Во-вторых... Петрович, как ты думаешь, какая последняя мысль у меня крутилась в башке, когда проф с Фрилансером своим меня к саркофагу подключали? Не знаешь? А я вот прекрасно ее помню: сразу тебе мозги вышибить, или сперва в тушку, а уж потом — контрольку...

А чему тут удивляться, Вадик. И "задача, которую папа озвучил" тут совсем не причем. Вы себя хоть на минуту в моей шкуре представляли? С тобой, Петрович, все ясно и просто. Как с котелком без ручки. Тебе только дай "Микасу" утопить по принципу "Д квадрат Пи Эр". Давай-давай! Потом разберемся! Да и с тобой Вадик — не сложнее: свалить из этого дерьма самому, к нам подлизаться, да и папаню потом сюда вытащить. Я представляю, как ты офигел, когда ясно стало, что четвертый — это Фридлендер...

А вот как мне все это? Страны — нет. Всех кого знал, с кем вместе под пулями на брюхе ползал, на караван ходил или к козлопасам на огонек, ТОЖЕ НЕТ. Прикончил их всех твой папик. Одним щелчком тумблера... Вопросик наводящий: я ему что-то должен был?

Так что перспектива на дальнейшее вполне логичная. Петровича — за борт без мозжечка. Знал юнош до фига много. Самому — на "Варяге" до первого порта. А оттуда — на Гудзон. С моими знаниями, умениями и молодой-то тушкой,— а я знал уже перед переносом, кого они тут зацепили — ого, робяты... Я бы так устроился, что любому Арику Шварцу и не снилось, блин...

И вот. Когда я прочухался тут... Все это намерение и сдулось. Потому как Вася Балк... Он оказался не просто молодым. И не просто храбрым парнишкой. Он еще и только что побывал в первом своем бою. И кроме присяги, Родины и прочих звонких словесов, которые в его черепушке были не просто звуком, он еще и ОБОЖАЛ своего героя-командира. И такой у нас с ним интересный диалог вышел... Типа "сам с собою я веду беседу", что дальше все было так, как было. Спасибо тебе, Петрович, что коньяку вовремя плеснул. А то ведь крыша и уехать могла. Или моя, или его... А уж совсем МЫ едины стали в Артуре. Веруньчику спасибо. Так что после того ее убойного взгляда, вы оба и получили окончательную амнистию. А не отсрочку. Ясно я выражаюсь? Хотя именно сейчас, если рассуждать "по-коловски", самое время мне вас всех валить и рвать когти отсюда.

Ага... Теперь оба вылупились! Ладно. Для наивных юношей поясню. И это будет как раз, в-третьих: войну мы Николаю выиграли, революцию в зародыше притушили. До фига чего ценного на тему кто, что, где и как — слили. Что-то там дальше, какая-то еще польза ему от нас? А может, наоборот, ВРЕД? Ведь и Балк, и Руднев, и Лейков, вернее, те, кто там, в них, они выросли в социалистической республике... Без царя. И республика эта прекрасно себе развивалась после ЕГО УБИЙСТВА. Что там они еще задумали, а? Может, ну их, эти риски. И так много чего сделали уже. ДОСТАТОЧНО...

Понимаете теперь, на какой мы скользкой дорожке. Да еще круг посвященных — пятеро со стороны. Это уже чудовищно много. И одна из них — женщина. Это сегодня все славно, Вадик. Поскольку любовь. А вдруг — возьмет, да и разлюбит? Или хуже того: ты дуриком залезешь на кого-нить, и донесут? А от любви до ненависти сколько? Ладно, Мишкин и Макаров. За них почти не беспокоюсь — у первого своя любоФФ, второй слишком мудр для глупостей. Но два заведомо слабых звена, плюс батюшка — вещь в себе и непрогнозируемый Фрилансер, мать его... Это, ребятки, СЛИШКОМ много для того, чтобы считать ситуацию контролируемой.

Поэтому, с учетом того, что вариант "по-коловски", с душевной мукой и пониманием того, что сам себе усложняю жизнь, мною отставлен, оставляю для обсуждения два варианта. Первый. Быстро всем отсюда рвать. Попутно отправив в Обводной канал тушку Фридлендера, по совокупности содеянного. И второй. Продолжать наши игры "во славу России", но с трезвым пониманием того, в какой глубокой заднице мы сейчас находимся.

— Василий Александрович, спасибо за откровенность, конечно... Но я бы выбрал второй.

— Ясно, Вадик. Петрович?

— Тоже. Хоть, конечно, первый и безопаснее...

— Понятно. По вашим озабоченным фейсам, коллеги, делаю вывод, что серьезность момента и принятого решения осознана... Тогда, внимание. Вопрос. Сомнения в том, что парадом командую я, у кого-то возникли? Хорошо. А вот что делать с "дядей Фридом", Вадим, предоставь теперь решать мне. Ясно, надеюсь?

Про все остальное — отдельно поговорим. Главное, пока я не познакомлюсь с Зубатовым и не влезу в курс питерских дел, всем сидеть тихо, как мышатам под веником. И никакой самодеятельности, блин. Нам с тобой Петрович — на первое время систематизировать итоги войны. Тебе, Вадим, как можно ближе сойтись со Столыпиным, и подталкивать индустриализацию и реформу на селе, начиная с переселенческой программы. В остальном, ребята, помнить главное: "кадры решают все". Кто это сказал, кстати?

Все, пока народ, я побежал за Верочкой. К царю не опаздывают. Его просьба — сиречь приказ. Подарком еще каким-то грозился.

— Василий Александрович, тут по поводу дяди Фрида, еще кое-что...

— Потом, Вадик, потом все расскажешь. Ждите меня и не пропадайте никуда...

* * *

— Васька! Ты с ума сошел... Я боюсь!!!

— Верок, Ты что это у меня!?

-Вась... Я не пойду... Можно?

— Тю... Счастье мое... Ни японцев, ни Стесселя с его стессельшей, ни кровищи гангренозной не боялась, а тут... Ну, кисенок-мысенок, ты чего это вдруг? Да он такой же человек, как и я. Только росточком пониже, а усами погуще! Да и чего тут страшного-то, господи? Не кусается же он...

— ОН ЦАРЬ!!!

— Верунчик, заинька, успокойся, прошу тебя, счастье мое... Он — человек. И вполне себе нормальный, а не упырь какой-нибудь. А царь, не царь... Работа такая. Давай, пудри носик, поправь глазки, и — пошли. Даже к соседу на званый ужин опаздывать не хорошо... Господи, Вер... Какая же ты у меня красавица...

— Васенька, любимый...

— Уй... Верок... Аж голова закружилась... Прости, но правда не хорошо получится ведь.

— Ну, пошли, пошли... Веди уж к своему Величеству, гвардеец...

* * *

— Заходите, заходите, любезный Василий Александрович... Сами свою будущую супругу мне представите?

"Блин! Вот только не заржать... Почти как в незабвенном "Иване Васильевиче": "Царь! Очень приятно, Царь"... Так-с... А не слишком ли долго мы ее рассматриваем? Ревновать к помазаннику божьему тут принято, или как? Василий, спокойно... Фух... Пронесло, кажется... Так, о чем это там перед ней Величество распинается"...

— ...Очень рад за вас, мои дорогие. А и правда, молва народная не врет: действительно самая красивая пара Артура. Да и не только Артура, я полагаю,.. Значит, достойны Вы, Василий Александрович, чтобы такая красавица на Вас глаз положила! — Николай не преминул заметить мгновенного сумбура чувств, промелькнувшего в глазах Балка, и жизнерадостно рассмеялся. Поскольку списал его на удивление Василия, вызванное, судя по всему, монаршим внешним видом. И дабы не мучить гостя разными догадками, сразу же объяснил в чем дело:

— На этот маскарад внимания не обращайте. Мой кузен, император германский, обожает все эти переодевания. И поскольку он пожелал явиться к нашим раненым героям Шантунга в форме русского адмирала, коим званием, как Вы знаете, он был мною пожалован, то и мне в свою очередь, пришлось переоблачиться в германский мундир.

— Ваше Величество, а Вам любая форма к лицу... Военная... — Вера смущенно зарделась, потупив взгляд. То ли от собственной смелости, то ли от царских комплиментов.

— Спасибо, моя дорогая... Мы вот с Александрой Федоровной и девочками решили... — с этими словами Николай обернулся к шкафу и извлек оттуда на свет сначала вышитый рушник, а затем небольшую, но очень красивую икону в искусной раме и золотом окладе, — Что заменять отеческого благословения нам не должно. Но и не напутствовать Вас мы тоже не можем. Поэтому и Неопалимая...

А рушник этот Императрица и наши дочки сами вышивали. И Ольга Александровна. На добрую память и в благодарность. Мы все никогда не забудем как Вы, Василий Александрович, трижды в огне войны спасали от гибели нашего любимого брата...

"Ага... Один разок правда подстрелить его самолично пришлось, но зная Мишкина, думаю, что Ты, Твое Величество, об этом никогда не узнаешь..."

Василий почувствовал, что Вера тянет его за рукав... Ах, да! Надо же встать на колени...

— Дорогие мои. От души и сердца благословляю ваш союз. Любите друг друга верно и искренне. Дай бог вам пройти весь путь земной вместе в согласии и в счастии. Себе и ближним на радость, а Родине нашей Матушке-России во благо.

Я же вниманием и участием своим вас отныне не оставлю. НИКОГДА... Будьте счастливы...

И уже на пороге:

— Вера Георгиевна, Вы простите нас, если мы с Василием Александровичем еще минутку переговорим наедине? Благодарю. Подождите, я его Вам скоро верну, — Николай притворил дверь, — Василий Александрович, все потом, кроме вот этого: я просмотрел списки. Сделал себе небольшую выписку даже. Но время! Мы ведь отправляемся в Артур и Владивосток, поездка долгая. А терять не хочется ни дня. Так что пока забирайте это все обратно.

Вот Вам три записки от меня. К Столыпину, Коковцову и Менделееву. Сначала пойдите к Дмитрию Ивановичу. Можете сослаться на данные военной разведки, или сами придумаете, что надо. Но нужно начинать действовать немедленно. И по геологии, и по людям. Ведь, Вы правы, кого-то просто нужно спасать. А экспедиции спешно организовывать. Деньги на срочные траты Минфин выдаст под подпись Менделеева, об этом, собственно, я и написал Коковцову. Так что, как любит говаривать Михаил Лаврентьевич: инициатива наказуема. Вот и впрягайтесь и в это тоже. Заодно и с людьми из "первой шеренги" познакомитесь. А с Зубатовым — второй список...

Если понадобится отдельное мое вмешательство — немедля телеграфируйте. Ну, вроде все. Теперь ступайте. С Богом.

Глава 3. "Не волки позорные, а санитары леса!"

Весна 1905, Лондон, Санкт-Петербург

Промозглый густой туман окутывал все вокруг. Его мутная мгла прятала от глаз дежурившего у сходни матроса частокол фабричных труб, решетчатые хоботы портальных кранов, пакгаузы, трубы и мачты многочисленных судов, ошвартованных рядом с черной тушей пожилого германского сухогруза, или стоящих в доках поодаль. И только булыжники, которыми была вымощена причальная стенка, тускло поблескивали бурыми округлостями в желтом пятне света газового фонаря. Где то внизу, между бортом гамбургского трампа и дубовыми сваями причала, напоминая о своем незримом присутствии, лениво хлюпала Темза...

Маслянистую, вечно мутную желто-зеленую воду главной реки Британии рассмотреть в этом белесом киселе было невозможно. Ее можно было только слышать. И обонять. Вдыхать этот истинный лондонский аромат, который, один раз коснувшись ваших ноздрей, запоминается сразу и на всю жизнь. В нем в особых пропорциях изысканного букета сплелись дивные парфюмы гниющих водорослей, дохлой рыбы, нанесенного приливами из Ламанша ила, и неизбывных миазмов уличных нечистот города, считающего себя столицей Мира.

Этой тошнотворной вонью Лондон пропитан от подвалов до крыш. В разных пропорциях и концентрациях, но так он пахнет везде. Он источает на Вас свое высокородное амбре в Вестминстерском аббатстве и у подножия колонны Нельсона так же, как в банкирском Сити или у дальних старых доков Истэнда. Аборигены к тому, что их город пахнет именно ТАК, естественно привыкли. Пожалуй, уже на генетическом уровне. Как привыкли они к утренним умываниям из раковин с заткнутой сливной пробкой. Свыкаются с этим душком и чужаки, которым приходится бывать здесь достаточно регулярно, как свыкается бывалый фронтовик с тошнотворным, сладковатым запахом тлена. Но для человека, попадающего в Лондон впервые, этот интимный штрих к портрету английской столицы становится откровением. Сравнимым по силе морального воздействия с моментом, когда желанная, очаровательная женщина ложится с вами в постель, предварительно не посетив ванной комнаты...

Старый трудяга "Майнц", чьи трюмы были задраены еще с вечера, поскольку проверка груза, составление коносаментов, а так же остальные портовые формальности его пожилой капитан и владелец Ульрих Рогге закончил еще до захода солнца, был готов к отплытию. Уйти он мог еще вчера. Ведь вечерние туманы в апрельском Лондоне, в сравнении с утренними, кажутся лишь легкой дымкой. Но... Обычное дело: несколько матросов до сих пор не вернулись на борт из портовых кабаков. Другой шкипер плюнул бы на это и давно снялся. Еще пара заходов здесь, потом до Данцига доползти — это не через Атлантику бултыхать. Да и экономия, опять же, какая никакая. Ушел бы и сам Рогге. Но только не в этот раз...

— Дитрих! Ну, что у тебя там?

— Тихо, капитан. Где их только черти носят... Герр Рогге, а если парни, того... Слиняли... Сегодня-то мы точно уйдем?

— Точно. Не задавай дурных вопросов. Пусть Магда твоя потерпит малость. Только горячее будет...

О! Тише! Ну-ка, слушай... У тебя уши получше — не наши ли там горланят? Может, заплутали в киселе этом? Не бултыхнулись бы... Давай-ка, беги вниз, помоги там, если что...

Из тумана, со стороны прохода на причальную стенку между двумя огромными портовыми пакгаузами, медленно приближаясь, доносилось нестройное:

— Auf Deck, Kameraden, all auf Deck!

Heraus zur letzten Parade!

Der stolze "Warjag" ergibt sich nicht,

Wir brauchen keine Gnade!

— Ребята! Шульце? Вилли? Это вы так орете? Где вас черти морские носят, говнюки несчастные?

— Да, да! Это... есть мы! Колоссально, Гюнтер! Нас ждали! Слышишь? Это Дитрих... Макс! Очнись, урод. Пьяная скотина-а... Дитрих пришел тебя встречать... Он тебя повезет к мамочке... С папочкой... Они подотрут твой мокренький, расквашенный носик... Свинья вонючая...

An den Masten die bunten Wimpel empor,

Die klirrenden Anker gelichtet,

In sturmischer Eil` zum Gefechte klar

Die blanken Geschutze gerichtet!

— Эй, Шульце! Ну, где вы?

— Да, Дитрих... А мы тебя видим... Ха-ха-ха...

Навстречу вахтенному матросу из тумана выдвигалось нечто темное и бесформенное, что при ближайшем рассмотрении оказалось двумя моряками, тащившими болтавшегося между ними как куль с дерьмом, третьего. Еще один морячек, пошатываясь брел чуть поодаль...

— Господа, как все прошло, почему задержались так, Василий Александрович, — полушепотом осведомился "Дитрих", быстро подойдя к живописной группе.

— Нормально, Юра. Все нормально. Вчера эсдеки на съезде заседали аж до 23-00. Так что пока мы товарища Литвинова окучили, пока переодели, пока угостили, пока... то да се... Старик себя правильно вел? — так же полушопотом ответил тот из моряков, кто шел налегке.

— Вполне. Все готово. Как туман сойдет хоть немного, сразу уходим. Хвоста не было?

— Был. Поэтому фокус с переодеванием пришлось проделать дважды.

— А филеры?

— Дня два-три они их точно не найдут. Потом, возможно. Но этот Лондон и сам так воняет... Да чтоб я сюда еще хоть раз...

— Ой, не зарекайтесь, Василий Александрович...

— Ой, не каркай, Юрий Андреевич. Портовые? Коносаменты?