Forbidden Sweetness

Теа вполне ожидаемо обнаруживается в столовой. Не замечаю, как замираю посреди зала, любуясь ей. Остальных не существует, в поле зрения лишь она. Моя невинная девочка. Сердце переполняется нежностью. Я заворожен, околдован ее хрупкой красотой. Знала бы Ти какую власть надо мной имеет, поразилась. Когда-нибудь я ей об этом расскажу, когда она сможет правильно оценить столь важный для меня дар. Кто-то случайно задевает меня за плечо, и я словно выхожу из транса, возвращаясь в реальность, где кроме нас есть еще люди. И только теперь замечаю, что Теа за столиком не одна.

Дикая ревность жалит каждую частичку тела, стоит увидеть, как пристально она смотрит на своего соседа. Кто это, черт возьми?! Физически невыносимо видеть с ней другого, руки сжимаются в кулаки так сильно, что белеют костяшки. В душе диким ураганом поднимается ярость, стоит услышать ее смех, предназначенный не мне.

Какого черта?! Так быстро отошла от потрясения? Вновь задумалась о других? Черта с два. Только со мной и ни как иначе.

Невидимая сила тянут к столику. Не замечаю, как отодвигаю стул и присоединяюсь к этой парочке.

Реакция Ти злит еще сильнее. С каких пор она стала молчать при виде меня? Что, закончился повод для веселья?

Награждаю рядом сидящего брюнета мрачным взглядом, запоминая каждую деталь. Мы с тобой еще встретимся, уебок. Один на один.

— Эйд? Что ты тут делаешь?

А голос-то слегка напряжен. Почувствовала угрозу? Правильно. В следующий раз, маленькая моя, подумаешь, стоит ли садиться обедать с посторонним парнем.

— Учусь.

— Я не это имела...

Затихает под злым взглядом. Так-то лучше. Меня не интересуют оправдания.

— Кто это?

— Итон.

Зря. Зря она села именно с ним. На это имя после ее признаний у меня стойкая аллергия. Желание встретиться с ним в темном переулке становится практически неконтролируемым.

— Убирайся, Итон, — голос угрожающе ласков, в то время как взгляд четко дает понять, я найду его позже.

— С чего это?

— С того, что я так сказал.

— А ты мне собственно кто, чтоб указывать?

— Итон!

Теа вновь привлекает внимание. Поворачиваюсь к ней и попадаю под умоляющий взгляд. Защищать его вздумала, значит?

— Итон, уйди, пожалуйста.

От ее умоляющего тона начинают ходить желваки. Какого хрена она так его просит?! И видимо ее труды не напрасны. Обернувшись, успеваю заметить лишь удаляющуюся спину. Неужто Ти и впрямь верит, что я дам ему так просто уйти? В гробу я видал ее заботу о других.

— Эй, урод.

Спина Итона напрягается. Он замирает, но не поворачивается.

— Если еще хоть раз увижу рядом с Ти, целым не уйдешь, усек?

Намеренно нарываюсь на драку. Иного выбора, кроме как повестись, у Итона нет, иначе выставит себя перед всеми трусом. Тело напрягается в предвкушении. Глаза блестят, а на лице расползается зловещий оскал.

Итон стоит в нерешительности пару секунд, но все же поворачивается. Как предсказуемо. Никто не рискнет своей репутацией, не ответив на прямое оскорбление.

Все замирают в ожидании развлечения. Тишина в столовой звенящая, однако ее нарушает звук телефона. С удивлением понимаю, что стоит Итону увидеть, кто звонит, и он, показав средний палец, снова разворачивается к выходу. Я его убью нахрен!

Резко поднимаюсь следом, но уйти не дают руки вцепившиеся в мою. Сразу осознаю, что это Ти, и успеваю мгновенно подавить инстинктивное желание оттолкнуть помеху.

— Теа, убери руки.

— Эйд, давай поговорим.

Поговорим? А знаешь, пожалуй ты права. Давай поговорим. А этого мудака я позже достану.

— Пошли.

Без слов едем вплоть до самого дома. Выйдя из машины, помогаю выйти нервничающей Ти, но вместо того, чтобы направиться к дому, веду ее на качели во дворе. Мне нужен свежий воздух.

Теа как всегда чувствует мое настроение и просто садиться, начиная медленно раскачиваться. Обычно стараюсь не курить при ней, но сейчас не в силах побороть искушение. Малышка и слова не говорит, лишь неодобрительно смотрит на сигарету во рту. Под этим взглядом жажда никотина гаснет. Последняя затяжка и почти целая сигарета летит на асфальт.

— О чем ты хочешь поговорить, Теа?

— Не нужно бить Итона, в столовой не было свободных мест, и я предложила сесть рядом.

Зачем? Мать твою, Теа, ну зачем ты мне снова о нем говоришь? Наивная моя дурочка, что бы ты сейчас ни сказала, я все равно этого урода уничтожу. Сам не смогу, значит помогут.

— Это все?

— Нет... Эйд...

Секунд пять любуюсь ее растерянным лицом. Подбирает слова?

— Я не кусаюсь Ти, уж кому-кому, но тебе меня бояться не нужно.

— Я не боюсь, просто не понимаю.

— Чего?

— Тебя, Эйд. Что с тобой? Ты ведешь себя странно.

— Странно?

Даже так? Не отвратительно, не ужасно, а просто странно? Из последних сил давлю грозящую проявиться улыбку и сажусь на корточки перед сестрой, переплетая наши руки. Она не отводит глаз от моих.

— Зачем ты меня поцеловал?

— Я люблю тебя, Теа.

— Я то...

— Нет, Ти, — перебиваю, не в силах выслушивать ее признания в сестринской любви, — я люблю тебя как девушку.

— Но...

Слов нет. Просто в упор смотрит на меня, стараясь осмыслить услышанное. Чувствую, как руки в моих сжимаются сильнее, причиняя легкий дискомфорт. Ногти впиваются в кожу. Скорей всего останутся следы.

— Послушай меня, хорошо?

Стараюсь говорить так мягко, как умею. Ти кивает, не отводя от меня своих кристальных глаз.

— Не нужно бояться, я не стану ни к чему принуждать, просто не хочу обманывать, понимаешь? — механический кивок, но вижу, что ни черта она не понимает. — Я люблю тебя не как сестру, Теа, хочу целовать тебя, находиться рядом, но не как с сестрой. Ты мне нужна рядом, как любимая девушка и никак иначе.

— Но Эйд, это неправиль..

— Неправильно? — бесит это слово. Кто, черт возьми, имеет право указывать остальным, что правильно, а что нет? Кто вообще установил эти бредовые незримые законы?!

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Понимаю что подло, но нужно сыграть свою партию правильно. Главное не напугать ее.

— Теа, а кто сказал, что это неправильно? Откуда ты это знаешь? Почему ты не осуждаешь любовь геев, а мою любовь решила осудить?

— Я не осуждаю, Эйд.

— Осуждаешь, малышка, я же вижу. У тебя на лице все написано.

Поднимаюсь с корточек, отпуская ее руки. Под пристальным взглядом беру новую сигарету. Как же просто с ненужными тебе поклонницами, с ними можно не притворяться. Неужели Ти всерьез считает, что я счастлив от такой любви? В гробу я вообще само это чувство видал, но раз оно есть, ничего не попишешь.

— Тебе нет смысла бояться, я к тебе больше не притронусь, — намеренно безэмоциональный тон заставляет ее поморщиться. Убираю руки в карманы джинс, зажав сигарету в зубах. — Но и братом я тебе больше не буду.

— Как?

— Либо ты со мной как девушка, либо никак, — равнодушно пожимаю плечами, глядя на наручные часы. Пожалуй, я успею к началу сбора и смогу прогнать план еще раз. — Выбор исключительно за тобой.

— Но, Эйден, ты же мой брат. Это не честно.

— Ты сама захотела поговорить, Ти, и услышала правду, так что не стоит меня обвинять в нечестности. Нет, ты не переживай, я тебя буду защищать как и раньше, но не больше.

Молчит. Бросаю окурок и поворачиваюсь к машине. На душе хреново, но иначе нельзя. Пусть думает, что имеет право выбора, так будет проще обоим.

— Эйден, стой.

Попалась. Спиной чувствую, что она приближается. Старается повернуть меня. Прячу улыбку, чтобы предстать перед ней без неуместных для нее эмоций. Слезы в ее глазах сжимают сердце в кулак, но не говорю и слова.

— Пожалуйста, не надо так. Пожалуйста, Эйд.

Крепко сжимает мои руки, кусая нижнюю губу.

— Теа, скажи, — освобождаю одну кисть и нежно провожу по ее щеке, стирая слезинку, — ты можешь перестать меня любить?

— Нет.

— Вот и я не могу. Я ведь не просто так захотел влюбиться именно в тебя, понимаешь? Я пойму если ты не захочешь больше общаться и приму любой твой выбор, — наглая ложь, но ей об этом знать не стоит. — Но если я нужен тебе...

— Нужен, Эйд. Не уходи, пожалуйста.

— ... если я нужен тебе, то придется решить, готова ли ты дать мне больше, чем отношения сестры и брата.

— Но, Эйден!

Похоже не один я хочу получить то, что мне нужно. Судя по ее глазам, она намерена бороться за прошлое. Удачи.

Хмыкнув собственным мыслям, резко наклоняюсь к ней и целую. Не реагирую на легкое сопротивление, прижимая сильнее к себе. Привкус ее слез на губах совсем не портит удовольствия. Я настойчив, и Ти наконец перестает бороться, замирая в объятиях. Но мне этого мало. Я хочу ответа. Хочу настоящего поцелуя. Долгого. С языком.

— Ответь мне, — выдыхаю не отстраняясь от нее. Не сбавляя напора. — Или отпусти.

Замирает, стараясь понять, что значат мои последние слова, смотрит на меня в упор, ища отгадку. Судорожный вздох, закрывает глаза и подается навстречу.

Значит решила, что навсегда прошу отпустить? Глупая.

Углубляю поцелуй, касаясь ее языка своим. По телу проходит дрожь, вжимаю податливое тело в себя еще сильнее. Стоим так бесконечно долго, с каждой новой секундой усиливая напор губ. Ти на секунду открывает глаза, и успеваю заметить, как сильно они затуманены. Она же еще совсем неопытна. Ее руки, перебирающие мои волосы на затылке, громче всяких слов кричат о том, что она перестала воспринимать кого целует, а просто наслаждается новыми ощущениями. Я добился того, чего хотел. Теперь, как бы она не хотела, будет подсознательно возвращаться в это мгновение. Гадать, так же приятно со мной другим, как ей сейчас. Любое мое касание будет восприниматься иначе. Тактильная память бесценна. И ее тело и губы будут помнить мои касания.

Отстраняюсь, стоит услышать стон мне в губы. Заковываю лицо в свои руки.

— Только так, Теа, и только со мной. Понимаешь меня?

— Эйд?

— Я больше не прикоснусь сам, но и никто другой не прикоснется, понимаешь? Хорошо меня послушай, золотко, посмеешь поцеловать другого, обнять или еще что-то, и я убью его.

Целую в нос и ухожу. Даже не оборачиваясь, знаю, что она так и стоит во дворе, не спуская с меня глаз. Чувствую ее взгляд.

Все по плану. Все как и должно быть. Прости сестренка, у тебя нет выбора. Я слишком хорошо тебя знаю. Механизм запущен, игра началась.

Глава 7.

Никогда и ничего нельзя получить, просто желая этого. Неопровержимая истина, против которой не попрешь. Каждое, даже малейшее достижение, требует твоих усилий. Нельзя достичь вершин, сидя на диване и придаваясь пустым фантазиям о них.

Порой кажется, что осознание этого живет во мне с рождения. Пропитало всю мою сущность, приучило бороться за свою жизнь. Самому делать ее такой, какой я ее вижу и хочу видеть.

Лицемерие мне чуждо, а потому за свои достижения я благодарен лишь себе. Отмазки остальных о важности правильного воспитания — бред. Как иначе объяснить, что у правильных набожных родителей рождаются будущие маньяки. Порой я думаю, что этот изъян дается младенцу с рождения. Как бы ты не крутил, но твоя жизнь предрешена заранее, тебе лишь остается решать, как ты будешь относиться к происходящему.

Никогда не терпел роли жертвы, а потому еще в детстве выбрал роль палача. Возможно, мой мозг повернут, а умозаключения достойны пристального внимания специалистов психических клиник, но я не задумываясь предпочту место того самого маньяка, нежели его жертвы.

Никогда не мечтал стать героем. В чем прелесть умереть, но знать, что о тебе скажут хорошее после? Уж лучше жить и наслаждаться своей вседозволенностью, выстраивать реальность на собственных принципах. Стирать границы, делать то, что заставляет каждый мускул дрожать от удовольствия. И похрен на мнение других.

Кто они такие, чтоб слушать их? Чем они заслужили право указывать тебе на ошибки? Ничем. Но мы так боимся осуждения, что готовы прикрываться незримыми правилами, лишь бы плыть по течению в своей скучной ежедневной рутине, что мы называем жизнью.

Никто не замечает, что то, что действительно может разбавить твою жизнь острыми ощущениями, как правило, запретно. Наказуемо. И от того, пожалуй, в несколько раз соблазнительней.

У каждого есть свой затаенный грех. Тот, который они скрывают ото всех и зачастую от себя самого, стыдясь. И тут опять возникает вопрос о том, как ты воспримешь его. Станешь стыдиться, стараться избавиться, отрицать или же...

Или же примешь и будешь наслаждаться. Я принял. В тот самый момент, как только понял, что самое больше удовольствие получаю от совершения возмущающих остальных поступков, решил, что это мое.

И видимо судьба оказалась довольна моим принятием, раз все время сталкивала с теми, кто сильнее раскрывал во мне бунтующую натуру, раскрывал возможности, открывал глаза на лежащие на поверхности перспективы. Просто протяни руку и возьми.

Я был благодарным учеником и впитывал каждую крупицу знания других. Сознательно шел на риск, заряжаясь адреналином от собственной дерзости. Вскоре мое увлечение превратилось в игру. Я на себе ощутил суть слов о прелести самого процесса, в равной степени с достигнутыми впоследствии целями.

Каждое новое дело с каждым разом становилось все сложнее. Я испытывал себя. Испытывал свои возможности и наконец понял, что если ты сам не ставишь себе рамок, то границ не существует. Ты можешь все.

Вчерашний вечер в очередной раз стал тому доказательством. Не смотря на нехватку времени, мы сделали это. Результат получен, в теле до сих пор бушует шальная доза адреналина вперемешку с возбуждением. Сидеть на месте тошно. Трясет, как после первого прыжка с парашютом.

По иронии возвращаюсь домой в то же время, что и ушел тогда, после разговора. Не думал, что возможно так соскучиться за каких-то два дня, но я дико скучаю по Тее. Хочется ее увидеть, оценить масштабы последствия нашего диалога.

Нахожу ее на кухне с отсутствующим выражением на лице и яблоком в руке. С первого взгляда понимаю, что малышка далеко в своих мыслях и совсем не реагирует на окружающую обстановку. И о чем же она думает интересно?

Хочу обнять, но всплывшее обещание не позволяет сделать этого. Нужно держаться. Именно сейчас стоит вспомнить о том, как достигаются мечты. В моем случае труд не столько физический, сколько моральный. Не стоит об этом забывать.

Сажусь напротив, не сводя с нее пристального взгляда. Ти все так же не видит меня, задумчиво кусая яблоко, что посылает тысячу ассоциаций в воспаленное сознание.

Гребаный извращенец, ты когда-нибудь успокоишься?

В ответ на мысли в голове всплывает наш последний поцелуй. То, как она облизывает губы от яблочного сока, завораживает. Чувствую себя коброй гипнотизируемой звуками флейты. И Теа сейчас мой заклинатель. Во рту скапливается слюна, которую приходится глотать.

Сейчас как никогда эта девочка является для меня сильнейшим искушением. Нужно отвлечься, не отходить от роли.

За неимением лучших вариантов включаю звук телевизора громче. Говорят обо мне. Пусть даже сами об этом не знают, но продолжают комментировать мое мастерство, гадая, кто я. Приятно. На губах вновь появляется самодовольная улыбка, а по телу ползут мурашки от одного воспоминания о вчерашнем деле. Осталось только продать камень, но это уже не мои заботы.