— Пустите!
— Да не рвись ты. — Мне вполне профессионально, хоть и аккуратно, заламывают руки. — Живой он, иначе бы так над ним не тряслись.
Меня утаскивают прочь. От окровавленного свёртка, от спешащего медика. От него.
Я вновь осознаю себя в кабинете полковника на продавленном диване и со стаканом воды в руке. Жалюзи безжалостно нарезают на полоски солнечный свет.
— Пистолет сдай.
Сфокусировать взгляд на силуэте человека за письменным столом удаётся не сразу.
— Чего? — не сразу доходит до меня. Загорелое немолодое лицо плывёт перед глазами.
— Пистолет сдай. У меня и так людей мало, если каждый ещё начнёт мозгами по стенам раскидывать...
Для спора не осталось ни желания, ни слов. Одной рукой неловко отстёгиваю кобуру и протягиваю ему. Он встаёт из-за стола, забирает и прячет в ящик.
Молчим.
— Как... Дэй? — Имя даётся нелегко. Честно пытаюсь связать образ любимого человека с тем, что увидела. Перед глазами — мешанина из крови и камуфляжных лохмотьев.
— Тебе ответить как женщине или как подчинённой?
— Как честнее.
— Сама попросила. Шансов у него немного. Кровопотеря. Раны ... неприятные. Но умирать ему, думаю, не хочется.
Стакан скользит в ослабевших пальцах, я сжимаю их крепче.
— Это всё потому, что мы разделились. Я была против, почему вы настояли?
В голове в который раз прокручивается что-то тёмное, полузабытое. Две половины одного целого. Струна, натянутая между подставкой и колком гитары — убери что-то одно, и музыка прервётся.
— Дэй не хотел, чтобы ты шла с ним в этот рейд. Слишком опасно. Старый военный завод. Пришлось бы не только работать, но и прикрывать тебя.
— Вы говорили — обычный рейд. Рутина. — Сил злиться уже нет. — Знаете, мы сражаемся лучше, когда сражаемся друг за друга.
— Рин, кто вы?
И что прикажете отвечать тому, кто привык отдавать приказы и получать полную информацию? Тому, кто предпочитает не верить всему, что слышит?
— Странный вопрос. Люди, конечно.
— Не дури. Я вижу, насколько вы отличаетесь от остальных. Когда вы здесь только появились, все думали, что вы брат и сестра.
И сейчас думают. Не на Базе, просто люди из числа случайных знакомых. Иногда даже не верят, когда пытаешься убедить в обратном.
— Форма и оружие всех равняют.
Он щурится.
— Сейчас я бы сказал, что вы принадлежите к одному народу.
— Зачем вам это?
— Вы слишком отличаетесь. Я не могу это игнорировать.
— То есть мы — чужие? — Ночь за окном, ненужный разговор, а где-то на операционном столе борется за жизнь мой Дэй. Абсурд.
— Нет, не чужие. Свои. Но — не такие.
— Тогда какая разница? Главное, мы хорошо стреляем.
Интерлюдия.
Стэн понимал, что лезть к человеку в такой момент — бестактность. Но не полезть было нельзя. Однажды он буквально вытащил из петли молодого солдата. Мальчишка долго отпирался, говорил, что это от несчастной любви, но потом признался: затравили сослуживцы. Четверо. Стэн копнул личные дела. Как оказалось, начинающим уголовникам предложили выбор: получить небольшой срок или отправиться в армию. И те решили, что уличные порядки можно протащить в казарму. Обламывать зарвавшихся парней пришлось долго, и далеко не всегда уставными способами. Тогда он впервые осознал, какая ответственность ему досталась. И какая власть. И тогда же очень хорошо понял, как много можно исправить, всего лишь уделив человеку чуть больше внимания.
Стэн постучал в дверь комнаты, где оставили ночевать Рин, и, не дождавшись ответа, вошёл. Полоса света на полу — от прожектора за окном. Рин сидела у койки, подтянув колени к подбородку.
- Ты не спишь. - Дурацкий вопрос удалось превратить в утверждение.
- Не получается. - Она не шевельнулась, даже не повернула головы в его сторону. Голос звучал равнодушно, словно ей требовалось слишком много сил, чтобы поддерживать беседу.
- Если хочешь, я принесу тебе снотворное. Не будешь спать, потеряешь слишком много сил.
- Спасибо, Стэн. Не стоит, попробую без допинга.
- Ты не возражаешь, если я свет включу?
- Включай. - Такое чувство, будто с каждым словом из её голоса уходит жизнь.
Всё-таки хорошо, что лампочка здесь тусклая, слишком яркий свет резанул бы глаза.
Теперь девушку можно было нормально разглядеть. Похоже, Рин и правда пыталась уснуть. Куртка и свитер сложены на стуле с пугающей аккуратностью. В минуту отчаяния человек всегда хватается за привычные действия как за соломинку. На тумбочке — несколько заколок и деревянная расчёска. Переплетала косу на ночь, но так и не переплела, распущенные волосы льются на плечи. Такая хрупкая... Неужели не холодно босым ногам на голом полу? Да и майка слишком тонкая.
Стэн стащил с кровати грубое серое одеяло и накинул его Рин на плечи. Она что-то перебирала пальцами. Какую-то цепочку.
- Рин, - он накрыл своей ладонью её руку, - всё будет хорошо. Мы успели вовремя, его вытащат.
Тишина. Тело — словно окаменевшее. Было бы проще, если бы она кричала, плакала. А что прикажете делать с такой застывшей статуей?
- Я сделаю тебе чай.
В столовой всегда оставляли большие термосы с кипятком — на всякий случай. Стэн бросил в металлическую кружку горсть засушенных трав. Сама Рин справилась бы с этим намного лучше, и у напитка был бы потрясающий вкус, но сейчас нужно совсем не это. Подождал, чтобы "чай" заварился покрепче, стал горьковатым и терпким, и добавил в кружку таблетку из личной аптечки.
"Можешь потом набить мне морду, детка, но сначала выпей".
Рин он застал в той же позе.
- Пей, - он поднёс к её губам кружку, - не заставляй меня приказывать.
Рин сделала глоток, закашлялась, чуть не расплескав напиток. Её пришлось поить, как ребёнка.
Минут через пять, когда таблетка подействовала, Стэн перенёс девушку на кровать.
"Судьба у меня такая — вас на руках таскать. Сначала одного, потом вторую".
Из разжавшихся пальцев на одеяло выпала какая-то безделушка. Стэн подобрал её. На витой цепочке закачались жетон армейского образца и овальный серебристый медальон. Открываясь, он негромко щёлкнул. Старая фотография. Так вот какими вы были до Ржавчины. Дэй изо всех сил старается казаться взрослым и опасным. Прямо дитя городских окраин. Рин на фоне парня выглядит непривычно чистенькой даже в потёртом джинсовом костюме. Действительно, девочка из хорошей семьи. Книжки, ровные строчки конспектов, разбухшая от размашистых преподавательских "отлично" зачётка — что ещё навскидку представляется?
Стэн закрыл медальон и оставил его на тумбочке. Выключил свет.
Вот ведь какие кренделя жизнь выписывает. В детстве мечтал о младшем брате, чтоб вместе в войнушку играть, а теперь получил сестрёнку. Маленькую, несгибаемую и очень упрямую.
А в войнушку наигрался так, что скоро из ушей полезет.
За несколько дней до этого.
Дэй.
Лагерь с самого начала решили разбить на порядочном расстоянии от объекта. Степень опасности не определена, с чем придётся иметь дело — неясно. Но военный завод — кусок лакомый. Настолько, что можно и рискнуть. Это ведь не только оружие, это многофункциональное производство. Если можно восстановить хотя бы несколько цехов, это будет почти чудо. А нет — станки вывезти и на наши заводы поставить.
Кайлан, шофёр, подвозивший нас со всем нашим барахлом — сухпай на всю банду, палатки плюс рация — поглядел сочувственно и искренне пожелал удачи. Автоматчик, стриженная почти наголо девчонка, махнула на прощание рукой и запрыгнула в кабину. У нас всегда так: если путь пролегает близко к неисследованным территориям, с водителем автоматчик ездит. На всякий случай.
Есть зоны, куда водители грузовиков вообще не суются. Полбеды, если только сам сгинешь, так ведь и машину жаль.
— Всё, ребят, дальше сами.
— Вперёд, — скомандовал Стэн.
Дорога изменилась. Буквально несколько метров — и заросли по обочинам гуще, и трещин в асфальте больше. Хотя, казалось бы, хуже должна быть та дорога, которой пользуются. Впрочем, всё странно. И чувство опасности — холодком по спине. Здесь земля чужая.
Очертания бывшего рабочего посёлка с трудом угадывались в заросших развалинах. Кажется, поляна в невысоком подлеске, а присмотришься — небольшой скверик перед каким-то учреждением, от которого остался только обглоданный фундамент. И вот тогда всё встаёт на свои места. И камень, попавший под ноги, оказывается остатками бордюра, а тот самый подлесок — некогда ухоженной живой изгородью. И даже проглядывающий под слоем палой листвы асфальт кое-где можно разглядеть. Всего шесть лет прошло, а такое ощущение, будто все двадцать. Я невольно вздрагиваю, вспоминая, как пожирало дома взбесившееся время.
— Сюда, — негромко окликает Джетт. Он опустился на колено и торопливо разбрасывает листья под одним из деревьев. Из начавшей жухнуть травы нам щербато улыбается человеческий череп.
Всего скелетов оказывается четыре. Двоих мы находим в неглубокой канаве, укрытых тем же саваном из опавших листьев, и одного — в кабине проржавевшей насквозь легковушки. Чтобы открыть дверь, приходится срубать сапёрной лопаткой небольшой куст, проросший рядом с машиной.
Нерешительно переглядываемся. С одной стороны, мы боевая группа, а не похоронная команда, с другой — бросать останки непогребёнными как-то не по-людски.
— Похороним чуть дальше, в лесу, где место чистое, — решает Стэн. — Посмотрите какие-нибудь личные вещи или жетоны.
Жетоны обнаруживаются только у тех, кого мы нашли в канаве. Я смотрю на даты рождения, выбитые на прямоугольниках нержавеющей стали, и где-то внутри холодеет. Мальчишки. Видимо, солдаты-срочники. То ли охраняли здесь что-то, то ли к эвакуации их подключили. Когда всё началось, им стукнуло лет по девятнадцать. Будь я чуть постарше, тоже мог бы попасть в армию и оказаться на одном из таких объектов. Но я выжил. Вырос. И эти двое для меня теперь — вечные мальчишки.
Рядом с останками из машины нашли наградной кинжал с выбитой у рукояти надписью: "За доблесть, проявленную в бою за форт Хейл". Если какие-то документы и были, они давно рассыпались в пыль, как и одежда.
— Пробьём через архивы, — предложил я. — Вряд ли таких много.
Никаких следов ранений на останках мы не обнаружили. Конечно, на судмедэкспертизу времени не было, но у меня сложилось впечатление, что эти люди просто упали и умерли. Идиотское объяснение, согласен, но другого просто нет.
— Это не последние, — предупреждает Стэн. — Я слышал, здесь началась эвакуация, но всех вывезти явно не успели.
Серые корпуса завода стоят почти нетронутые, возвышаясь над остатками городка как рыцарский замок над деревенькой.
— Там ещё подземные цеха, — говорит Стэн.
— Откуда ты знаешь?
— Доводилось бывать. Не на этом, на похожем. Хуже всего, что с трудом представляю, с чем придётся столкнуться. Впервые тащу людей на такую вылазку. Ты был прав, когда отговаривал Рин ехать с нами.
Имя царапает проволочкой по нервам. Разум напрасно прокручивает одни и те же доводы: здесь слишком опасно, люди на Базе защитят Рин куда лучше, чем я, вынужденный отвлекаться на то, что Стэн в отчётах называл "неучтёнными факторами". Нашёл же слово, а. Напрасно. Где-то в подсознании свербит иррациональное, вынесенное то ли из глубины веков, то ли из собственного бродяжьего опыта. Всё, что остаётся за спиной, ты рискуешь больше никогда не увидеть. Людей. Города. Дороги. Даже несколько лет стабильной и относительно мирной жизни не выбили из меня этот страх.
— Наверное. Если что, ночью дежурю первым.
Миновали заводские ворота и небольшую площадку перед главным корпусом. Кто-то из парней держал на прицеле проёмы разбитых окон — на всякий случай. Широкие двери проходной, разумеется, не были заперты, хотя пружины, закрывающие их всякий раз, как кто-то входил или выходил, давно лопнули. Пришлось подпереть обломками кирпича, чтобы внутрь проникало хоть немного света.
— Дэй, Эвретт — вперёд.
Мы осторожно переступили порог, разрывая лучами налобных фонарей давнюю, словно слежавшуюся, темноту.
— Стэн, тут...
— Я же говорил, эти не последние.
Света стало больше — от фонарей остальной команды.
Проходная завалена останками. Вся.
Я не берусь даже предположить, сколько их было. Тут уже бесполезно искать личные вещи или жетоны. Костяки рассыпались на части, перемешались, как подвески ожерелья, созданного безумным ювелиром.
— А с этими что?
— Сжечь, — коротко бросил Стэн.
Нам пришлось разделиться, иначе обследовать целый комплекс зданий не получилось бы. Разбивались на тройки, не расставались с рациями. Не то это место, где следует расслабляться. Не то.
Следующей гадостью стал неточный план завода. Несколько подземных этажей на нём просто не были указаны. Похоже, у предыдущего владельца бумаг оказался не тот уровень допуска.
Масштабы предприятия поражали. Цеха, исследовательские лаборатории, склады для готовой продукции. Забавно, только после конца света я смог оценить размах нашей военной промышленности. Нет, я понимаю: сначала готовиться к войне, а потом в процессе обеспечивать армию всем необходимым — для этого нужны колоссальные мощности и затраты. Внушает уважение, знаете ли. Особенно если учесть, что, не будь по всей стране оружейных складов, наши шансы на выживание оказались бы существенно ниже. Так что есть повод сказать спасибо сгинувшему правительству.
— Остался ещё один неисследованный этаж. — Стэн огрызком карандаша вносит поправки в документ.
— Завтра займёмся. — Я не позволяю себе обрадоваться и начать мечтать о благополучном исходе дела — верный способ гробануться. Не моё наблюдение — народная примета. Работающая.
В котелке весело бурлит вода, напоминая, что задание заданием, а ужин по расписанию. Стэн задумчиво водит по плану завода карандашом.
— И что — никак? — спрашиваю я.
— Вот тут завал. — Грифель скользит по сероватой бумаге.
— И что у нас на этом уровне?
— Не знаю, — качает головой Стэн. — Возможно, лаборатории — во всяком случае, какие-нибудь опасные исследования я бы проводил именно там. Если вдруг что случится, можно просто запечатать до скончания веков весь уровень.
Не знаю, какая у них система безопасности была, может, тогда действительно считалось нормальным спрятать за кучей замков и допусков что-то потенциально опасное и спокойно работать, зная, что под полом цехов и кабинетов похоронена тайна. Переложить ответственность на руководителя проекта, куратора из министерства обороны...
