Spice and Wolf 5

Чуть кивнув, словно говоря "ну что ж, коли так...", и не обращая более внимания на пламя, Арольд прокашлялся и сказал:

— Снега в этом году немного. Не знаю, куда ты собираешься, но не думаю, что это будет очень уж трудно.

— Я в Ньоххиру.

Левая бровь Арольда изогнулась, синие глаза, прячущиеся в складках морщин, сверкнули.

Лоуренс под своей деловой улыбкой поежился; Арольд помахал рукой, отгоняя пепел, который поднялся, когда он вылил воду на угли, и продолжил.

— Значит, собираешься в самую языческую глушь, да?.. Что ж, думаю, торговцы на то и торговцы, чтобы расхаживать повсюду со своими кошелями.

— О да, и бросаем мы их лишь на смертном одре, — кивнул Лоуренс, стараясь расположить к себе ревностного верующего Арольда; однако владелец постоялого двора лишь иронично усмехнулся.

— Зачем тогда трудиться, их зарабатывая? Получить лишь для того, чтобы выбросить...

Над этим вопросом многие торговцы размышляли.

Но Лоуренс знал довольно интересный ответ.

— Ты ведь не задаешь этот же вопрос, когда прибираешься в комнате, не так ли?

Если деньги — мусор, то получение прибыли — собирание мусора.

Один известный торговец с юга, умирая, раскаялся и сказал, что самая большая добродетель в том, чтобы собрать и выбросить все деньги, которыми человек испачкал этот подаренный ему Единым богом мир.

Служители Церкви, услышавшие эти слова, были тронуты, торговцы же спрятали улыбки за винными кубками — ибо чем более успешным был торговец, тем меньшую долю его имущества составляли конкретные вещи, а бОльшую — числа на долговых расписках и записи в гроссбухах.

И если эти записи и числа пачкали мир, то письменное учение Единого бога пачкало его точно так же. Так что ирония состояла в том, что и эти манускрипты следовало выбросить ради исправления мира — а этот взгляд разделяло большинство торговцев.

Лоуренс считал так же. Ему было жаль Хоро, но сделки успешного торговца он ставил выше, чем молитвы, возносимые к богам, которые никогда на них не отвечают.

— Хех, — усмехнулся Арольд. — Справедливо.

Голос Арольда звучал на удивление весело. Его настроение явно улучшилось.

Похоже, порадовала его больше ирония в словах Лоуренса, нежели эти слова сами по себе.

— Скоро съезжаешь? Я помню, ты дал немало денег за постой...

— Нет, я хочу дождаться, пока Совет Пятидесяти кончит заседать.

— ...Понятно. Ну да, ты хотел встретиться с Риголо. Ты спрашивал про летописца сегодня утром, если я правильно помню. Давненько я не слыхал этого слова. Мало кто в нынешнее время смотрит в прошлое... — Арольд уставился в пространство, глаза его прищурились.

Возможно, старик оглядывался на собственную прожитую жизнь.

Впрочем, совсем скоро его взор вновь обратился на Лоуренса.

— Ну, если ты едешь на север, лучше бы тебе выехать поскорее. Часть пути твоя лошадь тебя провезет, но дальше... тебе понадобятся длинношерстник и сани. Если ты торопишься, конечно.

— В стойле стоит один длинношерстник, верно?

— Да, его хозяин с севера. Думаю, он хорошо знает дорогу.

— А как его зовут? — поинтересовался Лоуренс.

Впервые за время разговора Арольд принял удивленный вид. Это придало ему некое странное очарование.

— Хм. Он уже довольно давно сюда приходит, но я ни разу не спросил его имени. А он с каждым годом все толще. Это я совершенно точно помню. Странно... Ну, думаю, такое бывает...

Что за постоялый двор, в котором нет даже книги записи постояльцев?

— Он торговец мехами с севера, — продолжил Арольд. — Сейчас он где-то в городе... но если я его увижу, то передам тебе его вопрос.

— Я буду очень признателен.

— Хорошо. Но если ты будешь ждать, пока кончится заседание Совета Пятидесяти, то рискуешь просидеть тут до весны, — и Арольд впервые с начала разговора поднес к губам чашку с подогретым вином.

Никогда раньше Лоуренс не видел Арольда таким многословным. Видимо, старик в отличном настроении, решил он.

— Что, оно так долго продлится? — переспросил он, надеясь извлечь что-то полезное.

Лицо Арольда мгновенно стало непроницаемым, и он погрузился в молчание. Несомненно, подумал Лоуренс, это самый правильный ответ, если он хочет дожить оставшиеся годы в покое.

Лоуренс собрался было поблагодарить старика и тем подвести черту под беседой, но тут Арольд внезапно заговорил, прервав его мысли.

— Жизнь человека идет то в гору, то под гору, и точно так же идет и жизнь города. В конце концов, город — лишь скопление людей.

Слова человека, отошедшего от активной жизни.

Лоуренс, однако, был еще молод.

— Но у человека в крови стремление противостоять судьбе, мне кажется. Точно так же как мы ищем прощения, когда допускаем ошибку.

Арольд молча сверлил Лоуренса взглядом своих синих глаз.

В этих глазах виднелся гнев и укор.

Но Лоуренсу нравился старик именно в таком состоянии, так что он не отступал.

Наконец Арольд издал смешок.

— С этим трудно спорить... С тобой приятно было поговорить. Ты ведь уже третий раз на моем постоялом дворе, верно? Как твое имя?

Арольд, ни разу не поинтересовавшийся именем торговца мехами, который пользовался его заведением уже очень долго, сейчас спросил имя Лоуренса.

Он спрашивал не как владелец постоялого двора, но скорее как ремесленник.

Когда ремесленник интересуется именем заказчика работы, это знак доверия — знак того, что он выполнит заказ, каким бы сложным он ни был.

Очевидно, старому владельцу бывшей кожевенной мастерской Лоуренс почему-то пришелся по душе.

— Крафт Лоуренс, — ответил Лоуренс, протягивая руку.

— Крафт Лоуренс, э? Я Арольд Эклунд. В прежние дни я бы сделал тебе превосходную кожаную упряжь, но сейчас все, что могу предложить, — тихая ночь.

— Этого более чем достаточно, — заверил Лоуренс, и Арольд впервые за все время улыбнулся, показав сломанный зуб.

Лоуренс собрался было уходить, когда взгляд Арольда вдруг переместился на что-то за спиной постояльца. Обернувшись, Лоуренс увидел человека, которого увидеть совершенно не ожидал.

Это был тот самый торговец, про которого раньше Хоро заявила, что он женщина. Женщина была все в том же одеянии и с мешком за спиной. Скорее всего, это она рылась в вещах на складе, когда Лоуренс услышал шум.

— Меня ты не спрашивал до пятого моего постоя. А его имя спросил так быстро, да, господин Арольд? — раздался хриплый голос. Если бы не слова Хоро, Лоуренс был бы абсолютно уверен, что перед ним мужчина — молодой торговец, совсем недавно ступивший на самостоятельный путь.

— Это потому что я с тобой не разговаривал до пятого постоя, — ответил Арольд, потом кинул взгляд на Лоуренса и продолжил: — И ты так редко раскрываешь рот. Может, ты такой же общительный, как и я?

— Может быть, — сказал вошедший, и под капюшоном мелькнула улыбка. Лоуренс заметил, что у него даже самой тоненькой бороденки не было — нет, явно женщина.

— Ты, — произнесла затем она, уперев взгляд в Лоуренса.

— Да?

— Нам надо поговорить. У тебя какое-то дело к Риголо?

Если бы на месте Лоуренса была Хоро, ее уши бы дернулись.

— Да, — ответил он в полной уверенности, что у него ни один волос на бородке не шевельнулся.

При упоминании имени Риголо Арольд отвернулся и взял чашку с вином. Такой вот результат получается в эти дни, когда торговец упоминает про кого-то из Совета Пятидесяти.

— Поднимемся?

Женщина указала вверх. Причин возражать у Лоуренса не было, и он кивнул.

— Я возьму вот это, — сказала она и прихватила кувшин, стоявший позади стула Арольда; затем, развернувшись, двинулась вверх по лестнице. Она и Арольд явно не были в родстве, однако, похоже, она его отлично знала — так что же их связывало?

В голове у Лоуренса вертелось множество вопросов, но лицо Арольда вновь стало непроницаемым, как обычно.

Лоуренс вышел из комнаты и пошел наверх следом за женщиной.

На втором этаже никого не было, и женщина недолго думая уселась перед очагом, скрестив ноги. Судя по ее манерам, она привыкла сидеть и стоять в многолюдных местах. Будь Лоуренс менялой, он принял бы ее за товарища по ремеслу.

Она явно не вчера занялась торговлей.

— Ха, я знал. Вино слишком хорошее, чтобы тратить его впустую, подогревая, — произнесла она, попробовав содержимое кувшина, который принесла с собой.

Лоуренс тоже уселся, недоумевая про себя, с чего это вдруг женщина стала такой общительной, искренне ли она сейчас себя ведет, и если нет — какова ее цель.

Сделав еще пару глотков, женщина-торговец протянула кувшин Лоуренсу.

— По-моему, ты сейчас очень насторожен. Могу ли я узнать, почему?

Ее лицо было полностью закрыто, не давая Лоуренсу возможности увидеть его выражение; она же могла видеть лицо Лоуренса отлично.

— Я бродячий торговец, я часто веду дела с людьми, с которыми никогда больше не встречусь. Думаю, это привычка, — ответил он и отхлебнул предложенного ему вина. Вино действительно было вкусным.

Женщина-торговец сверлила его немигающим взглядом из-под капюшона.

Натянуто ухмыльнувшись, Лоуренс признался:

— Женщины среди торговцев встречаются редко. Если одна из них зовет меня на разговор, я волей-неволей настораживаюсь.

Лоуренс заметил, что при этих словах женщина вздрогнула.

— ...Много лет уже никто не догадывается.

— Мы встретились сегодня утром перед постоялым двором. У моей спутницы звериное чутье, знаешь.

Хоро ведь и была отчасти зверем, и если бы не она, Лоуренс ни за что бы не догадался, что этот торговец — женщина.

— Женскую интуицию нельзя недооценивать. Хотя, думаю, не мне это говорить.

— Этот урок мне приходится усваивать каждый день.

Лоуренс сомневался, улыбнулась женщина или нет; так или иначе, она подняла руки к шее и ослабила завязки капюшона, а затем привычным движением откинула его назад.

Лоуренс наблюдал с чуть большим предвкушением, чем дозволяла вежливость. Что за героический облик мне сейчас откроется? Увидев наконец ее лицо, Лоуренс был не уверен, что ему удалось скрыть удивление.

— Я Флер Болан. Но Флер звучит не очень внушительно, так что я зову себя Ив.

Женщина по имени Флер — или Ив — была молода.

Не настолько молода, впрочем, чтобы юность была ее единственным достоинством. Достаточно взрослая, чтобы быть утонченной и изысканной — что делало ее еще более красивой. Лоуренс оценил ее возраст примерно как его собственный.

Глаза ее были не просто голубыми — они словно были выкованы из голубой стали.

Плюс короткие золотистые волосы. Если бы она улыбнулась, стала бы похожа на необычайно симпатичного юношу.

А когда она не улыбалась, то походила на волчицу — волчицу, которая откусит тебе палец, если только попытаешься к ней прикоснуться.

— Я Крафт Лоуренс.

— Крафт? Или Лоуренс?

— Для деловых партнеров — Лоуренс.

— Зови меня Ив. Я не очень-то люблю имя Болан, и я слишком хорошо знаю, как я выгляжу в глазах мужчин, когда накрашусь и надену парик; и эти комплименты я тоже не очень люблю.

Почувствовав, что все нити разговора не в его руках, Лоуренс промолчал.

— Я предпочла бы это скрыть — по возможности, — продолжила она.

"Это", очевидно, относилось к ее полу.

Не желая, чтобы ее разоблачил кто-нибудь еще, она вновь надвинула капюшон и затянула завязки.

Невольно Лоуренсу захотелось сравнить ее с ножом, завернутым в мягкую ткань.

— На самом деле я не такой уж нелюдимый человек. Если уж на то пошло, я весьма разговорчива и учтива.

Почему-то Ив действительно была сейчас очень открыта и многоречива, так что Лоуренс решил подыграть ей в этом.

Она была женщиной, да, но едва ли какой-нибудь принцессой, с которой пылинки сдувают. Так что повода нервничать не было.

— А ты интересный малый. Понимаю теперь, почему старик тебя полюбил, — сказала Ив.

— Спасибо на добром слове. Но с тобой я лишь обменялся приветствиями, так что понятия не имею, чем я тебя заинтересовал.

— Торговцы не влюбляются так уж легко, так что, увы — это не та причина. Но ты не дурак, и ты сам это знаешь. В общем, причина, почему я заговорила с тобой, проста. Мне просто нужно было с кем-то поговорить.

Что-то в ее лице, скрытом за капюшоном, напомнило Лоуренсу о Хоро, хотя манеры Ив были чуть грубоваты.

Если он не будет осторожен, она выбьет у него почву из-под ног, как это постоянно делает Хоро.

— А меня ты удостоила этой чести, потому что?..

— Одна из причин — потому что тебя любит старый Арольд. А он в людях разбирается. Вторая причина — твоя спутница, та самая, которая разглядела мой обман.

— Моя спутница?

— Да. Твоя спутница. Девушка, верно?

Если бы она сейчас назвала Хоро юношей, получилась бы история как раз из тех, какие обожают богатые распущенные аристократы.

Но Лоуренс понял, что имела в виду Ив.

Если он путешествует с женщиной, с ним разговаривать безопасно.

— Одно дело — когда я веду переговоры; но скрывать, что я женщина, при обычной беседе не так-то просто. Я знаю, что я не такая, как все. И я не то чтобы не понимала, почему люди просят время от времени, чтобы я сняла капюшон.

— Это будет звучать как комплимент, но если ты его снимешь, когда выпиваешь с другими торговцами, уверен, им это понравится.

Ив криво ухмыльнулась, но даже эта гримаса выглядела внушительно.

— Как я уже сказала, я тщательно выбираю, с кем вести беседы; в общем, ты должен быть либо стариком, либо вместе с женщиной.

Женщины-торговцы встречались реже, чем феи. Лоуренс даже представить себе не мог, с какого рода заботами ей приходилось встречаться каждый день.

— Торговца, который путешествует с женщиной, встретишь нечасто. Церковники — бывает, или какие-нибудь странные парочки ремесленников или менестрелей. Но им всем нечего рассказать такому торговцу, как я.

Лоуренс чуть улыбнулся.

— Ну, у нас с моей спутницей есть некоторые особые обстоятельства.

— Я не буду лезть в ваши дела. Вы двое, похоже, привычны к путешествиям, и вас, похоже, связывают не деньги, и поэтому я решила, что с тобой разговаривать безопасно. Вот и все.

Договорив, она молча протянула руку за кувшином.

Держать при себе кувшин с вином, который передавался из рук в руки в качестве чашки, было невежливо, так что Лоуренс извинился и отдал его Ив.

— В общем, причины такие, но, разумеется, нельзя просто подойти к человеку и сказать: "Эй, давай поговорим". Потому-то я и упомянула Риголо; но вообще-то это были не просто слова. Ты хочешь с ним встретиться, да?

Ив глядела на Лоуренса из-под капюшона, но прочесть выражение ее лица Лоуренс не мог. Она отлично умела вести переговоры.

Лоуренсу не казалось, что это пустая болтовня, поэтому он осторожно ответил:

— Да, и как можно скорее.

— Могу ли я поинтересоваться, для чего?

Лоуренс не мог взять в толк, зачем ей это знать.

Возможно, то было простое любопытство; или она намеревалась использовать как-то это знание; а может, она просто испытывала Лоуренса, хотела увидеть, как он ответит на этот вопрос.