Покажите мне другой глобус

Водитель тихо чертыхнулся, сдавая машину назад для разворота.

— Оторвали ей лапу, — просто ответил он. — Дети — они вообще-то игрушки того... портят. Ломают. Лапы, крылья, хвосты отрывают. Могут и глазик вынуть, и животик разрезать. Из любопытства. Если выживет, сюда выкидывают.

— А почему не на Барахолку? — спросил Костыльков.

— Ну, некоторые продают, но вообще это не очень принято, — принялся объяснять Малыш. — Игрушка-то говорить умеет. Может про своего хозяина и лишнего сболтнуть. Поэтому обычно игрушке сохраняют связь с бывшим хозяином. Чтоб любила, тосковала и всё такое. Их иногда обратно берут. Ребёночек оторвал хобот слонику, выбросил, а через полгода снова слоника захотел, и не другого, а того самого слоника. Или там блядь тигрёночка, — с неожиданной злостью добавил он.

— И они дают себя увечить? — не поверил Костыльков. — Вот прямо так — оторвать лапу?

— А что делать-то? — грустно сказал Малыш. — Они ж игрушки. В них зашито — любить хозяев и всё для них делать. Что скажут — то и делают. Матильде её поганец мелкий велел лапу отгрызть, когда сам оторвать не смог. Она отгрызла. Плакала, а грызла. Они же живые, боль чувствуют... Теперь у неё травма. Душевная и физическая.

— У неё вроде бы лапа из груди растёт, — вспомнил Тёмка. — Прямо из середины.

— Ну это уже здесь переделали, — сказал водитель. — Я её сколько уговаривал новую пришить. Вот уговорил наконец.

Тёмка вспомнил коготь, торчащий из пластика, и понял, что именно Малыш искал на Барахолке.

— Им вообще-то неплохо тут живётся, — продолжал водила. — Детишки, когда подрастают, могут помочь материально. Некоторым игрушкам даже пенсию платят. Плюс место посещаемое, туризм, бизнесы всякие. Только грустно им. Они же домашние...

Тёмка понял.

— А ты Матильде предлагал... ну, например, к тебе переехать? — осторожно спросил он.

— Сто раз, — Малыш, наконец, выехал на относительно чистый участок дороги и газанул так, что Тёмка чуть не прикусил язык. — Не может она уйти. У неё связь сохраняется, я же говорю. Говорит, помру, набьют из меня чучело — купишь, дома поставишь... Куплю, наверное.

— Слушай, а Бритни спидозную, — Тёмка решил сменить тему, — ты куда пристроил?

— К Винни-Пуху. Ты ж там был? С Матильдой?

— С ней, — не стал отрицать Тёмка. — Там белка работает.

— Это сеть, — объяснил водила. — Английская, кстати. Этот, как его... Кристофер Робин основной акционер. Был, — добавил он. — Теперь весь бизнес муми-тролли выкупили.

— А Винни-Пух? — полушутя поинтересовался Костыльков.

— Спился, — водитель круто развернул машину посреди огромного газона с ярко-зелёной травой. — Кристофер его чучело на "Сотбисе" за четверть лимона толкнул какому-то фанату...

Внезапно в кармане у Малыша заиграло что-то вроде бравурного марша. Тот моментально схватился за трубку, не отпуская руля. Лицо у него сделалось дисциплинированным и ответственным.

— Да, слушаю... Да... Еду... — он покосился на Тёмку, пожевал губами, потом произнёс деревянным голосом: — Я тут застрял на десятой линии, движение по континууму большое, пробка. Да, понимаю, сейчас буду.

Он положил трубку и виновато посмотрел на Костылькова.

— Начальство звонит, срочно-срочно. Я соврал, что на десятой линии, там всегда пробки. В общем, отъездились мы на сегодня. Расплачивайся, а я тебя сейчас домой подкину. Извини, на Тверскую не могу, на Новом Арбате высажу.

— Ну... Жаль, — сказал Тёмка.

— Да не грусти, — подбодрил Малыш. — Телефончик-то мой у тебя остался, да? Если чего надумаешь или куда подбросить надо — созвонимся, угу?

Тёмка подумал, что он прав, и приободрился. Интересности не кончились, а просто отложились на время.

— С тебя шестьсот, — напомнил водитель. — По двести за глобус договаривались, помнишь?

Тёмка хотел поспорить насчёт мира с электроникой. Потом решил, что не стоит портить отношения, покопался, отсчитал бумажки и отдал их Малышу.

Машина пронеслась через заснеженную дорогу, потом — мимо небоскрёба, освещённого изнутри каким-то радужным светом. В радио засвистела восточная мелодия, потом пропала, а потом радостно взревело радио "Шансон" и Тёмка понял, что он дома.

— Слушай, мы сколько уже катаемся, а всё вечер? — не понял он.

— А где-то ночь, а где-то утро, — философски заметил Малыш. — Ты, главное, сам не засни. Алкоголь с адреналином смесь опасная... Чёрт, — озабоченно хлопнул он себя по лбу, — не спросил я у начальства про сектор. Седьмой глобус пятой осевой, а вот пятьсот сорок четвёртый или пятьсот сорок пятый? Хотя это у тебя пятьсот сорок четвёртый... Что-то я путаюсь, совсем замотался...

Машина тормознула на светофоре.

— Всё, выходи, — скомандовал водила. Костыльков отстегнул ремень, бросил "до встречи", хлопнул дверью, быстренько проскочил мимо джипа со страшным кенгурятником и выбрался на на тротуар.

Первое, что он увидел, был рекламный щит. Девушка с большой грудью влюблённо смотрела на "Моторолу". Тёмка усмехнулся и пошёл вверх.

Сверху мусорило снежными паутинами. Было светло от фонарей и рекламы. Новый Арбат, несмотря на позднее время, был запружен машинами. Движение тормозила оранжевая мусорка, рядом с которой неспешно ехал белый свадебный лимузин необычайной длины. За его спиной, изнывая, бибикал целый выводок малолитражек с чёрным лексусом во главе. Всё вокруг было знакомо, привычно и ненавистно, как изжога после порошкового кофе.

Он перешёл на другую сторону через переход, поменял пятьсот долларов в обменнике возле казино (курс был грабительский, но искать получше не было ни сил, ни желания), и побрёл к "Ангаре".

Отдав куртку портье и слегка задержавшись возле пивбара, он поднялся на второй этаж. Там было жарко, людно и грохотала музыка: как обычно, старая советская эстрада. Звук был такой, будто псих крушит кувалдой буфет с хрусталём, подбадривая себя идиотской песенкой. Но это как-то очень соответствовало Тёмкиному настроению.

Через пару минут выяснилось, что мест нет. Тёмка рыпнулся было к пустующему столику у окна, но был остановлен бдительной администраторшей, которая заявила, что стол зарезервирован на семь. Костыльков посмотрел на часы — было семь часов двадцать одна минута — и попросил его всё-таки посадить. Администраторша пожевала губами и с сомнением сказала, что гости могут задержаться, но потом махнула рукой, пообещав, однако, выселить его за стойку, если гости всё-таки явятся.

Тёмка с удобством устроился у окна, положил на стол полупустую пачку "Парламента" и принялся изучать меню. Решил взять местное тёмное и строганину из нельмы, а потом подумать насчёт хреновухи и горячего.

Запиликал телефон. Тёмка посмотрел на определитель номера. Звонил Тительбаум. Костыльков немного подождал, потом всё-таки нажал зелёную кнопку.

— Тёмкочка, — начал Олежек с места в карьер, — ты меня убил сегодня. Ты вообще понимаешь, как ты меня сегодня подставил? Ты...

Тёмка сбросил звонок. Потом подумал и отключил аппаратик совсем.

Думать о Тителе не хотелось. Думать о событиях сегодняшней ночи — тоже. Хотелось сидеть, смотреть на мерцание зеленовато-желтых огней на противоположной конце улицы, на машины, время от времени бросая взгляд на луну, повисшую напротив и похожую на белую луковицу с подгнившим бочком.

— Извините, — голос администраторши отвлёк его от неторопливого созерцания, — гости пришли.

Тёмка в недоумении обернулся. Администраторша нервно жевала губами, а рядом стояли двое — широколицая крашеная блондинка в узких очках, и высокий брюнет южного вида с густейшими бровями и смоляной бородкой клинышком. Дама стояла чуть позади, но было видно, что она тут главная. Её прямо-таки распирало от самоуверенности и готовности покомандовать.

— Ми столик заказали, да, — на повышенных тонах начал брюнет, — нэ понимаю, в чём праблэма...

— Вы опоздали, мы не можем держать места, когда непонятно, придёте вы или нет... — попробовала было объясниться администраторша, но восточный брюнет её прервал:

— Я би звонил и убрал заказ! Нам нужен столик, вы русский язык панимаэте, нэт? Кто тут старший? Пазавите старшего, будэм разбираться!

— Подожди, — голос у дамы оказался до того властный, что администраторша инстинктивно втянула голову в плечи, а горячий брюнет подавился своей тирадой. На шее дамы сверкнуло странное украшение: восьмиконечная звезда с разными лучами, в ней — синий трёхгранник в оранжевом круге.

— Мы здесь ненадолго, — сообщила она тоном английской королевы, заглянувшей в придорожный трактир. — Молодой человек не помешает? — вопрос был задан как бы в пространство, но адресовался Тёмке. Во всяком случае, Тёмка почувствовал именно это.

— Не помешает молодой человек, — обречённо сказал он. Ссориться с этими невесть откуда взявшимися, но явно непростыми людьми ему не хотелось, выселяться за стойку тоже.

— Присядем, — дама неожиданно ловко, как большая хищная рыба, вплыла в узкое пространство между столом и лавкой и устроилась у окна напротив Костылькова. Брюнету ничего не оставалось, как сесть рядом. — Меню принесите, — бросила она администраторше два слова, как два гроша.

Администраторша пискнула "сейчас" и быстренько смылась.

— Мне кофе и сигареты, — распорядилась дама, не глядя на брюнета, но обращаясь явно к нему. — Есть тут нельзя. Подбираем нашего мальчика, ты даёшь им что-нибудь, уходим.

Брюнет засемафорил рукой: "дэвушка-дэвушка-дэвушка".

Тёмке стало неловко перед начальственной дамой, и он молча подвинул в её сторону своей "Парламент". Дама поблагодарила взглядом, вытащила белую палочку, сунула в рот. Брюнет тут же достал зажигалку, крутанул колёсико, и, предупредительно изогнувшись, выбил перед кончиком сигареты зубец рыжего пламени. Костылькову снова бросилось в глаза украшение со странной эмблемой. Где-то он её сегодня видел, подумалось ему.

Подбежала официантка, явно заряженная администраторшей на быстрое целевое обслуживание. Брюнет сделал заказ, на вопрос о сигаретах ответил "Вог бэз мэнтола", и тут же сунул девушке кредитную карточку со словами "рассчитайте нас прямо сэйчас, чэк принэсите, мы патом дабавим". Девушку как ветром сдуло — Тёмка даже не успел сунуться со своим пивом и строганиной.

— Добрый вечер, Надежда Васильевна, — к столику подошёл молодой парень: худой, высокий, с вытянутым лицом. Тёмка почему-то подумал, что парень похож на него самого в молодости. Правда, во внешности чувствовалось что-то смутно-восточное. Одет он был неброско, но очень недёшево: чёрная рубашка, явно недешёвая, чёрный вязаный галстук, широкий ремень с золотистой пряжкой. Волосы были аккуратно уложены, волосок к волоску, подбородок идеально выбрит.

Дама чуть подвинула голову и слегка улыбнулась. Улыбка была почти человеческой, так что Тёмка успел удивиться. Правда, она сразу же исчезла, губы уверенно сложились куриной жопкой.

Зато брюнет не стал скрывать неудовольствия. Он насупил смоляные брови и грозно уставился на юношу.

— Са мной здароваться ужэ нэ хочишь? — начал он таким тоном, что было сразу понятно: это не в первый раз. — Нэ уважэние старшим...

— Добрый вечер, Ильфак Мирзаевич, — парень произнёс эти слова таким тоном, как будто зачитывал цитату из словаря иностранных слов, после чего без лишних церемоний сел рядом с Тёмкой, которого, впрочем, не удостоил и взгляда.

— Здравствуй, Игорь, — сказала дама. — У нас мало времени. Ты не передумал?

— Надежда Васильевна, я не стал бы вам надоедать, — всё тем же тоном сказал парень.

— Прекрати, Игорь, — распорядилась дама. — С моей стороны это должностное преступление и я должна быть уверена в том, что делаю.

— Зачэм прэступление, такиэ слова, просто памочь нада челавэку, — засуетился было брюнет, но дама осадила его взглядом.

— Хорошо, Надежда Васильевна, — парень пожал плечами. — Я могу повторить это ещё раз. Да, я хочу отсюда уехать. В этом я могу рассчитывать только на ваши возможности.

— Игорь, — голос дамы стал суше, — ты понимаешь, что тебе придётся пересмотреть свой стиль жизни? Здесь ты имел всё, что можно иметь в этом мире. И даже несколько больше.

— Я очень благодарен вам и дяде Ильфаку за счастливое детство, — голос Игоря оставался всё таким же ровным. — К сожалению, я вырос.

— У тебя достаточно друзей и знакомых твоей ориентации, — напомнила властная дама.

— Ты канешна извини, но чэго вам всэм ещё нада? — внезапно взорвался Ильфак Мирзаевич. — Ваши из телевизора не вылэзают! Вся мода, всэ мадэли, вся искусства ваши, да? Балшой Театр вэс! Статью вашу в девяноста пэрвом атмэнили!

— В девяноста третьем отменили, большое спасибо, — парень говорил, будто читал по бумажке. — Телевизор маленький и я в нём не помещаюсь. Шить я не умею. И танцую тоже неважно.

— Прекратите оба, — распорядилась дама.

— В Америку чэго не едет? — буркнул Ильфак Мирзаевич, — я говорил, ехай в Амэрику, там у ваших всэ права, их нэ тронь, нычего нэ скажи, сразу тюрма!

— Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то садился в тюрьму, — всё тем же голосом сказал парень. — Я просто не хочу жить... здесь, — пауза была еле заметной, но Тёмка услышал.

В сумочке дамы запел мобильник. Та с кошачьей ловкостью его выудила — аппаратик был маленький, розовенький, со стразиками — и прижала к уху.

— Где ты? Какая линия? Какой сектор? Пятьсот сорок четвёртый? Ты кретин. Что значит я не сказала? Ты должен был включить голову и вспомнить моё основное место работы. Короче, — голос дамы стал очень холодным, — ты немедленно должен быть на седьмом глобусе пятой осевой пятьсот сорок пятого сектора, на Новом Арбате, на стоянке перед "Ангарой". Если через пять, — я сказала пять! — минут тебя нет, в этом месяце у тебя не будет зарплаты и левых приработков, о которых я отлично знаю... Уфф, — она бросила игрушку обратно в сумочку, — какой же идиот этот Маугли, — бросила она брюнету.

Тёмка посмотрел на властную даму внимательно, вспомнил, наконец, эмблему на боку машины Малыша и решил, что ему лучше помалкивать.

— Кстати, Надежда Васильевна, — снова подал голос Игорь, — у меня ещё одна просьба. У меня был конфликт с вашим водителем. Извиняться не хочу: он меня ударил.

— Я завтра же его уволю, — пообещала дама. — Послезавтра, у меня две срочные поездки, — приняла она решение.

— Не нужно, Надежда Васильевна, — попросил Игорь. — У него были причины. Я был пьян и позволил себе лишнее. Нормальному мужчине противно, когда к нему пристают извращенцы. Так ведь, Ильфак Мирзаевич?

Брюнет скривился, но промолчал.

— Вместо извинений передайте ему вот это, — Игорь достал из кармана и протянул даме золотую фигурку. Тёмка бросил косой взгляд — это была крохотная кошка с толстым хвостом.

— Связь с моей игрушкой, я с ней плохо обошёлся, — объяснил Игорь. — Надеюсь, он будет ней бережней обращаться. Только детей заводить не советую. Тоже передайте, пожалуйста.

Надежда Васильевна посмотрела на юношу скептически, потом подумала и фигурку взяла.

Снова задребезжал телефон. Дама выловила его из недр сумочки и с крайне недовольным видом снова приложила к уху.