— Меня будить?! — взревел мутант. Однако на сей раз прямо в зев полетела огромная красно-белая таблетка. Зев тут же закрылся, потом закрылся глаз, зато послышалось глубокое, умиротворённое дыхание.

— Снотворное 'Циклон-Цэ', производство Бибердорфа! — раздался торжественный голос, прерываемый храпом. — Для всех основ животного и растительного происхождения! Действует даже на насекомых! Спите спокойно, дорогие товарищи!

— Это была рекламная пауза! — с искренней радостью сообщила пупица. — Оставайтесь с нами!

— Уффф, получилось наконец, — довольно заявил кролик. — У нас концовка всё время вылетала. Жаба картинки пугалась. А через саранчу нормально так зашло.

— Я заметил, — сказал кот.

— Да ничего, отладимся, дело-то новое...

— Ты, грешный мудила! — снова вклинился тяжёлый бас. — Зачем ты так делаешь? Ты включил уши?

— Хаз Булатыч, одну минуточку, сейчас включу это говно, — отозвался зверёк. — В интерактиве или так?

— Тебе сказали что?! Глухой совсем, да?! — рявкнул шеф.

— Интерактивный канал 'По душам'! — грюкнуло в голове кота. — Для простых ребят, работяг, трудяг!

— Слоган! — ещё громче заорал шеф. — Пердыть!

— Эх, пердыть-пердыть-пердыть, будем правду говорить! — пробасил издалека хор низких мужских голосов.

Баз — сызнова неведомо как — вновь очутился в Зоне: тёмной, холодной, посерёдь сорного леска-ёрника. Он сидел у костерка, в котором тлели сучья повышенной корёжистости.

Рядом с ним сидели два существа, напоминающие по виду огромные грибы, оборудованные зачем-то конечностями. На одном был свитер крупной вязки с оленями. Другое, всё в шерстях и видом непристойное, держало на коленях балалайку с извилистой трещиной в деке.

— Здарова, дружила! — первое существо раззявило рот, находящийся почему-то между двумя оленями. Голос у него был басовито-хриплый. — Ты на нашей волне? С нами, с правильными мужиками?

— Чего? — не понял кот.

— Оба-на, котлетто-алегретто! — вступил второй, балалаистый. У него голос исходил откуда-то из-за спины и был потоньше, погунявее. — Ну ты и начал, утырок! Видишь, гость к нам пожаловал? Знаешь, как старики говорят? Гость в дом — Дочь в дом! Тототь! — он наставительно поднял сепульку, на сгибе которой шевелился глаз — голубой и наглый.

— А ты меня, обмудок, не учи! — вроде бы рассердился оленялый, но как-то неубедительно. — Ты что за жизнь знаешь?

— Да уж знаю! Не то что ты, обсеря! Вот ты, мужик, скажи, — обратился сепулистый к коту. — Жизнь — она как? Простой институт или сложный? И не всякий поканчивает его с отличием, не?

— Не звизди, — прогудел свитероносец. — Главное, я тебе так скажу — это шоб усё правильно было, по чесноку. И любовь штоб была завечно с нами. Остальное хуйня.

— Вот ты сказанул так сказанул, прям как самую портянку занюхнул, дружила! — расчувствовался сепулистый. — Давай, братуха, про любовь спою, тебе одному...

Он забренчал на балалайке и завыл:

— Я учился любви, как вгрызаются в скалы, размывал алкоголь сей науки грани-ит... Я учился любви так, как просят на шкалик, если сольдо последний, с заначки, пропи-ит...

У Базилио голова пошла кругом. Вернулось ощущение, будто он лежит на полу и какая-то дрянь затекает ему прямо в ноздри. Он попытался было чихнуть, но тут его снова вынесло к костерку.

— А вот и снова-здарова! — обрадовался мелкий обмудок. — Знаешь, а ты правильный мужичара. Сидишь, молчишь, чичами лупаешь. Больше дела — меньше слов, это по-нашему. Но по жизни так бывает — душу правда разрывает. Эх, давай тебе заветную споём! Нашу! Для тебя! А? — он посмотрел на кота голубым и наглым глазом.

Измученный происходящей хуитой кот решил, что хуже уже быть не может, и кивнул. Существо с готовностью перехватило сепульками балалайку. Зазвенели струны.

— Заветная песня одиноких сердец! — объявил он и загундосил: — Эх дружила, пришёл и для нас поворот! Ты один бля меня понимаешь! Ломанемся по чистому снегу вперед, по снежку ломанемся, товарищ!

— Где теряется след, где таежная мгла, — подхватил первый, в свитере, — где ничто никого не тревожит... Впереди только Трасса, за нею Судьба, ну а дальше — кому как положит...

Кот некстати вспомнил упырей с дрымбой и колёсной лирой. И подумал, что самое скверное, с чем он доселе сталкивался на Зоне — это местная художественная самодеятельность.

— Ломанемся же с чистою совестью мы, — вступили хором мужики, — по снежинкам, затоптанным в херь! Потому что лишь то называется Жизнь, что случается Здесь и Теперь!

— И о погоде! — внезапно прорезалась Сявочка. — По данным эмпатического прогноза, в середине месяца ожидается...

Тут кота пронзила острая боль в паху.

Он поперхнулся, дыханье спёрло — и вдруг ощутил подушечками лап сырой холод подземелья.

'Не дышать!' — вспыхнула у него в голове запоздалая догадка.

С трудом сдерживая желание вдохнуть, он поднял голову, переключая зрение на инфру. Холодные стены тоннеля едва мерцали, ниши светились чуть ярче. Он лежал на полу, уткнувшись носом в какую-то лужу, натёкшую со стороны упыриного гнезда. Оттуда же доносился ритмичный звук, напоминающий храп.

Боль в паху не отпускала. Извернувшись, он увидел Хасю, вцепившуюся зубками в его мошонку.

По-прежнему сдерживая дыхание, Базилио осторожно высвободил деликатный орган, потом взял писюндрочку на руки. Она была живой, тёплой, но без сознания. Глазки были открытые и совершенно белые — зрачки закатились под веки.

'Продышаться!' — подумал кот и побежал к провалу.

Там он сделал несколько осторожных вдохов-выдохов. Химический запах присутствовал и здесь, голова у кота слегка закружилась. Он снова задержал дыхание — и делал так ещё и ещё раз, пока не почувствовал, что башка прочистилась. Тогда он осторожно положил кошавку на пол, настроил инфракрасное зрение и пошёл к упыриному гнездовищу — тихо, очень тихо.

На этот раз ничего не скрежетнуло, не выдало. Впрочем, это было и неважно: контролёр валялся навзничь прямо посередине прохода в луже жидкости и громко, с присвистом, храпел.

Кот переключился в оптику. Перед ним лежал старый, седогривый экземпляр со свалявшейся шерстью и печёночными пятнами на плеши. Одной ноги у него не было. Рядом валялся корявый деревянный костыль. Вторую ногу охватывал кривой самодельный лубок. Базилио понял, почему мутант не мог уйти по-хорошему.

Впрочем, он пришёл не за тем, чтобы посочувствовать старому инвалиду. Кот прицелился и несколькими пикосекундными импульсами пробил мозг мутанта. Тот слегка дёрнулся и отдал Дочке-Матери то, что в нём занимало место души.

В тот же миг кота отпустило. Мерзкая вонь стала просто мерзкой вонью, но мозги уже не выносила. Кружилась голова, шумело в ушах, но это было и всё.

На всякий случай ещё раз сбегав продышаться — кошечка всё спала, во сне подёргивая лапками, — Баз вернулся, чтобы осмотреть логово покойника.

Первое, что он увидел — это осколки стеклянной банки на полу. Видимо, старикан её случайно уронил. Вторая банка того же вида, с белой этикеткой, стояла на устроенной в стенной нише кривоватой полочке. Кот выкрутил светочувствительность на максимум и разобрал на банке надпись: 'Катализатор восприятия синтетический пролонгированного действия. 5 литров. Хранить в тёмном, прохладном месте. Срок годности — до 01.04.330'. Внизу значилось: 'Hergestellt in Biberdorf'.

На противоположной стороне была другая полка, с двумя сальными свечами и кресалом. Под ней лежал тощий соломенный матрасик. В микроволнах было видно, что под ним тайник. Открыть его оказалось несложно. Внутри лежал потрёпанный фибровый чемоданчик. Прихватив его для дальнейшего изучения, Базилио взял на руки кошавку и направился в неисследованную часть подземелья, моля Господа Иисуса, чтобы только не наткнуться на очередного голодного мозгокрута.

Господь помог: подземелье оказалось пустым и безопасным. Хася довольно быстро очнулась от обморока, но была вялой и сонной. Она позволила запихать себя в полость на жилете и со словами 'тришки покемарю' расслабилась.

Возле второй развилки кот уловил что-то вроде дуновения из левого прохода. Он направился туда — и довольно быстро нашёл колодец со скобами, ведущий к люку. Кот поднялся, не без труда отодвинул крышку, и выяснилось, что он находится прямо посреди того самого мёрзлого кустарника. Всё-таки пришлось продираться — шипя от боли, теряя шерсть.

Окончательно кот пришёл в себя где-то через полчаса — к тому времени он нашёл сухую ложбинку, наносил снега, развёл костёр, устроил Хасю поудобнее и приступил к изучению содержимого чемоданчика.

Сокровища контролёра оказались на удивление жалкими: несколько 'зажглянок', 'бусины', мелкие 'пердимонокли' да горсточка соверенов. Интереснее были находящиеся там же бумаги. Это была пачка договоров и квитанций. Изучив их внимательно, кот узнал, что покойник состоял в официальных отношениях с некоей 'Единой Вещательной Корпорацией', от которой регулярно получал тот самый катализатор, а также разнообразные анкеты, отчётные листы и тому подобный бумажный мусор. Базилио попытался вникнуть в один из них, но не преуспел: слова 'покрытие аудитории', 'эксклюзивный охват' и тому подобная галиматья ему ничего не говорили. Похоже, контролёр тоже был в этом не силён: бумажки он не заполнял, но и не выкидывал, а на всякий случай прибирал. На оборотной стороне одной из них кот обнаружил черновик письма. Почерк у контролёра был ужасный, грамотность тоже. Баз разобрал только две строчки: 'удаставеряю што скушал ежа и ещё аднаво мудилу па пречине недостатачнава питания... прашу атнистись с понеманием'. Похоже, понимания от Корпорации контролёр так и не дождался.

Кот свернулся клубочком и занялся привычным делом — прокруткой в голове вариантов ответа на традиционные вопросы: 'что за херня?', 'как это работает?', 'зачем и кому это нужно?', 'что это означает для меня лично и для моего задания?'.

Для того, чтобы прийти к каким-то выводам, Базилио потребовалось полежать в тишине где-то около часа — а также подкрепиться сгущёнкой из Хасиной банки. Но, так или иначе, кое-что стало яснее. Хотя и не сказать, что понятнее.

Итак, решил он, старый контролёр работал на некую организацию — судя по всему, весьма небедную. Работа состояла в том, что мутант, пользуясь своими природными способностями, внушал другим существам, что они находятся в каком-то другом месте, видят картинки, слышат звуки и так далее. Картинку он придумывал не сам: она передавалась ему откуда-то извне, через сильных херакал-телепатов — то бишь всех этих жаб, улиток и тому подобных. Видимо, желающие посмотреть и послушать передачи ходили к контролёру добровольно, пока тот не съел парочку клиентов. После чего лишился аудитории, впал в ничтожество и пробавлялся провалившимися в ловушку существами. Бутылку он уронил, похоже, случайно — и в результате отрубился от передоза, превратившись в пассивный канал трансляции.

Что было в бутылке, кот понял, сопоставив непонятное слово 'спайс' и запомнившуюся надпись на наклейке. Похоже, там был айс — 'синтетический пролонгированного действия', 'с-п-айс'. Что айс можно синтезировать, кот доселе не слыхал. Зато о том, что айс растворяется в эфире и им можно дышать, он знал. Как и о том, что айс стимулирует паранормальные способности, а также делает существа восприимчивее. Это объясняло и то, откуда бралась аудитория: существа подсаживались не только на так называемые передачи, но и на наркоту как таковую. Видимо, подсел и сам контролёр — судя по упоминанию кролика о воровстве спайса.

Загадкой оставалось лишь одно: кто вкладывал во всё это средства и с какой целью. Производить синтетический айс и раздавать его просто так — всё равно что мостить болото соверенами. Правда, какая-то часть его могла поступать в продажу. Это объясняло, откуда у хозяев проекта деньги. Непонятно было главное — зачем. Развлекать мутантов? Бред. Пытаться им что-то продать? Глупость. Внушать им что-то? Дочь побери, да кому это надо? Хотя если бы проект мог выйти за границы Зоны, всё это могло бы иметь некий смысл. Но система завязана на контролёров, а контролёры за границами Зоны не живут...

'А почему, собственно?!' — кот аж дёрнулся, до того простой и очевидной была мысль. Которая до сей поры его ни разу не посещала.

Базилио сжал голову руками. Он давно привык относиться к чужим словам с осторожным скептицизмом и ориентироваться на личный опыт. Но некоторые вещи были до такой степени привычны, что он никогда не подвергал их сомнению. Например, то, что мутанты не способны жить за пределами Зоны. Откуда взялось это мнение, кот не знал. Просто принимал его как должное, потому что его разделяли все. В чём-то оно подтверждалось опытом — например, пикачу или слоупоки были тесла-мутантами и зависели от энергии Монолита. С другой стороны, креаклы встречались и на Зоне, и вне её, и от электричества не зависели. А как обстоит дело с кровососами? Или контролёрами?

Правда, эти мутанты и в самом деле никогда не покидали Зону. Но, может быть, они просто не хотели её покидать? Или же, — кот с силой дёрнул себя за усы, пытаясь не сбиться с мысли, — им это запрещено? Тогда кем?

Перед глазами Базилио всплыла физиономия Болотного Доктора. 'Работодатели', — так ответил он на вопрос о том, почему он принимает у себя только больных. Тогда кот счёл его слова отговоркой и значения не придал. А вдруг нет? А если Зона и в самом деле кому-то принадлежит?

Тут Хася застонала и открыла глаза.

— Котынька, Базюшка, визьми мэне, — попросила она жалобно. — Мени страшно... Дуже поганый сон прывыдився...

Базилио осторожно взял на руки лёгонькое тельце с бессильно обвисшими крылышками. Та благодарно замурлыкала и прижалась к нему поплотнее. Баз осторожно погладил кошавку между крыльев, почесал за ушком. Розовый язычок несколько раз прошёлся по тёмной котовой шерсти.

— Котынька мий, — с мягким упрёком сказала писюндра, — що ж ти мэне кинув?

— Я кинул? — удивился кот, давно успевший отвыкнуть от женской логики.

— Ты кинув! — по мордочке сиротки потекла крохотная слезинка.

Выяснение отношений заняло где-то час. По словам Хаси, она, оказывается, отошла 'на мыть едыну, на крыхитну хвылиночку' (сколько это в минутах или часах, кот не понял), потом ну вот прямо сразу же вернулась и База не обнаружила. Тогда она побежала за ним, ориентируясь по запаху. Ужасно устала, натрудила ножки и крылышки. Наконец добралась до провала, долго боялась, потом всё-таки спланировала вниз. И обнаружила Базилио в бессознательном состоянии, из которого попыталась его вывести доступным способом, да сама сомлела. А потом ей приснилось что-то плохое — она толком не помнила, что именно, но очень напугалась, потому что сон был не её, а какой-то посторонний. Кот понял, в чём дело, но объяснять писюндре ничего не стал, опасаясь новых слёз и упрёков.