Двойная переадресация 2 Вторжение

— Вы чё сукины дети, совсем охренели!

Остальные слова мной были сказаны с неменьшим напором, но их так никто и не услышал. Тринадцать глоток, словно полноводная река, затянули мой голос в своё бурлящее русло, сделав из фраз, неразборчивый фарш.

— Выстроились и по одному медленно на выход — терпеливо дождавшись тишины, приказал нам солдат, на чьём лице, за время нашего психоза, не дёрнулся ни один мускул.

Предполагая, что нас выведут в туалет, а потом сразу доставят на завтрак, мы дружно подчинились. Нам с Петькой снова достались последние места и соответственно удовлетворить, одно из своих желаний, у меня получилось не скоро. Перед этим пришлось ещё и товарищу помогать, держа его рукой за спину. Ноги парня, по прежнему, слушались плохо и я опасался, как бы он не упал в помещении, абсолютно не пригодном, для лежания в нём. Справились. Повеселев морально и физически, я, небезосновательно, надеялся на кашу, про которую ещё в камере, заикались знающие люди. Так оно, поначалу и получилось. Из ворот нас вывели на дорогу и под прицелом двух стволов, прямиком повели в солдатскую столовую, выделяющуюся среди остальных бараков, высокой, обильно дымящейся, кирпичной трубой. Однако, возле стандартного, непомерно длинного дома, числившегося по правой стороне третьим и имевшим ярко красную надпись на стене, нас резко развернули и стало ясно, что первоначально колонну заведут в штаб — мозг любой, воинской части, где, по всей видимости и будет допрос. Остановили толпу возле входа, а того, что шёл во главе, охранник молча взял за руку и не сказав ни слова, потащил за собой.

— Ну вот, а вы боялись — радостно пропел мужчина, что громче всех, вчера, орал про родную, Советскую власть. — Сейчас опросят. Снимут показания. Составят протокол и по домам.

— Посмотрим — возразил ему, товарищ по несчастью. — Старушка, тоже зарекалась...

— Следущий. За мной! — заткнул его голос, давешний боец.

Следущий пошёл, а остальные дружно зашептали: — Чего, так быстро? А, куда того девали?

— Куда, куда — сразу на расстрел — ответил им, самый "оптимистичный".

О чём ещё говорили я не слышал. Петька, и так державшийся на честном слове, и моей правой руке, тихо забормотал:

— Антоха, попроси чтобы меня без очереди забрали. Стоять, сил больше нет.

— Давай, пролезем. Раньше бы скакзал, пошёл бы первым. Ты только там держись и сильно не буянь. Скажи, что ничего не видел. А если что, вали всё на меня.

— Чего валить, когда менты все психи. Я же видел, ты к ним только подошёл. Кто ж виноват что....

— Следующий! — выкрикнул солдат и Петька сразу замолчал.

— Слышь друг! Ты погоди! — остановил я окриком, очередного. — Давай приятеля, отправим на допрос. Ему в больницу надо. Пусть он пойдёт.

— Пускай. Мне всё равно — ответил парень, занявший, в вечернем диспуте, нейтралитет. — Помочь?

— Нет, не надо. Справлюсь — ответил я, пытаясь вместе с Петей, зайти в проём дверей.

— Назад. По одному — толкнул меня рукой солдат и я остановился.

— Петька, сам дойдёшь? — спросил я товарища, отпуская его руку.

— Доковыляю. Не боись.

В штаб заходил последним, поэтому знал, что никто из тех, кто уже в нём побывал, так и не вернулся обратно, и это меня немного напрягало. Не скажу, что паниковал, но кем то, в шутку, оброненная фраза про расстрел, обрела в мозгу более чёткие очертания. Ментов я никогда не любил, но думать о том, что они без суда и следствия способны расстрелять простого, советского человека... Действительно — бред. Если бы не одно "но". Сейчас мы не в отделении милиции, а в воинской части и какие тут порядки, не знает никто. Даже мне, человеку со странной биографией и то известно, что такое трибунал.

— Совсем что ли сбрендил? — мысленно успокоил себя я. — Какой на хрен трибунал. Мы же не на фронте.

Это всё от недоедания. Говорил мне Палыч, надо было больше жрать перед отъездом, не думал бы сегодня о плохом. Да, надо было. Но кто же знал, что так получится. Я же надеялся, что максимум через пару часов приеду в Грязи, а там, если ничего странного не увижу, поем в ресторане. Не в поезде, так на вокзале.

— Заходи — прервал мои мысли стойкий, сильно похожий на оловянного, солдатик.

— Ну, с богом — сделав шаг, тихо прошептал я и зашагал вперёд.

Двери кабинета, куда меня привели, были четвёртыми по счёту, находились слевой стороны тёмного и непомерно длинного, коридора, и почти ничем не отличались от остальных. Если бы не надпись под стеклом, прикреплённым маленькими зажимами к прямоугольной табличке, я бы на неё и вовсе внимания не обратил. Но мало знакомое слово — "подполковник", перед обычной, русской фамилией — Катуков, заставило меня на миг остановиться.

— Проходим — легонько толкнув мою спину, скомандовал солдат и я ему тут же подчинился.

Шаг, второй. Открываю двери и снова останавливаюсь, почти у самого порога просторного кабинета, не обращая внимания на жиденький голосок за спиной. У единственного окна, усиливающего слабое, искусственное освещение помещения, ярким, утренним светом, наблюдаю мужчину, стоящего вполоборота ко мне и остолбеваю. Впечатление жуткое, а ощущение такое, будто я увидел собственное отражение, в грязном стекле. Нет, лицо у него другое, здесь без дураков. Зато всё остальное. Тот же рост, те же плечи, та же осанка и ноги он ставит почти так же, как и я. Двери сзади тихо закрыли, мужик повернулся лицом и в ту же самую секунду замер, должно быть по той же причине, что и я. Глаза его странно сверкнули, видимо при повороте головы, так свет на них упал. Он их прикрыл рукой и сделал шаг назад. Момент пролетел быстро и по его окончанию, сильно похожий на меня гражданин, уже осматривал меня с явным интересом, а ещё через какое то время он смело пошагал ко мне, чуть наклонив вперёд свой мощный торс. Я тоже сделал шаг вперёд, затем попытался совершить ещё один, но когда захотел притянуть левую ногу к правой, то не сумел завершить процесс. В башке вдруг раздался страшный гул, по телу пробежала дрожь, в ушах чего то резко завизжало, а затем... Затем я услышал шёпот, больше похожий на скрип не смазанного колеса.

— Цх-кх-жч-шт-щм-тх-капт — глядя на бледное лицо, стоявшего напротив меня человека, слышал я голос, в своей одуревшей голове.

— Тх-цп-шх-чф-хг-щл-кысл — непонимая, что творю, ответил я ему, почти такими же словами и тоже мысленно.

Чтобы не свалиться на пол, от перехлёстывавшего через край напряжения, внезапно охватившего всё моё существо, я всё же сумел закончить начатое ранее движение, а затем схватил правой рукой стоявший сбоку стул, крутнул его, не заботясь о сохранности предмета, поставил рядом, резко рухнул на сидение и тихо выдохнул. Мужчину перекосило не меньше и он тоже старался не упасть лицом в грязь. Медленно вытерев выступившую на лбу испарину, одетый в военную форму человек, снова шагнул назад. Там упёрся спиной о стену, закрыл глаза и не сдержавшись, громко закашлял, подавившись собственной слюной.

— Не надо так волноваться — прохрипел я, делая вид, что абсолютно спокоен.

Получилось не плохо, хотя говорил я, больше для себя. Даже в сидячем положении, у меня дрожали пальцы, ходила ходуном левая нога и нервно дёргалось веко правого глаза. Надо было хоть что то делать, чтобы успокоиться. Вот и выступил. А теперь что? Головой о стену биться? Что это вообще за "хы-цы-фы" такое и как оно сумело пробраться в мою ошарашенную башку? А я, тоже хорош. Откуда знаю, про эти странные, шипящие звуки? И почему с такой лёгкостью проговариваю их?

Первым взял себя в руки, владелец кабинета. Он оторвался от стены, шаркающей походкой добрался до стула, сел на него, посидел почти не шевелясь, минуты полторы, потом снова встал и ровным голосом отчеканил:

— Периметр восемь. Сектор четыре. Координатор — девять тысяч тридцать шесть. Дата заброски двадцать восьмого двенадцатого. Осуществляю отбор кандидатов, согласно инструкции двадцать три дробь пятнадцать. Первая отгрузка через сорок шесть часов семнадцать минут двадцать четыре секунды. Плановое количество: пятьсот особей мужского пола. В наличии: семьдесят семь.

Кто бы сказал, какая собака меня дёрнула и, что за петух клюнул в то место, на котором я только что сидел, но я тоже вскочил со стула и со знанием дела, почти скороговоркой, очень внятно проговорил:

— Группа контроля центрального блока, агент триста сорок один. Плановая проверка замкнутого периметра. Окончание проверки через одинадцать часов тридцать одну минуту пятьдесят семь секунд.

Внимательно выслушав меня, координатор протянул мне правую руку. Я, не стесняясь, подошёл к нему, крепко пожал его огромную ладонь и вдобавок, непонятно зачем, коротко кивнул головой. Потом, окончательно перестав волноваться, сел на стул, стоявший рядом и только после этого задумался, чего я такого, вот прямо сейчас, тут намолотил. Какой такой агент — триста сорок один? Что за "едрёна кочерышка", эта самая группа — контроля центрального блока и с чем её едят. Тем временем мужчина, имевший на двери кабинета табличку: "подполковник Катуков", быстрым шагом подошёл к карте, висевшей слева, на стене, взял в руки деревянную указку и начал монотонно докладывать о действиях, проведённых им в зоне его ответственности, а именно: в секторе четыре, периметра номер восемь. Я его практически не слушал, понимая, что голова запомнит всё сама, без дополнительного внимания к процессу, разделив свой, достаточно серьёзный и важный орган, как бы на две неравные части. Первую: как и прежде, принадлежащую лично мне и в данный момент лихорадочно ищущую вход, или выход, кто сейчас разберёт, из ситуации, в которую нас загнала та: вторая половина, в это же самое время, спокойно записывающая информацию, предоставляемую странным подполковником. Мысленно прижавшись к стенкам черепной коробки и озираясь оттуда загнанным волком, я из раза в раз задавался одним и тем же вопросом: — "Кто я?", изредка разбавляя его сумасшедшим ответом, впрочем, тоже больше похожим на вопрос: — "Это, что же получается, мы с этим Катуковым инопланетяне?".

— Итак: подвожу черту! — громче обычного сказал "коллега". — На данный момент я имею в распоряжении отдельный батальон связи, полк ГАИ и сто пятьдесят гражданских помощников, прирученных мной из числа населения, проживающего в секторе моей ответственности и не подходящих по возрасту для переброски, указанному в пункте два, инструкции двадцать три дробь пятнадцать. Данными силами я уверенно держу под контролем сектор четыре, провожу в нём подготовку, для начала утилизации местного населения, приступил к сбору предметов, указанных в пункте пять, инструкции двадцать три дробь пятнадцать и планово пополняю количественный состав. Доклад закончил.

— Доклад принял — словно многолетний аппаратчик, уверенно ответил я. — В данный момент, замечаний не имею.

— Будут пожелания? — спросил меня подполковник.

— Помыться, поесть и распорядиться по поводу шофёра. Сюда его, вторым по счёту завели.

— Того, что на посту избили?

— Да. Менять прикрытие не вижу смысла — попав в струю, импровизировал я на ходу.

— Я сожалею. Он не подошёл и я его отправил в карцер — виновато, сообщил Катуков.

— Так дай приказ вернуть обратно! — злобно рявкнул я.

— Не могу. В карцере стоит утилизатор и его уже...

Хорошо, что я так и продолжал сидеть на стуле. От последних слов у меня круги поплыли перед глазами. Как же так? Петьку, что я, ещё десять минут назад таскал на себе, словно младенца, расстреляли? Моя правая рука самостоятельно залезла в карман верхней одежды, нащупала там пистолет, крепко сжала его рукоять и хладнокровно ждала отмашки. И, что мне прикажите делать? Пристрелить этого гада и самому застрелиться, так ничего не поняв и ни в чём не разобравшись?

— Я могу дать команду и вам подберут новую особь, из тех, что мы задерживаем на постах. Более качественную и такую же, как и предыдущая, ещё никем не прирученную.

— Не надо — скрипнул я зубами. — Сам разберусь. Давай баню, пожрать и машину, на которой я ехал, сюда пригони.

Если уж меня здесь считают за центрового, то буду себя соответственно званию и вести. Эх Петя, Петя. Прости меня, за всё. Мало довелось с тобой общаться, но парень ты видно, был не плохой.

Расположение части покидал ближе к ночи, а мог же спокойно, в казарме переночевать. И кто меня за язык дёрнул сказать, что окончание проверки через одиннадцать с половиной часов. Хотя, если всё подробно припомнить, то вроде, как и говорил совсем не я. Ладно, с этим разберусь чуть позже, будет время покопаться в голове и поиздеваться над собственными нервами. А сейчас надо загрузить продукты, взять патроны, автомат и наконец то переодеться. Роль трёкнутого пассажира, из убежавшего поезда, мне больше не к лицу.

— Хочу спросить, не возражаешь? — открывая цинк, спросил меня координатор, девять тысяч тридцать шесть.

Подполковник Катуков, совсем им не являлся. Человек, говоривший со мной, всего лишь занял кабинет командира части, после обработки первого лица подразделения.

— Спрашивай — позволил я, надевая полушерстяную гимнастёрку.

— Метку центрального блока, отчего у тебя, почти не видно?

Хороший вопрос, а главное требующий прямого ответа. Здесь не отвертишься и не прикроишься, якобы секретной инструкцией, того самого — центрального блока.

— Хм. Такие вопросы, обычно, агентам центра не задают. А если задают, то сразу попадают на утилизацию — постращал я, слишком любопытного клона.

Псевдо подполковник побледнел и попытался оправдаться, но я его остановил, сделав недвусмысленный жест, правой рукой.

— Тебе отвечу, как любимому сыну лейтенанта Шмидта — блеснул я "глубокими" познаниями в области современной литературы. — Но ты, мой ответ, лучше сразу забудь. Жить проще будет. Так вот... Агенты, из группы контроля, выполняют свои обязанности в обстановке строгой секретности. Вот поэтому, нам такие "особые" метки и ставят, чтобы никто из проверяемых не заподозрил о его проверке. Это у нас с тобой вышло небольшое недоразумение. Я, можно сказать, был вынужден открыться, чтобы ты случайно "дров не наломал" — сделав неимоверно строгое лицо сказал я и машинально провёл рукой по собственному лбу.

Про метку, от девять тысяч тридцать шесть, я уже слышал, но так и не понял, где она у меня может стоять? Сколько после бани в зеркало не смотрелся, так её нигде и не нашёл. Уж не разыгрывает ли меня эта сволочь? У него я, почему то, тоже никакой метки не вижу.

— Понятно. Извини за любопытство. Я уже всё позабыл.

— Нормально. Считаем, что и я тебе ничего не рассказывал.

Надевая галифе, подобранное по росту, я раздумывал, спросить или нет. Вроде бы, мы уже обо всём, что меня интересовало, более менее поговорили, но этот вопрос я боялся подымать. Ладно, спрошу, под видом проверки знания инструкций.

— А теперь ты мне ответь — нагнувшись за сапогами, начал я говорить. — Почему твои люди, падали на посту, когда я их обрабатывал?

— Инструкция сто пятьдесят...

— Не надо. Ты не по инструкци. Расскажи так, своими словами — перебил я пособника чужого разума, на планете Земля.