лицу, чем возвращаться вниз — да и на что там рассчитывать? Как вариант, сунуться в уцелевшую часть пещеры — и бродить там? Джеймс очень хорошо понимал, что до сих пор ему крайне везло: он уцелел в коконе, не попал под обвал, нашел путь наверх, смог, пусть и с трудом, но подняться... А у везения было такое неприятное свойство: оно иногда заканчивалось в самый неподходящий момент. И путь в растекшуюся за спиной темноту этот неподходящий момент однозначно приближал.
Воздух почти очистился от пара, и больше не приходилось изображать вытащенную из воды рыбу. Со спуска вниз дул слабый ветер, холодя мокрую кожу. Джеймс поежился, шаг за шагом продвигаясь к отброшенному танцующими искрами кругу света: сейчас он жалел, что не интересовался раньше пещерами. Ему казалось, под землей должно быть прохладно, но как сильно "прохладно"?
Пахло сыростью, мокрой землей, гарью... и еще чем-то непонятным. Приторно-сладковатый запах, едва уловимый в неподвижном воздухе отчего-то вызывал отвращение, а в сочетании со щиплющим горло горьковатым ароматом пронесшегося неподалеку огня — вызывал стойкое желание не приближаться к его источнику. Но Джеймс упрямо шагал вперед, загоняя все малодушные порывы вглубь души.
У самого выхода из пещеры свет стал достаточно ярким. Пускай, казалось, что все вокруг залито кровью, Джеймс был рад и такому освещению.
Прежде чем вплотную подойти к огонькам, вновь вытянувшимся в спирали, крутившиеся вокруг друг друга, он осмотрел себя. С отвращением стряхнул с груди подсыхающую корку бурой грязи, местами расцвеченную алыми разводами. Точнее, Джеймс предполагал, что это разводы алые: в здешнем освещении алым казалось все.
На удивление, серьезных ран не нашлось. Глубокая царапина на спине, парочка подобных на ногах и плечах. Локти и колени пострадали сильнее, но кровотечение остановилось и лишь жжение на месте содранной кожи напоминало о проделанном пути. Жжение да ноющие мышцы — Джеймс подумал, что нескоро сможет куда-то карабкаться. Чудо, что он смог преодолеть каменную "кишку" и склон над ней.
Огоньки вблизи оказались совсем не искрами и не горящими точками. Насекомые — мелкие, смешные раздувшиеся жучки с тонкими крылышками — порхали без остановки. Свет исходил из полупрозрачного брюшка, похожего на набухшую каплю, то угасая до мерцания остывающих в золе костра углей, то разгораясь до цвета раскаленной стали. Джеймс запоздало удивился абсолютно бесшумному полету насекомых — ведь отчетливо видел, как в бешеном ритме, сливаясь в одну неразличимую полосу, движутся крылышки. Но факт оставался фактом: он стоял в шаге от облака жуков и не слышал ничего, кроме собственного дыхания и стука сердца в груди.
"Светляки" — как окрестил для себя насекомых юноша — вдруг прекратили хаотичный танец. Если до этого момента каждый жучок летал по, казалось, произвольной траектории (что совершенно не мешало рою выстраивать правильные и сложные формы), то теперь движение насекомых обрело упорядоченность. "Светляки" потекли друг к другу, облако сжалось в багровый ком — и словно взорвалось: во все стороны выпростались уже не ленты и спирали, а тонкие нити в один-два жука толщиной.
Неожиданная смена поведения насекомых Джеймса застала врасплох. Он отскочил на метр назад, и приготовившись при необходимости убраться обратно к обрыву, но никакой угрозы от облака не последовало. Наоборот, раскинувшиеся по сторонам линии прекратили расти, а весь ансамбль светящихся жучков сложился в сложную фигуру, похожую не то на развесистый куст, не то на запутавшуюся в своих щупальцах медузу.
Фигура удерживалась в неподвижности секунд десять, не больше, потом развалилась на несколько мелких роев. Вместо того, чтобы слиться в одно облако, каждый из роев принялся выстраивать перед Джеймсом свой узор. Словно на невидимом экране появлялись светящиеся строки, в которых без труда узнавались округлые паучьи формы чон-саа.
Джеймс подобрался, едва увидел первую сложившуюся тройную линию знаков тэш'шского языка. Что ж, это снимало последние вопросы по поводу происхождения "светляков", но ничего не объясняло в происходящем. Нападать прямо сейчас на него никто, кажется, не собирался, на объявление тревоги это не походило. Скорее... да, скорее это выглядело попыткой донести какую-то информацию.
Джеймс сосредоточился, вглядываясь в появляющиеся одна за другой надписи. В отличие от кокона, где он не смог даже опознать диалекта — в чем он никогда не был силен, самокритично признал себе юноша, — здесь диалект ведущего клана Империи узнавался сразу.
Бабай верно заметил на Марите, что их не учат письменному чон-саа. Считается, что такие познания пилотам нужны во вторую очередь — и Джеймс, пожалуй, с этим соглашался. Но самый базис им все же преподавали: структуру и метод построения фраз на Всеобщем диалекте, основные отличия наиболее изученных людьми диалектов, и тому подобное.
Перед ним вычерчивались слова, пускай не на Всеобщем диалекте, но лежащем в его основе. И, если Джеймс правильно понимал их смысл, говорилось здесь о крайне простых вещах: обвал, высокая температура и коллапс каналов подачи энергии. Иными словами, висящие в воздухе строки буквально кричали о катастрофе.
И он находился в самом центре этой катастрофы.
Надписи смялись, собрались обратно в разъединенные рои. Скопления "светляков" рассыпались, возвращаясь к бесформенному облаку — и все повторилось снова. Непонятная разлохмаченная фигура и появляющиеся те же сообщения-предостережения — замкнутый цикл раз за разом прокручивался перед глазами Джеймса.
Ржаво-багряный отблеск сверкнул у свода уходящего вправо тоннеля — в его свете можно было видеть, что коридор не совсем круглый, а скорее каплевидный: очень широкая округлая нижняя часть и стремительно смыкающиеся примерно на высоте трех метров верх в форме конуса или арки. Естественно, без острых углов — там, где свод избежал трещин, отчетливо виделась плавность всех линий.
Джеймс инстинктивно подался назад, но там его ждала только провал, из которого юноша только выполз. К тому же источник света приближался слишком быстро, чтобы успеть добраться туда — даже возникли у него такая мысль: Джеймс только ступил к краю круга света, как из коридора вынырнула змейка мельтешащих огоньков.
Не обращая внимания на человека, скользящий поток этих странных "светлячков" подлетел к фигуре, как раз опять превратившейся в хаотичный вихрь. Новые искры свернулись в темно-красный шар, за долю секунды разгоревшийся так ярко, что стал казаться почти оранжевым. Ритмичные вспышки света отбросили темноту на много метров прочь, так что Джеймс впервые рассмотрел остатки огромной некогда пещеры, вход в туннель и многочисленные провалы в стенах по обе стороны от него.
От шара отделилась гроздь искр, на лету сложившаяся в непонятный Джеймсу символ. Вихрь принял в себя символ и словно "взорвался", распухнув в пару раз. Движение "светляков" почти остановилось, их свечение померкло, впервые послышалось тонкий писк множества крылышек — только теперь Джеймс понял, что раньше не слышал их, потому что производимый роем звук лежал вне воспринимаемого человеком диапазона. Для тэш'ша, наверняка, это был вполне слышимый сигнал тревоги.
Шар тускнел, из центра вихря поднимался очередной непонятный знак, а сам рой возвращался к циклу трансформаций. Появилась фигура, и внимательно наблюдавший за процессом Джеймс подметил, что она чуть-чуть была другой. Где-то отростки обрывались, где-то, наоборот, ранее короткий "хвостик" стал в несколько раз длиннее. Как будто прилетевший рой обновил...
— Карту! — громко сказал, забывшись, Джеймс и сам себе обозвал идиотом. И за несдержанность, и за недогадливость: стоило бы подумать, что там, где потенциальным спасшимся от обвала выдается информация о катастрофе, так или иначе будет указан выход из опасной зоны. И, как он не противился этому, Джеймс не мог не отдать должного тэш'шским биоинженерам: красивое и элегантное решение. Такие маячки разлетаются повсюду, а снующие между ними мобильные рои переносят свежую информацию и собирают, в свою очередь, данные для всей сети. О масштабе катастрофы в разных местах, о выживших, о врагах...
