— Но до тех пор держите язык за зубами, — строго сказал Рон. — Если у вас хоть слово вылетит, пока твой папа и Гермиона улаживают все дела в Министерстве, это может все испортить. Усекли?
Ной кивнул. Джеймс улыбнулся в знак согласия.
— Твой отец ведь забрал мантию и карту? — спросил Рон у Джеймса, меняя тему разговора.
— Угу. И мне, по-видимому, придется ходить пешком, когда я вернусь. Две недели без метлы.
Рон сочувственно прищелкнул языком.
— И как раз, когда у тебя начало что-то получаться, насколько я слышал. Ну ладно. Знаешь, твой отец вынужден делать вид, что наказал тебя и все такое, но на самом деле он гордится тобой. Уж поверь мне.
Улыбка Джеймса расширилась, а щеки порозовели.
— Но я не советовал бы тебе повторять это снова, — сказал Рон, его улыбка исчезла. — Один раз прокатило — второй не прокатит. Если ты снова выкинешь что-нибудь эдакое, Джинни может решить, что домашнее обучение в подвале подойдет тебе лучше всего. Поверь мне, она шутить не будет, Джеймс.
Позже после обеда Джеймс встретился с Зейном и Ральфом во дворе, поскольку американцы собирались в путь. Мальчики наблюдали, как автомобили выкатились из гаража, как затем гараж был разобран и аккуратно упакован в багажник Доджа Шершня.
— Есть во всем этом что-то глубокое и таинственное, не не могу точно сказать, что именно, — задумчиво произнес Зейн.
— Что? То, что гараж упаковали внутрь чего-то, что минуту назад располагалось внутри него самого?
— Нет. Я про то, что профессор Франклин становится все более популярным среди девчонок по мере приближения его отъезда.
Это было правдой. Франклин пользовался поразительной популярностью у женского пола, начиная с престарелых матрон и заканчивая девочками-первокурсницами, которые глупо хихикали, когда он проходил мимо, легонько похлопывая каждую из них по голове. Похоже, единственными женщинами, не попавшими под влияние его очарования, были директриса и Виктория, которая считала его просто напыщенным старым хвастуном. Тед объяснил, что одним из преимуществ старости является возможность флиртовать с любой девушкой без опасения, потому что никто не принимает тебя всерьез, чтобы обидеться. Зейн принял во внимание эту ценную информацию.
— Когда я буду старым, я тоже буду так флиртовать, — мечтательно вздохнул он.
— Он даже не флиртует, — заметил Джеймс, прищурившись, — он просто улыбается им и ведет себя скромно, как и всегда.
— Да, познаниями о флирте ты не блистаешь...
Ральф закатил глаза.
— Я удивлен, что ты не делаешь себе заметки.
— Ему стоило бы давать уроки, — серьезно сказал Зейн, наблюдая, как Франклин с легким поклоном поцеловал руку Петры Моргенштерн на прощание. Петра заулыбалась и потупила взгляд, слегка покраснев. Когда Франклин выпрямился, она подалась вперед и чмокнула его в щеку.
— Дамы и господа Хогвартса, — сказал он, поворачиваясь и обращаясь к толпе, — было особым удовольствием работать с вами весь этот год. Это был, насколько я могу судить, удивительно поучительный год для всех нас. Мы укрепились в нашей решимости работать с европейским магическим сообществом, чтобы поддерживать честность и справедливость во всем мире, не только магическом, но и для всего человечества, — он оглядел толпу, широко улыбаясь, а затем снял очки и вздохнул. — Полагаю, впереди нас ждут тяжелые времена. Дуют ветра перемен. По обе стороны океана мы сталкиваемся с силами, сотрясающими сами основы наших культур. Но мы подружились, и объединившись, мы выстоим, что бы ни случилось. Я живу уже очень долго и могу сказать с известной долей уверенности, что перемены, как ветер, всегда носятся в воздухе. Испытание для добрых людей состоит не в том, чтобы помешать изменениям, а в том, чтобы придать им форму, когда они придут, так чтобы они принесли пользу, а не разрушения. По прошествии этого года я поистине уверен, что мы сможем преуспеть в этом начинании.
Раздались аплодисменты, хотя Джеймсу показалось, что они прозвучали скорее для приличия. Не все в толпе были согласны с Франклином, и не у всех были одинаковые причины. Тем не менее, это была хорошая речь, и Джеймс был рад, что Франклин произнес ее. Толпа продолжала аплодировать, пока Франклин забирался в Фольксваген Жук. Он помахал из-за приоткрытой дверцы.
Кто-то похлопал Джеймса по плечу. Он обернулся и взглянул вверх. Перед ним стоял профессор Джексон. Высокий, одетый в черное, Джексон выглядел еще внушительнее, чем обычно. Он смотрел вниз на Джеймса, опустив брови.
— Думаю, тебе бы хотелось иметь это при себе, — сказал Джексон. Джеймс заметил, что он держит маленький деревянный ларец. Джексон взглянул на предмет в своих руках, а затем протянул его Джеймсу. — Это было найдено в комнатах мадам Делакруа. Думаю, это принадлежит тебе больше, чем кому бы то ни было. Распоряжайся им, как посчитаешь нужным.
Джеймс принял этот ящичек, который оказался удивительно легким. Он был странного зеленого цвета и украшен глубоко вырезанным орнаментом из завитков. Это напомнило ему лианы на вратах Пещеры. Он хотел спросить профессора Джексона, что там такое, но тот уже шел через двор к Стутц Стрекозе. Он остановился, дойдя до машины, а затем повернулся и поднял одну руку, прощаясь, его лицо было каменным, как и его прозвище. Толпа аплодировала ему дольше и громче, чем Франклину. Удивительно, но Джексон стал любимцем Хогвартса не столько вопреки своей манере поведения, а, скорее, благодаря ей.
После того как Джексон сел в машину, оставшиеся члены делегации быстро погрузились вслед за ним. Делегация в серых мантиях из Магического Департамента Американского Правительства прибыла из Лондона днем ранее, чтобы присоединиться к своим соотечественникам для путешествия обратно в Штаты. Они забрались в машины, кивнув на прощание собравшимся. Последними были носильщики, которые упаковали кучу багажа в явно бездонные багажники автомобилей, а затем уселись на передние сиденья за руль.
Крылья автомобилей плавно развернулись и задвигались, рассекая воздух. Додж Шершень взлетел первым. Скрипя рессорами и металлом, он поднялся в воздух и медленно развернулся. Стутц Стрекоза и Фольксваген Жук последовали за ним, от низкого жужжания их крыльев сотрясался воздух и колыхалась траву на внутреннем дворе. Затем с неожиданной грацией и скоростью они поднялись в воздух, опустив носы к земле, и умчались. Спустя минуту шум их полета потерялся в весеннем ветре, дующем из-за холмов.
Ральф, Зейн и Джеймс плюхнулись на скамейку рядом со входом во двор.
— Так что там в коробке, которую дал Джексон? — спросил Ральф, глядя на нее с любопытством.
— На твоем месте я бы даже открывать ее не стал, — предупредил Зейн. — Помните, что он говорил насчет того, чтобы сделать нашу жизнь «интересной»? Он из тех парней, кто мог дождаться момента отъезда, чтобы отомстить вам. Таким образом, неприятности начнутся теперь, когда его нет, — он постучал себя по голове с умным видом.
Джеймс нахмурился и медленно покачал головой. Он смотрел на ларец у себя на коленях. Крышка была закрыта на медную защелку. Не говоря ни слова, он повернул ее и поднял крышку. Зейн и Ральф наклонились вперед, чтобы посмотреть. Внутри шкатулка была выстлана фиолетовым бархатом. Лишь одна вещь лежала внутри, поверх сложенного кусочка пергамента.
— Я не понимаю, — сказал Ральф, снова садясь назад. — Это кукла.
Джеймс поднял ее. Это действительно была маленькая фигурка, грубо сделанная из мешковины и шпагата с разными пуговицами вместо глаз.
Зейн пристально вгляделся в нее, лицо его стало серьезным.
— Это же… это же ты, Джеймс.
Конечно же, фигурка не имела четкого сходства. Черные нитки на голове отлично представляли непослушные волосы Джеймса. Форма головы, линия вышитого рта и расположение пуговичных глаз дополняли жуткий портрет.
Джеймс вздрогнул.
— Это кукла вуду, — сказал он. Вспомнив о записке, мальчики достали ее и, развернув, стали читать.
Мистер Поттер,
Вы, безусловно, поняли, что это такое. В этом году учебный план по Техномантии не предусматривал обсуждение древнего искусства Репрезентативных Колебаний, но я полагаю, вы ухватили намек. Это было найдено в покоях мадам Делакруа.
После небольшой дискуссии с директрисой и портретами Северуса Снейпа и Альбуса Дамблдора — чей интерес к вам давно известен — было решено, что вам будет полезно узнать, как мадам Делакруа использовала этот предмет против вас. Элегантность ее манипуляций очень впечатляет, по правде говоря. Эта фигурка была помещена рядом с более крупной по размерам фигуркой вашего отца, Гарри Поттера. С другой стороны, находилась свеча. Похоже, Делакруа следила за тем, чтобы свеча никогда не гасла. Результатом, естественно, стало то, что ваша фигурка, мистер Поттер, все время была в тени вашего отца.
В искусстве вуду всегда есть некое зерно истины.
Делакруа знала, что вы вполне оправданно боретесь с тем, что от вас ожидают славы вашего легендарного отца. Урок, который вы должны извлечь из этого, мистер Поттер, состоит в том, что эти чувства не являются плохими по сути, но нуждаются в некотором осмыслении. Поразмышляйте над собой. Эмоции кажутся правильными, но они могут сбить с верного пути. И они могут быть, как вы уже поняли, использованы против вас самого. Я повторю, как ваш учитель и как взрослый, что вам стоит поразмышлять над своими чувствами. Подчините их, или они подчинят вас себе.
Теодор Хиршалл Джексон.
— Вау! — выдохнул Ральф. — Неспроста ее прозвали «королевой вуду!»
— Что собираешь с ней делать, Джеймс? — спросил Зейн. — В смысле, если ты уничтожишь ее, ты типа погибнешь или что?
Джеймс уставился на свою маленькую, непривлекательную пародию.
— Я так не думаю, — задумчиво ответил он. — Не думаю, что в таком случае Джексон отдал бы ее мне. По-моему, он просто хотел, чтобы я помнил о случившемся. И приложил усилия, чтобы это не повторилось.
— Ну? — повторил Зейн. — Что ты тогда собираешься с ней делать?
Джеймс засунул куклу в карман джинсов:
— Не знаю. Думаю, оставлю себе. На время.
С этим, трое мальчиков направились в школу, не собираясь утруждать себя больше ничем в свой последний учебный день.
Той же ночью, не сумев заснуть от волнения перед предстоящим отъездом, Джеймс встал с кровати. Он прокрался вниз по лестнице в гостиную, надеясь застать кого-нибудь за игрой в волшебные шахматы или даже в «Палочки и сверла». Тускло освещенная комната оказалась пуста. Он уже повернул обратно, когда что-то привлекло его внимание. Возле камина сидел призрак Седрика Диггори. Его серебристая фигура была по-прежнему прозрачной, но гораздо более плотной, чем в последний раз, когда Джеймс видел его.
— Я пытался придумать себе имя, — улыбнувшись, произнес Седрик. Джеймс уселся на соседний диван.
— Но у тебя уже есть имя, разве не так? — спросил Джеймс.
— Да, но не подходящее для призрака. Не то что «Почти Безголовый Ник» или «Кровавый Барон». Мне нужно нечто особенное.
Джеймс задумался:
— Как насчет «Охотника за Надоедливыми Маглами»?
— Несколько длинное.
— Можешь предложить получше?
— Только не смейся, — Седрик строго посмотрел на Джеймса. — Что-нибудь вроде «Молчаливого Призрака».
— Хм-м-м, — осторожно ответил Джеймс. — Но ты же не молчишь. По сути, теперь тебя слышно намного лучше. Твой голос больше не звучит так, словно доносится из Загробного Мира.
— Да, — согласился Седрик, — я стал немного более… Я теперь такой же, как и остальные школьные привидения. Однако, я молчал довольно долгое время, разве нет?
— Ну, наверное. Но все же с таким именем как «Молчаливый Призрак», — с сомнением произнес Джеймс, — будет сложновато бродить туда-сюда и болтать со всеми.
— Может, мне попытаться быть задумчивым и тихим, — размышлял Седрик, — просто плавать поблизости с угрюмым видом или что-то в этом роде. А когда я буду пролетать мимо, люди будут шептаться между собой: «Вот он идет! Молчаливый Призрак!»
Джеймс пожал плечами:
— Можно попробовать. Похоже, у тебя будет целое лето на то, чтобы потренироваться в задумчивом молчании.
— Да, похоже, что так.
Джеймс неожиданно поднялся.
— Может, станешь новым призраком Гриффиндора? — спросил он. — Я имею в виду, с тех пор, как Почти Безголовый Ник нас покинул, у нашего факультета нет собственного призрака.
Седрик на секунду задумался.
— Нет, не думаю. Правда. Извини. Я ведь был пуффендуйцем, помнишь?
Джеймс плюхнулся обратно.
— Точно. Я и забыл.
Несколько минут прошло в молчании, затем Седрик снова заговорил:
— Это было действительно круто, когда ты пошел в лес и позвал Мерлина помочь всем нам, когда, казалось, тот уже покинул нас навсегда.
Джеймс поднял голову и внимательно посмотрел на привидение. Он слегка нахмурился.
— Правда? Ну, это была просто отчаянная попытка. Ведь в том, что Мерлин вернулся, виноват только я один. Я думал, что окажу миру огромную услугу, встав на пути зловещего заговора Делакруа и Джексона. В итоге это обернулось тем, что она просто-напросто использовала меня, а Джексон оказался хорошим парнем.
— Ну и? — настаивал Седрик. — Ты ведь извлек из этого урок, разве нет?
— Не знаю, — автоматически ответил Джеймс. На секунду он задумался, затем добавил: — Вообще, да, думаю, это так.
— Есть одно, в чем вы с отцом похожи, Джеймс, — произнес Седрик.
Джеймс невесело рассмеялся.
— Не вижу в чем. Все, что я уяснил: мой способ решать проблемы не похож на отцовский. Если я пытаюсь следовать его путем — я все порчу. Если поступаю по-своему — тогда я еще как-то выбираюсь, по чистой случайности. Путь отца — путь героя. Мой же главный талант — просить о помощи.
— Нет, Джеймс, — Седрик подался вперед, чтобы заглянуть Джеймсу в глаза. — Твой главный талант — вдохновлять людей на помощь. Думаешь, это не важно? Миру нужны такие, как ты, потому что большинству не хватает смелости, или энтузиазма, или стимула, чтобы стать героями. Они хотят этого, но им нужен тот, кто скажет зачем, или покажет, как это сделать. У тебя есть этот дар, Джеймс. Твой отец был героем, потому что был Мальчиком, Который Выжил. Такова была его судьба. Путь этот был нелегкий, но очевидный. Был Гарри и был Волан-де-морт. Твой отец знал, что должен сделать, даже если это убьет его. Ты же… ты герой, потому что делаешь выбор быть им, каждый день. И у тебя талант вдохновлять других на тот же выбор.
