Волчица и пергамент. Том 9

Похоже, Миюри разу поняла его мысли, но её взгляд направился куда-то наискосок вверх, будто она что-то припоминала, потом она сказала что-то странное:

— Я думала, ты будешь более радостным... Разве тебе не было интересно?

Коул хотел сказать, что уличные проповеди не являются зрелищами вроде песен менестрелей или стихов поэтов, но, вспомнив Ханаана в его пылу богословия, не стал этого говорить. Целью было посмотреть за действиями того, кто притворялся им, чтобы как-то исправить это.

— Не сказал бы, что это не было интересным. Проповеди подготовлены очень хорошо. И проповедники точно отвечали на вопросы.

— Тогда почему ты выглядел так, будто тебе не по себе?

Коул не знал, что ответить.

Здесь собралось много проповедников, и люди слушали их внимательнее, чем в любой церкви любого города. Люди в сырую, болотистую землю вбили колья и построили лавки, привезли сюда товары и начали бойко торговать ими. Не исключено, что всё это было сделало именем Предрассветного кардинала.

Коул чувствовал, что угодил в пропасть между тем, кем был на самом деле, и тем, кем являлся для остального мира. Так, пожалуй, точнее всего было бы описать его состояние.

Однако, если это сказать Миюри, она объявит, что он снова в унынии горбит спину, Коул и сам знал, что такова действительность, и что он должен её принимать.

Поэтому он, глядя на свою ладонь, сжал её, разжал, а потом сказал:

— Прослушав столько проповедей, я понял, что мне предстоит пройти ещё долгий путь.

Миюри пристально посмотрела на него. Таким же взглядом, каким смотрела её мама, мудрая волчица.

Потом её глаза сузились, как бы стараясь увидеть его ложь, а потом закрылись, будто увиденное немного её озадачило.

— Я не хочу, чтобы ты без конца беседовал с братцем Ханааном под предлогом, что тебе надо ещё учиться, — сказала она, наконец, полушутя, полусерьёзно.

— Да-да, — ответил Коул этой волчице, чьё сердце было так к нему привязано, и тут же получил толчок в бок.

В это время снова зазвонил колокол, и все вокруг заволновались и пришли в движение.

Вместе с толпой они оказались на главной площади Орбурка перед зданием Исконной Церкви, площадь была забита людьми, которым не досталось места внутри. Было очень шумно, можно было лишь представить, что творилось внутри.

— Его преосвященство Предрассветный кардинал!

— Да благословит его Господь!

— Преподобный Предрассветный кардинал!

От громких криков Миюри сжалась и закрыла уши руками.

Однако здание Исконной Церкви казалось слишком ветхим, чтобы называться церковью. Полуразвалившееся строение, кое-как приспособленное для своего назначение. Часть стены была когда-то обрушена и не восстановлена, даже не было дверей на входе.

Зато снаружи можно было видеть возвышение, на которое вышел мужчина.

Люди, попавшие внутрь, вероятно, были полны особого рвения, позволившего им загодя собраться у церкви. Они тут же упали на колени и склонили головы. Впрочем, немало людей на площад вокруг Коула с Миюри последовало их примеру, не опасаясь испортить одежду грязью. Даже Миюри не осмеливалась рта раскрыть, настолько всё стало тихо и торжественно.

И тогда заговорил человек, которого называли Предрассветным кардиналом.

— Господь послал меня сюда.

Коул не видел его лица, но по голосу можно было предположить, что они были примерно одного возраста. Проповедь, начатая этими словами, во многом совпадала с тем, что Коулу с Миюри говорил при въезде в город мужчина, одетый, как монах.

Проповедник с возвышения говорил, что он, пробудившись к истинному учению Господа, отправился проповедовать против несправедливости Церкви, прошёл многие страны большой земли и прибыл, наконец, сюда. Местный аристократ из рода Хоберна, осудивший беспринципного архиепископа, выборщика императора, произвёл на проповедника большое впечатление.

В этом месте молодой человек, выдававший себя за Предрассветного кардинала, махнул правой рукой, указывая на верхний ярус внутри Исконной Церкви. Люди поворачивали в ту сторону голову и молитвенно складывали руки.

Подвинувшись и присмотревшись, Коул увидел аристократа, сидевшего на особом месте на втором ярусе и приветственно махавшего рукой. От его ног спускался флаг с гербом, изображавшим меч и нечто вроде молота. Должно быть, это и был сам Хоберн.

— Род Хобернов пытается вернуть себе утраченное право на большую ярмарку. Но ни в коем случае не ради лихвы. Он сказал, что если род Хобернов вернёт право на проведение большой ярмарки, он имеет намерение посвятить её Господу нашему. А именно, он торжественно обещал с её помощью построить новый город, который будет жить в соответствии с учением Господним!

Из толпы доносились звуки взволнованного дыхания многих людей, кто-то даже всхлипывал от слишком сильных чувств. Коул слышал, как люди там и здесь повторяли слово "спаситель".

— А это здание заменит продажный собор, став по справедливости зданием Исконной Церкви. И причина тому... — молодой человек сделал небольшую паузу, чтобы добиться большего внимания собравшихся. — Это здание эпохи древней империи, это наследие Исконной Церкви, воздвигшей его на рубеже борьбы с неверными.

Услышав эти слова молодого человека, Миюри затаила дыхание.

Каменное здание казалось готовым рухнуть в любой момент, по его виду нельзя было сказать, что его бросили десять или двадцать лет назад. Странным было бы, если здесь, среди обширных торфяников, на которых почти не росли деревья, было лишь одно здание, почти наверняка тут стоял когда-то город или деревня.

Проповедник сказал, что это каменное здание было частью изначальной Церкви, которая когда-то вдохновляла, воодушевляла и утешала людей.

— Мы должны здесь построить честный, справедливый, соответствующий учению Господа город.

Проповедника отличала изысканная манера речи и по-настоящему убедительная жестикуляция. И ещё было символично, что его ноги упирались в остатки возвышения древнего здания Церкви.

— Взгляните на Эшьютадт. Чтобы проповедовать учение Господне, нужен ли такой собор? Собирать огромные пожертвования, чтобы пить хорошее вино и есть вкусное мясо, такого нигде не написано в Священном писании. Там стоит город, построенный на лжи.

Вздохи согласной ожесточённости разошлись по толпе, как круги по воде, Коул ощутил, что хочет согласно кивнуть.

— Здесь нет налогов, нет властей. И нет духовенства, отбирающих у вас скудные серебряные монеты в уплату за вашу веру, не обращая внимания на тяжесть вашей жизни. Ведь все мы братья и сёстры, объединённые учением Господа.

Коул услышал, как по толпе прошла новая волна вздохов и даже сдержанных рыданий, теперь от восхищения.

— Мы своими руками построим здесь город. Наш город. Град Божий.

Люди тут же отозвались одобрительными возгласами, среди которых можно было услышать восхваления Богу и имя Предрассветного кардинала.

Толпа устремилась к зданию, чтобы хоть на шаг быть ближе к спасителю, они напирали на Коула, толкали его, а Миюри, коротко вскрикнув, испугано прижалась к его груди. Коул обхватил её руками, стараясь защитить её от натиска, он говорил людям не торопиться, но они с выражением отчаянной решимости на лице не обращали внимания на его призывы.

Конечно, Коул знал, что человек на возвышении не был Предрассветным кардиналом. Однако своей манерой речи он совсем не казался ему просто крупным мошенником. Возможно, он был из тех не знавших меры проповедников, которые в своём возмущении несправедливости прогнившей Церкви стремились к её уничтожению и даже были готовы воспользоваться для этого именем Предрассветного кардинала.

Выбор места, где сохранились остатки построек древней империи, свидетельствовал, что их действия не были спонтанными. Настоящая древняя церковь придавала словам проповеди истинной веры невероятную убедительную силу.

Когда волнение людей достигло наивысшего уровня, человек, назвавший себя Предрассветным кардиналом, сказал:

— Но сейчас я должен сказать вам о неприглядном случае.

Молодой человек даже поник, когда по проходу к возвышению подошло несколько крепких мужчин. Люди ахнули, увидев, что они тащат за плечи человека с петлёй на шее. Втащив на возвышение, они швырнули его под ноги Предрассветного кардинала.

— Этот человек торговал в Орбурке, городе надежды.

Мужчина с петлёй был весь в грязи, в изорванной одежде. Толстая верёвка на шее указывала на его виновность.

— Этот город, где нет налогов, где все честны, должен быть прекрасным местом для ведения дел. Однако этот человек для получения большей прибыли пошёл на обман в отношении веса хлеба и объёма мерного бочонка для эля.

Рёв толпы.

В обычном городе подобное также стало бы серьёзным преступлением, практически каждый горожанин хотя бы один-два раза нарывался на такого рода недобросовестного торговца.

Сидевшие на скамьях люди повскакивали и принялись бранить обманщика: "Вор! ", "Нечестивец! ", "Не почитаешь Господа! ".

Повесить этого мужчину на перекрёстке, — нет, Предрассветный кардинал, медленно кивнув, сказал не это.

— Ваш гнев оправдан. И то, что этот человек нарушил учение Господа, тоже верно. Однако, — и Предрассветный кардинал опустился на колени перед грязным, оборванным человеком.

Затем он стал развязывать верёвку на его шее.

Толпа встретила его действия недоумевающе-возмущённым рёвом, но он, сохраняя спокойствие на лице, снял верёвку, встал, поднимая одновременно человека, и обнял его.

— Он был наказан, раскаялся, и его грехи должны быть прощены.

Над толпой пронеслось что-то вроде негромкого "О-о-о".

Молодой человек некоторое время смотрел на нарушителя, а потом произнёс:

— Тогда каким же архиепископом может быть тот, кто отказывается признавать свои грехи и продолжает использовать власть, как ему заблагорассудится?

Люди затаили дыхание, казалось, их лица окаменели. Словно рассыпанная мука, собирающаяся в большой ком от небольшого количества воды.

— Мы должны быть едины. И этот город продолжит расти благодаря поддержке каждого из вас. Да благословит тебя Господь!

И люди отозвались вместе, как единый человек: "Да благословит тебя Господь! Да благословит Господь Предрассветного кардинала! " А потом взвинченный народ стал снова напирать, пытаясь приблизиться к Предрассветному кардиналу, послышались крики: "Не толкайтесь, не толкайтесь". Миюри, никогда не попадавшаяся на одно и то же дважды, ловко проскользнула между волнами людского моря, пока не схватила Коула за руку.

Коулу каким-то образом удалось выбраться из толпы, и тогда он заметил, что несколько корзин словно летали над толпой. Похоже, люди складывали в них деньги, предметы одежды и даже драгоценности. Люди от человека к человеку передавали над головами корзины, предназначенные, судя по всему, для сбора пожертвований.

Коул, ошеломлённый шумом и жарой, потрясённый услышанной и увиденной проповедью, заметил чью-то тень.

— Если хочешь, пожалуйста, окажи помощь Исконной Церкви.

Это был мужчина, похожий на священника, с улыбкой на лице и корзинкой в руке.

Коул подумал, что он, зная точно, что Предрассветный кардинал не настоящий, должен прямо сейчас что-то сказать. Но он не мог сообразить, что это должно быть, и тут кто-то в корзинку положил шляпу. Это была Миюри.

— Да благословит вас Господь, — сказала она, потом молитвенно сложила руки и прочитала нараспев стих, возможно, только что выученный.

Похожий на священника человек почтительно опустил голову и перешёл к следующему.

Молча глядя, как он уходит, Коул отчаянно пытался впитать в себя всё увиденное здесь, напоминавшее больше лицедейство, чем проповедь.

Молодой проповедник, будоражащий людей.

Коул перебирал в голове это представление сценку за сценкой, когда Миюри потянула его за рукав.

— Бра-ат.

Он посмотрел туда, куда она показала, там со второго яруса Исконной Церкви спускался похожий на аристократа человек. Несколько человек повернулись к нему, но большинство, кажется, его даже не заметило, их взгляды не отрывались от Предрассветного кардинала. Причина такого пренебрежения вряд ли была связана с худосочным телосложением аристократа. Он был один, без сопровождения, и смотрел в землю, будто пытаясь спрятать ото всех лицо.

— Настоящий ли он... — пробормотал Коул.

Миюри молча бросила на него взгляд.

Предполагаемый Хоберн, сильно сутулясь, вошёл в другое здание по соседству с Исконной Церковью. Своим видом он разительно отличался от ложного Предрассветного кардинала, так ярко выступившего с проповедью. Коулу было сложно поверить, что этот Хоберн, как о нём рассказали, боролся за возвращение права на владение большой ярмаркой, чтобы вместо Эшьютадта построить город мечты, Божий град.

У Коула была мысль, что он тоже был самозванцем, но эти земли должны были принадлежать роду Хобернов, на ней самозванец появиться бы не смог.

Значит, у его сутулости должна быть иная причина.

— Постой-ка, — произнесла Миюри.

— Что такое?

Миюри закрыла глаза и задержала дыхание, затем легко потёрла нос.

— Запах, я его помню.

Если подражать внешнему облику ещё можно, то с запахом это куда сложнее. Так что если бы это был не настоящий Хоберн, Миюри, вероятно, что-то заметила бы.

— Что будем делать? — спросила она в следующий момент.

Самозваного Предрассветного кардинала всё ещё окружала толпа.

То, что Коул — настоящий, Миюри знала лучше его самого. Однако здесь и сейчас она ни словом не упомянула о том, что надо разоблачить самозванца.

Увидев, какой подъём испытывали тут люди, Миюри должна была понять смысл предупреждения Коула в Акенте.

Назвать самозванца самозванцем — это то же самое, что и плеснуть холодной воды в кипящее масло. Подъём людей, скорее всего, обернётся вспышкой ярости.

— Давай, наконец, уедем из города, — ответил Коул.

Орбурк переполнен необузданным оживлением. Коулу требовалось немного спокойствия, чтобы осознать увиденное и услышанное здесь.

Они выехали из Орбурка, теперь их окружало безлюдное заболоченное поле. Разница этой тишины и городского шума делала то, что они увидели в своей разведке, ещё больше похожим на сон. Но там, в городе, возводимом руками людей, он мельком увидел Изначальную Церковь, вызывавшую такой подъём этих людей.

Место это казалось ровным, но если посмотреть вдаль, можно было заметить очень пологие склоны, и Орбурк с Изначальной Церковью в центре располагался в неглубокой котловине.

— Удивительное место, — произнесла Миюри, покачиваясь на лошади между поводьями и разглядывая окружающие виды.

Обычно в таких случаях Миюри начинала задирать Коула по тому или иному поводу, но сейчас не стала. Вероятно, общий настрой людей повлиял на него сильнее, чем можно было подумать, и он выглядел более подавленным.

Они остановились и спешились, Коул сел на жёсткую траву, а Миюри принялась пинать кустик.

— То, что там было, это же не относилось к Предрассветному кардиналу, так ведь? — спросил Коул.