Класс грохнул хохотом. Ливневский побагровел. Выглядело это откровенно жутко.
— Вон из аудитории!!!
Я возражать не стала. Собрала тетрадки и вышла.
Увы.
Чтобы тут же наткнуться на нашу политологиню.
Эмма Эдуардовна Поросенкова (да-да, именно так!) была среднего роста тощей брюнеткой со стиль-ной стрижкой и в очках без оправы. Институт она закончила шесть лет назад. Пришла на кафедру по-литологии (по большому блату) и с тех пор нещадно изводила студентов.
Она оказалась из тех девиц, которые стремятся быть святее Папы Римского. Шпаргалки на ее зачетах приравнивались к смертному греху. Отсутствие на уроках — тоже к греху, но чуть меньшему. А экза-мен с первого раза ей вообще никто не сдавал.
Почему?
Да потому что никому из биологов и на фиг не была нужна та политология. Все сначала пытались списать. А потом...
— А-ааа, Леоверенская... Вы собираетесь сдавать мне экзамен?
— Да, — честно кивнула я.
— И когда же?
— Да хоть сейчас!
На лице политологини заиграла противная улыбка.
— а у вас разве сейчас не пара?
— Выгнали, — огрызнулась я.
— Вот как? И за что же?
— а за правду. Как политолог вы должны знать — за нее всегда страдают — огрызнулась я. Мне было уже все равно. Или просто бил отходняк после вчерашнего. Я могла наговорить все, что угодно. И Эмма, кажется, что-то поняла. Связываться она не стала. А вместо этого поглядела на меня из-под очков, став ужасно похожей на большую крысу и хмыкнула.
— Хорошо. Через час я вас жду в пятьдесят шестой аудитории.
Она удалилась. Я чертыхнулась и отправилась в деканат — за отработкой. То есть — за таким малень-ким листочком с печатью и подписью декана. Хорошо хоть зачетка была с собой. А ведомость должен брать преподаватель.
В деканате секретарша Любовь Сергеевна поглядела на меня глазами прожженной стервы — и кивну-ла.
— Хорошо. Сейчас выпишу.
Через двадцать минут листочек с печатью был у меня на руках. А еще через сорок минут я входила в пятьдесят шестой кабинет.
— Тяните билет, Леоверенская.
Мне достались 'Капитализм, социализм и политическая демократия, сравнение' и 'Типы политиче-ских систем'.
Если честно, я не знала ни того ни другого.
И готовилась без надежды на успех.
Когда затрезвонил телефон я даже на миг обрадовалась. Но в телефоне раздался истерический вопль Кости.
— Юля!!! У Насти схватки!!!
Твою мать!!!
— Где вы!? — заорала я. Стены аудитории и Эмма явственно вздрогнули.
— Она дома. Здесь доктор, но ей нужна ты! Юля, пожалуйста, приезжай! Доктор говорит, что оста-лось не больше часа!
Билет по социологии полетел на стол.
— сейчас возьму такси и приеду.
— Юля, — пробился в телефоне Настин голос. — Юленька, пожалуйста....ааааааа!!!!
Стон боли взвился и оборвался. Я схватила сумку со стула.
— Эмма Эдуардовна, всего хорошего! Поставьте мне двойку. Я пересдам!
— Леоверенская, вы в своем уме? — поинтересовалась преподавательница. — Чем вы можете помочь своей подруге? Лучше спокойно сдайте экзамен...
Я сверкнула глазами. Волной накатило знакомое бешенство. Шевельнулся внутри меня зверь с чело-веческими глазами. Эмма стояла так, что загораживала выход из аудитории. И легче было ее пере-прыгнуть, чем обойти.
Тем хуже для нее.
Я выпрямилась во весь рост, так что мы оказались примерно одного роста.
— Если вы меня сейчас же не пропустите, вы об этом пожалеете. Я должна идти. Политология!? Да я могу преподать всю вашу дисциплину в нескольких словах. Политика — это грязь, которую месит мразь! Неважно, как это называется! Демократия ли, социализм ли, капитализм... Плевать! Суть все-гда одна! Подлость и предательство! Ваша политика похожа на котел с куриным бульоном. Когда он кипит, на поверхности остается грязная пена. И место ей — в помойке! Вот это — ваша политика. Поря-дочный человек никогда этим не будет заниматься! А теперь — с дороги! Моей подруге нужна моя по-мощь! И ставьте мне хоть единицу! Будем разговаривать в присутствии комиссии! Мне — не жалко!
И нежно оскалившись, из глубины моих глаз улыбнулся Зверь.
Эмма отшатнулась.
Я прошла мимо. И хлопнула дверью. Уже в такси я вспомнила, что там осталась моя зачетка. А Эмма наверняка не позаботится ее забрать.
Ну и черт с ней! Настя важнее!!!
Водитель гнал, как безумный. И когда мы подъехали к Настиному дому у подъезда ждал мертвенно-бледный Глеб.
— Юля, наконец-то!!!
В квартиру мы не поднимались. Мы взлетели. И тут же, в прихожей, попали в руки Константина, ко-торый набросил на меня и на Глеба что-то вроде здоровущих пеленок.
— Юлька, я так рад! Настя с ума сходит!
— Почему вы меня раньше не вызвали?!
Костя опустил глаза.
— Настя сама не поняла, что у нее отошли воды. Ночью. После этого кошмара... А потом схватки по-шли сразу и сильно.
Я кивнула.
В комнате, превращенной в роддом, суетились несколько оборотней. Настя лежала на диване. Я про скользнула к ней и опустилась рядом на колени.
— Настя! Ты меня слышишь?
Глупо? Только вот я ни разу не была на родах. Кто знает, что там понимают роженицы?
Настя повернула ко мне лицо. Бледное. Глаза красные, от полопавшихся сосудиков, губы закуше-ны...
— Юля... Ты пришла? Все будет хорошо...
— Конечно, будет, — успокоила я подругу. — Ты пока расслабься и не нервничай. Тебя ждет следующая схватка. Я рядом, с детьми все будет в порядке, с тобой тоже... Я тебе обещаю. Вчера ночью было ху-же...
Настя застонала и выгнулась. Я машинально схватила ее за руку — и тут же об этом пожалела. Обо-ротниха цеплялась за меня с такой силой, что кости, казалось, терлись одна о другую. Но если ей так легче — пусть...
Схватка прошла и Настя с тоской поглядела на меня.
— Юля, с детьми точно все в порядке?
— Точно-точно, — заверила я. — Вот и врач тебе скажет...
— Да-да, все в порядке, — поспешно подтвердил врач. И я соскользнула на другой уровень зрения.
Все было не совсем в порядке. Увы. В ауре Насти вспыхивали буро-зеленые и грязно-красные тона, дети казались отдельными облачками серебристого, и в них тоже вспыхивали бурые искры. А рисунок на ауре Насти, обозначающий оборотня, был почти открыт.
О черт!
Я крепко сжала пальцы оборотнихи. Все было намного хуже, чем я думала. Если рисунок сейчас от-кроется, Настя просто перекинется в лису. Бесконтрольно. А что тогда будет с детьми? Они же реаги-руют на изменения в ауре матери — и...
А рисунок все быстрее очищался. Последовала очередная схватка — и Настя закричала.
И я, почти не думая, накрыла его свободной ладонью.
Оборотниха выдохнула и обмякла. Со стороны все выглядело так словно я держала над ней руку — и она успокаивалась. Но на самом деле я что есть сил успокаивала рисунок, стараясь предотвратить пре-вращение. Настя чувствовала, как уходит в глубину ее лиса — и расслаблялась. А я все давила и давила на рисунок. И доктор, суетившийся между раздвинутых ног оборотнихи, поднял голову и улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ. Кажется, я уже видела этого оборотня. Но даже не помнила, как его зо-вут...
Позор.
Я исправлюсь. Потом.
Подлый рисунок, заметив, что я потеряла сосредоточенность, опять полыхнул. И я опять сосредото-чилась на нем.
Это было похоже на то, как накрываешь ладонью горячий уголек.
Только вот этот — он не гас у меня под пальцами. Он горел, пульсировал, бился, пытался вырвать-ся...
Черта с два!
Я полностью сосредоточилась на нем. Я уже ничего не видела, кроме рисунка под моей ладонью, не слышала, не ощущала — и только когда меня сильно тряхнуло, я поняла, что что-то...
Доктор улыбался и держал на руках двоих детей.
— Юля, все в порядке...
— Черта с два в порядке! — выдохнула я. — Уносите детей! Настя скоро перекинется!! Скорее!!!
Доктор вылетел за дверь! Глеб сгреб меня в охапку и потащил наружу. Я не вырывалась. И вообще у меня было состояние тряпки.
За дверью слышались крики, а потом лисье тявканье. И я откуда-то знала, что там все в порядке. Настя перекинулась. А ее дети...
— Где дети?
Доктор протянул мне малденцев.
— Мальчик и девочка.
Я прищурилась, вглядываясь в их ауру. Яркую, чистую и искристую. И с пока нечетким, но уже имеющимся рисунком. Серебристым таким. Чем-то напоминающим мне лису.
— Дети здоровы?
— Да. Только вот в ближайшее время их надо будет держать подальше от мамы.
— Бесконтрольные превращения?
— Да. Она была близка к этому при родах...
Доктор кивнул.
— Я понял, вы не давали этому произойти. А вы...
— Мы работаем над этим. В идеале было бы вообще разработать что-то вроде амулетов, чтобы жен-щины обходились без меня. Но пока получается плохо. Глеб?
Подошедший оборотень грозно поглядел на доктора.
— Витя, совесть надо иметь не только в интимном смысле, но и в общечеловеческом. Юлька едва на ногах держится, а ты ей о науке... Юля пошли, я тебя отвезу домой?
Я не возражала. Наоборот.
Шарль сидел за компьютером. При виде меня (растрепанная, усталая, а на левой руке явственно про-ступают синяки), он зашипел как кобра. Но я прошла мимо него в ванную.
Что там и как объяснял Глеб, я не знаю. Знаю только, что когда вышла, Шарль молча протянул мне стакан сока. Я выпила его, доползла до кровати — и отключилась.
Этот день явно был Понедельником с большой и жирной буквы 'Попа'.
* * *
Вечером мы сидели в кабинете у Мечислава. Мы — это я, Шарль, Валентин, Вадим, Владимир и Леонид.
— Подведем итоги, — мягко положил ладони на стол Мечислав. — Жрец найден. Это огромный плюс. Я уже отправил Северному доклад. Если он пожелает побеседовать со мной, я дам ему полный отчет. Но очень кстати, что мы получили у этой мерзавки полное признание.
Я довольно улыбнулась. Еще бы.
— Я могу не общаться с твоими начальниками?
— Можешь. Если они сами не пожелают с тобой пообщаться, — успокоил меня Мечислав. — Вадим?
Светловолосый вампир тряхнул челкой.
— Шеф, у нас страшная трагедия. Сегодня Дося Блистающая и Лаврик Звездно-Прогульский ехали за город. Машину занесло. Она вписалась в дерево — и взорвалась. Полагаю, ДНК-тест что-нибудь да оп-ределит. Продюсер уже подтвердил, что это его машина. И милиция уже взяла образцы в комнатах пропавших.
— Они не определят, что Лаврик умер намного раньше?
— Юля, после взрыва там только хорошо прожаренные шкварки. Определить что-либо там просто не-реально.
— Хорошо. Что с Настей?
— Жива и здорова. И дети тоже. С ними все в порядке. Настю повезли за город. С детьми сейчас нян-чится вся стая. Ты хочешь что-нибудь сказать по этому поводу?
— Да. Если они перекинутся в ближайшее полнолуние...
— Младенцы?
— Полноценные оборотни. Заметим в скобках.
— Если это правда, к нам скоро пожалует еще куча любопытных, — заметил Мечислав.
Я фыркнула.
— Давайте брать деньги за просмотр? Хоть заработаем.
— Я подумаю над этим. Юля, тебе придется пожить с охраной.
— Я и так живу с Шарлем.
— Вот и отлично. Но учти — если за тобой будет слежка, это мои люди. Так что изволь фокусов в духе американских боевичков не выкидывать и по крышам от хвоста не уходить. Возражения будут?
Возражений не было.
— Что по поводу медведей?
— Разрабатываем, — доложился Владимир. Но пока слишком мало времени и данных...
— Разрабатывайте.
— Кстати, а что с Тихвинской? — спохватилась я. — Ее родители...
— Наталья Тихвинская пропадет без вести. Вопросы?
— Ее родители...
— Договаривайся об этом с ИПФ.
Я закусила губу.
— И договорюсь.
Мечислав сверкнул глазами из-под длиннющих ресниц.
— ребята, оставьте нас вдвоем с Юлей.
Вампиры с оборотнями вышли вон. Шарль задержался, но я кивнула ему.
— Все в порядке.
Шарль бросил на вампира подозрительный взгляд — и вышел.
Мечислав встал из-за стола и подошел ко мне. Поднял с дивана. Я не сопротивлялась. Но и не рассла-билась в его руках. Вампир это почувствовал. И ласково коснулся губами моей макушки.
— Юля... я еще раз хотел попросить прощения. Я не хотел на тебя тогда так набрасываться...
Я молча кивнула. Простить я пока не могла. Забыть — тоже. А говорить неправду не имело смысла. Все равно ведь почует.
Вампир глубоко вздохнул. Совсем как человек.
— Я не буду тебя ни к чему принуждать, не буду напоминать, не буду тебя провоцировать...
— Неужели удержишься? — съехидничала я. Но Мечислав так сверкнул глазами, что ирония срочно уд-рала от меня и забилась куда-то под плинтус.
— Юля... ты у меня замечательная. И я очень рад, что мы встретились. Я просто не знаю, что бы я без тебя делал.
— То же, что и со мной.
— Не недооценивай себя. Юля, у нас впереди много проблем. Это факт. Но... я хочу, чтобы ты знала. Я все сделаю, чтобы ни ты, ни твоя семья, ни даже Шарль не пострадали. Просто потому, что они тебе дороги. А ты очень дорога мне. И... мне не хотелось бы с тобой больше ссориться. Я тебя для этого слишком ценю и уважаю.
Я вздохнула. В этом весь вампир. Нет бы сказать — люблю. Но это чувство вампирам недоступно. Так же, как клопам — высшая математика.
— Я тебя тоже уважаю. И искренне попробую с тобой не ссориться.
— Перемирие?
Я подняла голову.
Зеленые глаза вампира горели задорными огоньками и искрились. Алые губы улыбались, черные во-лосы разметались в беспорядке по плечам, а медно-золотистая шея в воротнике простой белой рубаш-ки так и манила прикоснуться к ней губами. Но я сдержалась. Улыбнулась в ответ — и кивнула.
— Перемирие.
В конце концов, вампир вел себя, как нормальный человек. А это заслуживает поощрения, верно?
Наша жизнь — это дорога. С ямами, обрывами, ухабами... и вообще, это дорога из российской глу-бинки, где, как известно, одни направления. Куда она нас приведет — мы тоже пока не знаем.
Но то, что вместе нам будет легче — это огромный плюс.
А кем мы пойдем по дороге...
Партнерами? Любовниками? Влюбленными?
Время покажет. И только оно.
А пока...
Я еще раз улыбнулась вампиру.
— Обсудим, что нас ждет в ближайшем будущем?
Эпилог.
Годвин и Глорианна уехали, несолоно хлебавши. Мечислав еще настучал Северному про их милые забавы с чужими фамилиарами, так что вампиров по возвращении ждет сначала головомойка а потом дознание. Что, кого, как...
Мне их совершенно не жалко.
За Альфонсо нас, конечно, отругали. Но не сильно.
Альфонсо да Силва и в Совете всем надоел хуже горькой редьки, да и поди, удержи члена совета, когда тот желает поехать на свидание к женщине...
Он и слежку бы засек, и головы им поотрывал. И нам тоже. Все это отлично понимали, поэтому ог-раничились устным выговором. Да и если вампир из Совета не может себя защитить — грош ему це-на.
Мы, естественно, каяться тоже не стали.
В остальном все тихо и спокойно. Мои родные вернулись домой. Дед о чем-то говорил с Мечиславом. Наверное, опять за меня вычитывал.
