Римкин заранее решил, что отрицать свою предвзятость глупо — возражая против очевидных всем вещей, он будет выглядеть, как человек, который что-нибудь скрывает. Вместо этого нужно открыто говорить о своей неприязни к подсудимому, сведя ее к абстрактным впечатлениям. Тогда придраться к нему будет невозможно. Разумеется, считается, что судья должен быть нейтрален, но на деле настоящая нейтральность — вещь недостижимая, так как любые наши впечатления о других людях обязательно окрашены каким-то чувством — антипатией, жалостью, восхищением... Даже такой педант, как Хорн, не может обвинить Римкина в том, что Меченый ему не нравится. Тем более, что Юлиус и сам хорош — Римкин прекрасно знал, что подсудимый вызывал у Хорна сильные, пускай и весьма противоречивые эмоции.
Юлиус пристально смотрел на собеседника.
— Есть мнение, что ваше отношение к дан-Энриксу связано с тем, что ваш племянник был убит во время беспорядков в Нижнем городе, в которых Меченый участвовал на стороне гвардейцев.
Римкин выразительно скривился, давая понять, что он считает напоминание о пережитой их семьей трагедии болезненным и неуместным, но из уважения к своему собеседнику готов ответить на его вопрос.
— Тогда логичнее было бы ненавидеть стражу с Северной стены, — сухо заметил он. — Насколько мне известно, большинство людей на улицах поубивали именно они, а Ирем и его гвардейцы подоспели к самому концу побоища. А кто высказывал такое мнение?..
— Во-первых, сам дан-Энрикс. Во-вторых — лорд Аденор.
— Что ж, это многое объясняет, — с сардонической улыбкой сказал Римкин. — Заявить, что я использую закон для личной мести — это сильный ход. А у них есть какие-нибудь доказательства? Я сомневаюсь, что между моим несчастным племянником и Меченым можно найти какую-нибудь связь.
— Нет, доказательств у них нет, — признал советник Хорн.
— Тогда не вижу смысла это обсуждать.
— Ну, может, вы и правы. С другой стороны, если дан-Энрикс обвинит вас в злоупотреблении законом и потребует подвергнуть вас допросу, это неизбежно бросит тень на Трибунал. Может, вам стоит взять самоотвод?
Римкин почувствовал, как тлеющий в нем гнев в ответ на это слово полыхнул багрово-алым, словно уголь, из которого пытаются раздуть костер. Ну разумеется. Самоотвод!.. Было бы странно, если бы Юлиус Хорн не предложил что-нибудь в этом роде. Сам-то Юлиус наверняка был бы только рад, если бы появился шанс прилично и достойно уклониться от обязанности судить оскорбившего его дан-Энрикса. У этого человека сердце перекачивает не живую кровь, а канцелярские чернила.
Римкин откинулся на спинку кресла и непримиримо скрестил руки на груди.
— Пусть, если хочет, выдвигает свои обвинения. Мне скрывать нечего, — отрезал он. Даже если его сумеют уличить в обмане и казнят, это не может быть страшнее, чем все то, что ему пришлось вынести из-за дан-Энрикса. К тому же, много раз присутствуя при магических допросах, Римкин проникся убеждением, что допрос с ворлоком — это, по сути, поединок разумов и воль. И, хотя это чувство было совершенно иррациональным, Римкин все равно втайне верил, что никакой маг не сможет вырвать у него признание, которое лишит его единственного шанса отомстить. — Я не намерен брать самоотвод из-за пустого подозрения. Если Меченый думает, что может воспрепятствовать работе Трибунала с помощью интриг и клеветы, то он жестоко ошибается. Во всяком случае, меня ему не запугать!
— Ну что ж, это по-своему резонно, — согласился Юлиус, но Римкину почудилось, что в голосе советника осталась тень сомнения. И, хотя главная опасность миновала, Римкин понял, что по-настоящему рассчитывать на Юлиуса, много лет бывшего его лучшим другом и союзником, больше нельзя.
...Речь Юлиуса явно двигалась к концу, и Римкин подобрался, полностью сосредоточившись на настоящем.
— По существующей традиции, прежде чем Трибунал вынесет окончательное решение по делу, мы должны выслушать последнее слово подсудимого, — Юлиус повернулся к Криксу. — Лорд дан-Энрикс, вы хотите что-нибудь сказать?..
Меченый встал.
— Да, мэтр Хорн, — ответил он. В повисшей в зале напряженной тишине голос дан-Энрикса казался странно звучным. — Я хочу обратиться к Трибуналу.
Римкин нервно стиснул пальцы, пытаясь понять, что он задумал.
— При всем моем глубоком уважении к собравшимся, боюсь, что приговор мне вынесет не суд, а моя непереносимость к магии, — так же решительно продолжил Крикс. — Если бы не фамильная особенность дан-Энриксов, весь этот суд выглядел бы по-другому. Найденные трибуналом ворлоки отказываются вести допрос, поскольку это угрожает им самим. Но все мы знаем, что есть средство, позволяющее запереть чужую магию, когда допрашивают человека с мощным Даром. Я говорю про Железный стол. Да, эта мера применялась крайне редко, и, должно быть, никогда еще не применялась к человеку по его собственной просьбе. Но для меня это единственное средство оправдать себя и доказать, что я не совершал того, в чем меня обвиняют. Мне известно, что маги, которых допрашивали на Железном столе, в большинстве случаев умирали или теряли рассудок. Но, по-моему, лучше умереть на Железном столе, чем быть казненным за убийство, которого ты не совершал. Я прошу вас выполнить ту цель, ради которой, в конце концов, и существует правосудие: установите истину. Любой ценой.
В самую первую секунду Римкин был так сильно ошарашен, что оцепенел от изумления. Потом на него накатил восторг, тут же сменившийся острой тревогой. В свое время Римкин сделал все возможное, чтобы убедить других участников суда отправить Меченого на Железный стол, но этим трусам не хватило духа. Римкину пришлось смириться с мыслью, что в своем возмездии дан-Энриксу придется удовлетвориться эшафотом. Но чтобы дан-Энрикс сам, по своей воле предложил Железный стол — такое просто не укладывалось в голове!
В голове у Римкина мелькнуло, что припадки, всякий раз случавшиеся с Криксом на допросах, могли быть притворством, но он тут же понял, что скатился до абсурда. Даже если Меченый был выдающимся актером, в этом он не притворялся. Его непереносимость к магии была общеизвестным фактом — ее подтверждали мастера из Академии, Отт много раз упоминал об этом в своей книге, о ней знал судебный маг Викар, считающий допросы в Трибунале "людоедством"...
Меченый действительно боялся ворлоков. Но, может, смерти он боялся еще больше?.. Римкин ясно понимал одно: чтобы не дать дан-Энриксу сорваться с крючка, нужно прежде всего понять, чего он добивается. Хочет выиграть время? Ждет спасения от Ирема и императора? Нет, это невозможно. Тянуть время можно разными способами, но едва ли кто-то станет "тянуть время", проверяя, сколько он сумеет простоять на раскаленной сковородке. Нет, похоже, цель дан-Энрикса — не в том, чтобы действительно добиться своего, а в том, чтобы произвести впечатление на Трибунал. Недаром же он выдвинул свое отчаянное предложение только сейчас, в своем последнем слове.
— Ваше предложение довольно... необычно, — глухо сказал Хорн, и Римкину почудилось, что его голос дрогнул. — Нам потребуется время, чтобы обсудить его между собой и принять какое-то решение. Я прошу всех оставаться на своих местах и соблюдать порядок. Трибунал удаляется на совещание. Конвой, выведите обвиняемого.
Глядя, как охрана провожает арестанта к небольшой двери, ведущей в смежный зал, а Юлиус в мрачной задумчивости смотрит ему вслед, Римкин окончательно убедился в том, что Крикс нацелился на Хорна. Меченый рассчитывал, что Юлиус будет рассуждать примерно так: если какой-то человек, имея непереносимость к магии, требует допросить его на Железном столе, значит, он верит в собственную правоту. Отказать ему в этой просьбе и приговорить его к казни Юлиус не сможет — будет мучить себя мыслью, что ошибся и отправил на эшафот невиновного. Но и послать невиновного человека на Железный стол, где он наверняка сойдет с ума или умрет, Хорну будет не так-то просто. Предложение дан-Энрикса направлено на то, чтобы выбить его из колеи, заставить усомниться в своей правоте — ведь Хорн как раз из тех людей, кто убежден, что всякое сомнение должно толковаться в пользу подсудимого. Как жаль, что Юлиус не понимает, что избыточная щепетильность — это тоже слабость, на которой при желании очень легко сыграть.
А хуже всего то, что остальные судьи тоже могут испугаться, что дан-Энрикса начнут воспринимать, как мученика. Ведь симпатии толпы изменчивы. Воображение толпы всегда раскалено, она охотно поддается очарованию любого яркого и необычного поступка. Вчера они были уверены, что Меченый — ничтожество и лжец, но сейчас они уже думают — "а что, если он правда невиновен?..", и ничто не помешает им со временем вообразить его трагическим героем и возненавидеть тех, кто послал его на мучения и смерть.
"Ну уж нет!.. — подумал Римкин, стискивая зубы. — Если ты думаешь, что Хорн объявит тебя невиновным по причине "недостаточности доказательств", то ты очень ошибаешься!.. Я этого не допущу. Клянусь Создателем, ты у меня получишь то, о чем просил — а я приду полюбоваться, как тебя положат на Железный стол!"
— Я просто не могу поверить, что он отказался от побега ради этого, — сидевший рядом с Лейдой Ирем говорил почти беззвучно, но ярость в его голосе резала, как нож. — Мне стоило бы показать ему, как выглядел последний маг, которого допрашивали таким способом. Они превратят его в пускающего слюни идиота. Хеггов рог, какой же он осел!..
Гнев Ирема вызвал у Лейды вспышку ответной злобы, но она постаралась успокоиться. Что толку злиться и срываться друг на друга? И потом, за злостью Ирема было не так уж трудно разглядеть его отчаяние.
— Он Эвеллир, — сказала она сухо. — Если я не ошибаюсь, мы сошлись на том, что Крикс будет делать то, что он считает нужным, а мы должны поддерживать его, и, что еще важнее, не мешать ему. Ни один полководец не сумеет выиграть сражение, если его воины начнут спорить с ним о стратегии и тактике. Крикс должен принимать решения, а остальные — подчиняться. Это не ему, а нам придется отказаться от собственных представлений о правильном и неправильном.
— Допустим. Ну а если суд откажется исполнить его просьбу и пошлет его на эшафот?
Лейда медленно покачала головой.
— Не думаю. Помнишь, Викар рассказывал о том, как Римкин приходил к нему домой и уговаривал его помочь с допросами?.. Уверена, что Крикс прекрасно знает, как советник Римкин наслаждался этими допросами. Я думаю, вся эта речь была рассчитана на Римкина. Теперь, когда у этого ублюдка появился шанс отправить Крикса на Железный стол, он ни за что на свете не позволит остальным послать его на эшафот.
Ирем пожал плечами и прикрыл глаза. Рыцарь молчал так долго, что Лейда уже решила, что он ничего больше не скажет, но пару минут спустя он неожиданно сказал:
— Может быть, мне стоило убить Седого раньше, чем он втянул Рика в это дерьмо.
Лейде внезапно стало его жаль. Глядя на его потемневшее, усталое лицо, Лейда растерянно пыталась подыскать какие-то слова, чтобы выразить Ирему сочувствие, но так и не успела ничего сказать, так как висевший в зале гул сменился напряженной тишиной — судьи вернулись на свои места. Посмотрев на бледного, измученного Хорна, Лейда сразу поняла, какое именно решение принял Трибунал, и все равно, при каждом слове Хорна ей казалось, будто в ее сердце проворачивают нож.
— Обсудив просьбу лорда дан-Энрикса, суд пришел к выводу, что ходатайство подсудимого должно быть удовлетворено. Мы поручаем магам из Совета Ста допросить лорда дан-Энрикса на Железном столе и выяснить истинные обстоятельства гибели Килларо. Магические допросы будут продолжаться вплоть до установления полной и ясной картины этого события, или же вплоть до смерти подсудимого. В интересах правосудия, любые контакты лорда дан-Энрикса с посторонними отныне прекращаются. Он поступает в распоряжение судебных магов Трибунала. Попытки установить какую-либо связь с лордом дан-Энриксом будут рассматриваться, как воспрепятствование правосудию и наказываться соответствующим образом. — Юлиус на мгновение прикрыл глаза, а потом в нарушение всех правил опустился в кресло и закончил совсем тихо, совершенно не судейским тоном — Стража, уведите подсудимого.
* * *
В этом трактире Браэнн еще никогда не был — а вот Тен, похоже, был здесь частым посетителем. Во всяком случае, задерживаться у порога он не стал, а решительно пересек весь зал, нацелившись на дальний столик у стены. Рухнув на лавку, вор с наслаждением стащил с себя кольчугу, сбросил пропотевший поддоспешник и откинулся спиной на теплую, обшитую деревом стену.
— Кишки застудишь, — буркнул капитан. Тен покосился на него и криво ухмыльнулся, явно сбитый с толку этой неожиданной заботой.
— Здесь тепло, — ответил он. Сев рядом, Браэнн понял, в чем тут дело — с противоположной стороны к стене, похоже, примыкала кухонная печь. Вор помахал рукой трактирщику и, не вступая в разговоры, показал ему два пальца. Тот кивнул, а Браэнн окончательно уверился, что его спутник был тут частым гостем.
Две массивные пивные кружки появились перед Браэнном и Теном быстро, как по волшебству. Браэнн лениво подумал о том, что в таком месте, где трактирщики водятся с "сумеречниками" и понимают друг друга без слов, стражнику вроде него самого вполне могли насыпать в пиво сонный порошок или чего-нибудь похуже. Но всерьез беспокоиться о чем-то было лень. Браэнн вытянул гудящие ноги под столом и наконец-то разрешил себе почувствовать, как он устал. Шутка ли, целый день на ногах. Сначала они охраняли ратушу, потом сдерживали выплеснувшуюся на улицу толпу, предотвращали беспорядки, разнимали драки... За этот беспокойный и ужасно долгий день Браэнн почти забыл, с чего все началось, но сейчас вспомнил суд — и снова ощутил противный холод в животе.
— Я все равно не понимаю, для чего он это сделал, — вздохнул он.
Тен, судя по всему, думал о том же самом, потому что отозвался тут же, не пытаясь уточнить, о чем говорит Браэнн.
— Помирать не захотел, наверное, — угрюмо буркнул он. — А вообще-то, мне без разницы.
Ниру взглянул на Тена с изумлением.
— Но он же ваш приемный брат. Тебе совсем нет дела, что с ним будет дальше?
— Мне до него столько же дела, как ему — до нас, — отрезал вор. — С тех пор, как он вернулся в город, он хоть раз зашел проведать Арри и Тиренна?
Браэнн пожал плечами.
— Притом, что в этом городе полно людей, считающих его своим врагом? После того, как Отта ткнули в бок ножом?.. Отличное бы вышло проявление заботы.
— Ах, ну да, конечно... Если бы не "истинники", Меченый бы со всех ног помчался навещать Тиренна с Арри, — осклабился собеседник, даже не пытаясь скрыть издевку в голосе. — Он же всегда был таким заботливым братом!.. Когда он все бросил и уехал на войну, он даже не подумал, что с нами будет. Когда маму забрали в госпиталь, а мы не знали, где достать поесть, и Арри так ревел, что мы не могли спать всю ночь — где он тогда был, твой Крикс?..
Браэнн слегка опешил от такой трактовки.
— Но не мог же он остаться в городе после того, как он пошел против мессера Ирема и помог Льюберту сбежать, — возразил он.
